Глава пятнадцатая
В этом всем, признаться, присутствовала некая кинематографичность, из-за которой я никак не мог воспринять происходящее всерьез. И затянутый паутиной ларец, и куча блестящих предметов, открывшихся нашим взорам после того, как была откинута крышка, и алчное оханье антиквара, погрузившего ладони в эту самую кучу, — все словно сошло с экрана телевизора, из очередной серии очередного сериала.
Ко всему прочему антиквар выглядел крайне забавно, его выражение лица было таково, что я еле улыбку сдерживал. В данный момент он более всего был похож на подростка, который впервые в жизни женскую грудь потрогал, в его глазах сиял ровно тот же безудержный восторг и гордость за себя любимого. Дескать, «да, я этого добился!» Нет, все же то, чем он занимается, изрядно деформирует психику. Не хотелось бы докатиться до подобного.
«Нет!» — Это снова тот же девичий голос, с которым я вел беседу перед тем, как клад подчинился моему приказу. Вот, стало быть, ты кто. Ты — браслет. Золотой, изукрашенный мелкими блескучими камушками, браслет. И тебе очень не нравится то, что Карл Августович держит тебя в руках, не просто же так в голосе слышится смешанная в равных дозах брезгливость и грусть.
— Отлично, отлично, — проворковал антиквар, отложив браслет и следом цапнув крупный перстень с аметистом. — Ого, а это, похоже, работа Позье. Ну да, вот его клеймо. Великолепно!
Эта фамилия была мне знакома, упоминали ее несколько раз на лекциях в институте. Позье был известным придворным ювелиром, причем занимал этот пост он очень долго. Шутка ли — и Анну Иоанновну пережил, и Елизавету, дщерь Петрову, и Петра Третьего, а для матушки Екатерины вовсе большую императорскую корону смастерил. То есть ремеслом своим владел отменно, поскольку в те времена людей ценили больше за дело, чем за слова. Значит, очень сильно недешевый этот перстенек. Имя ювелира, да историческая подоплека, да все остальное…
Короче, неплохой улов достался нынче господину Шлюндту.
— Ах, как интересно! — антиквар выудил из ларца какую-то странную штуку, представляющую собой три небольшие золотые плашки, украшенные драгоценными камнями, соединенные между собой короткими цепочками и вдобавок снабженную двумя крючочками. — Ну-ка, ну-ка… Андреас Ремплер, как я сразу и подумал. Право, сегодня исключительно удачный день!
А вот эта фамилия была мне незнакома. Да и предназначение предмета тоже оставалось тайной, о чем я немедленно и сообщил Карлу Августовичу.
— Это аграф, — антиквар положил предмет на ладонь и подставил его под луч солнца, падающий из оконца. Камни немедленно пустили десятки «зайчиков» по стенам. — Сиречь застежка. Хочешь — плащ скрепляй у горла, хочешь — волосы на голове. Что же до мессира Ремплера — о, это был один из лучших ювелиров своего времени. И очень, очень странной личностью. Он был близок к «молодому двору» и выполнял личные заказы Павла Петровича как в то время, когда тот еще являлся наследником, так и позже, когда он стал императором. При этом в списочных листах придворных ювелиров никогда не значился, хотя был вхож в личные покои его величества.
— Ну и что? — удивился я. — Или это был принципиальный момент?
— В разрезе масонства — да, — хитро глянул на меня антиквар. — Это значит, что мастер Ремплер имел куда более высокий градус посвящения, чем Павел Первый, и последний не мог повелевать его судьбой даже в светской жизни. В то время «вольные каменщики» определяли судьбы Европы и их законы стояли выше законов государственных. Это сейчас кажется, что ваши предки жили просто и незамысловато, а на деле у них все было куда сложнее, чем можно себе представить. В те времена условности и мелочи значили куда больше, чем нынче. Ах, какая замечательная вещица. И я даже знаю, кому ее следует показать!
— А мне вот этот браслет понравился, — я цапнул украшение, недовольное тем, в чьи руки оно попало. — Я его в счет своей доли возьму?
— Валерий, твою долю определяю я, таков был договор, — водянисто-голубые глаза Шлюндта не моргая уставились на меня. — Равно как и способ ее выплаты. Поверь, расчет будет предельно честен, я никогда не обманываю тех, с кем работаю. Меня не раз пытались провести, это да, но я никогда подобным не занимался, таковы мои принципы.
— Вот и замечательно, — я подбросил браслет на ладони. — Кстати, мне и в голову не приходило то, что вы попытаетесь меня надуть. Да и в целом я спокойно отношусь к деньгам, это Стелла на них повернута. С большими деньгами приходят большие проблемы, которые мне в данный момент на фиг не нужны. Но этот браслет я все же заберу. Карл Августович, это часть первого клада, который я нашел. Настоящего клада, а не какой-то детской захоронки. Проще говоря, сувенир на память.
— Сувенир, — Шлюндт подцепил пальцем браслет, сдернул его с моей ладони и усмехнулся. — Украшение работы Самсона Ларионова — сувенир? Валерий, ты в своем уме? Нет, я не против, если ты возьмешь… Ну, вот, скажем, пару екатерининских империалов. Смотри, они в идеальном состоянии, да еще и 1755 года, то есть из самой первой отчеканенной партии. Но это-то предмет искусства. Культурное достояние, в конце концов! Этот браслет должен храниться в должном месте, там, где он получит надлежащий уход. В частной коллекции, например.
По сути, он все правильно говорил, да и не нужен был мне сам браслет как предмет, чего уж там. Просто на душе до сих пор мерзотно было, словно я хорошего, пусть и незнакомого человека под удар подставил. Я к кладам Хранителем вроде как приставлен, а на деле их использую как разменную монету, пусть даже и по необходимости. «Ты предал нас» — эти слова все еще звучали в моих ушах.
И было безумно стыдно перед той девчонкой, что в этом браслете живет. Понятно, что никакая это не девчонка, а некая бестелесная сущность, но это не столь и важно. Я не ангел, всякого на душе хватает, но есть некие грани, которые мне не хочется переступать. Это одна из них.
— Мне ни к чему монеты, мне нужен вот этот браслет, — спокойно ответил я, забирая у антиквара украшение обратно. — Считайте это моей легкой чудинкой, по моему мнению, каждый человек имеет право на таковую. И, разумеется, высчитайте его стоимость из причитающейся мне доли, это не обсуждается.
Взгляд Карла Августовича потяжелел, он молчал и смотрел на меня. Я беззаботно улыбнулся, но взгляд в сторону не отвел. Сейчас тот момент, когда я пойду до конца и со своих позиций не отступлю.
— Пусть будет так, — наконец промолвил он, захлопнул крышку ларца, со скрежетом задвинул боковые крепежи и неожиданно легко поднял его. Тяжелая штука-то, а он, вон, как перышко ее тащит. — Не вижу смысла ссориться с тобой из-за какой-то безделицы, пусть даже и вышедшей из ларионовской мастерской. Тем более что и клеймо на ней не очень отчетливое, на одной экспертизе разоришься.
— Спасибо, Карл Августович, — от души поблагодарил я антиквара, немного радуясь тому, что дело до ругани не дошло, а то и до чего похуже. — За то, что верно все поняли.
— Да-да, — покивал Шлюндт, спускаясь с чердака. — Да и я не очень-то прав. Что монета? Просто золото, сколько его еще у нас будет? А это все же вещь. Память.
Мне кажется, или екатерининский рубль, что я так и таскаю с собой, немного потеплел в кармане? Наверное, кажется. Но вот это «у нас» мне не очень понравилось, хотя в глубине души я понимал, что отчасти он прав. Отчасти, потому что золота именно у него прибавится, а не у нас. В том, что при расчете он нас со Стеллой наверняка надует, я не сомневался ни на секунду, особенно после его слов о беспримерной честности, когда так говорят, значит, точно собираются тебя «кинуть». И ведь ничего не сделаешь. Как проверить, что сколько стоит? А никак. По закону этот ларец ведь куда должен отправиться? В соответствующие органы, для инвентаризации и оценки, а потом нам, наверное, какой-то положенный процент выплатят. Сильно потом. Может быть.
Мы этого не сделали и не сделаем, и, следовательно, не в моих интересах вообще кому-то рассказывать о произошедшем, потому что я теперь, по сути, соучастник преступления. Не сильно страшного, но прописанного в уголовном кодексе. Или административном, я точно не знаю. Так и так плохо.
И, получается, слово Карла Августовича становится единственно верным, сколько скажет, столько и будет. Но устраивать дрязги пока не в моих интересах, поскольку, похоже, без его услуг в ближайшее время не обойтись. Вот и выходит, что эта кабала была первая, но не последняя.
В багажнике у антиквара, как оказалось, даже сейф имелся, небольшой, но очень надежный. Причем он был в автомобиль вмонтирован! Никогда такого не видел, хотя полагал, что в этой связи меня уже ничем не удивишь.
— Надо будет дом с садом кому-нибудь продать, — сообщил мне Шлюндт, перед тем как сесть в машину, и мотнул подбородком в сторону дома. — Теперь и то, и другое мне ни к чему, при этом налоги на недвижимость ниже не становятся, только растут. Завтра же займусь. К слову, Валерий, а ты не желаешь на самом деле стать владельцем этого здания, а? Тогда-то я шутил, а теперь делаю тебе вполне серьезное предложение. Если купишь у меня его, получишь замечательную скидку, обещаю. Сделаешь тут ремонт, облагородишь сад, вволю с этой бесполезной палкой походишь, еще монеты поищешь.
— Предложение интересное, но нет, — отказался я. — Для проживания за городом нужен особый склад характера, у меня его нет. И потом, я же госслужащий. Как я отсюда буду до работы добираться? Вставать ни свет ни заря? Нет уж, мне и дома хорошо.
— Долго ли ты еще на своей службе просидишь? — усмехнулся антиквар, погладив бок сейфа. — Не думаю. У тебя теперь другая жизнь, мой мальчик, и особый путь, которым ты по ней пойдешь. Пятидневная рабочая неделя в твой новый образ существования не впишется, уж поверь.
— Поживем — увидим, — буркнул я. — Вы лучше скажите, Карл Августович, когда мы отправимся в закрома? Мне хотелось бы получить то, что теперь по праву мое.
— Завтра же, — заверил меня он. — В десять утра буду тебя ждать у банка. Я всегда держу свое слово, даже если оно мне и не очень выгодно. Что до твоей доли, которую ты честно заработал, то с ней я тоже попробую определиться до завтра. Думаю, успею.
— Нашей со Стеллой, — поправил его я. — Вроде как она тоже в теме.
— Повторюсь — тут решай сам, — поморщился старик. — Я отдам тебе твою часть, а как ты ей распорядишься — не мое дело. Хотя я по-прежнему не понимаю — при чем здесь ведьма? Единственное, что госпожа Воронецкая сделала, — послала за нами шпиона. И данный поступок, кстати, характеризует ее не лучшим образом.
Шлюндт, как всегда, прав. Он купил дом и дал наводку на клад, я его нашел, а что делала Стелла? Хлестала где-то шампанское, грелась на солнышке и постоянно указывала мне, как надо жить. Вопрос — и в чем тут изюм?
Но это по сути. А по факту пока и с ней отношения обострять не резон, у нас впереди долгая счастливая жизнь вдвоем. Не стоит ее разбавлять скандалами до поры до времени.
До моего дома мы не доехали. Нет, антиквар предложил свой автомобиль в качестве транспортного средства, которое домчит мою особу прямо до подъезда, но я вышел раньше, у давно знакомого мне кафе, поскольку есть хотелось до невозможности. На прощание я попросил Карла Августовича подержать мой металлоискатель у себя в машине до завтра. Ну, не таскаться же мне с ним?
Когда я вышел из кафе, сытый и довольный, солнце уже почти скрылось за домами. Надо же, как быстро день прошел, вроде только-только было утро, а уже, вот, темнеет. Воистину долог день до вечера, если делать нечего, но когда количество событий в твоей жизни превышает все нормы, время мчится со скоростью поезда «Сапсан».
Жирная и сытная еда, а также двести граммов коньяку настроили меня на мажорный лад и более-менее развеяли хмарь, которая имелась в душе после того, что случилось на чердаке. Правда, браслет, спасенный мной из цепких лап антиквара, упорно молчал, не желая общаться, но это тоже ничего. Хотя, может, так и должно быть. Не исключено, что по отдельности подобные предметы не обладают способностью выходить со мной на связь. Может, они разговорчивы только тогда, когда собираются все вместе, а поодиночке остаются просто дорогими и красивыми вещами со скрытым от чужих глаз прошлым.
Город гулял, летом этот процесс особенно хорошо заметен. Зимой другое дело, зимой все сидят по домам, и даже воскресным вечером на улице никого не встретишь, кроме случайного прохожего, но летом все не так. Дороги запружены машинами — это служилый люд возвращается с работы, да и дачники катят из загорода, везя с собой корзинки с клубникой и пакеты с огурцами, выращенными в теплицах. Это предметы их особой гордости, завтра в офисах они будут с достоинством говорить коллегам: «Нам турецкого не надо, мы свои витамины целый год едим».
Там и сям слышен смех и гвалт, летние веранды многочисленных кафе забиты до отказа, никто не хочет сидеть внутри здания. Да, там тоже прохладно и приятно, но лето ведь. На улице лучше. И покурить можно, если осторожно.
Ну и девушки. Длинноногие, одетые так, что вроде все скрыто, но вроде и все видно (как им подобное удается?), легкие, почти невесомые, они заставляют сильнее биться мужские сердца.
Воистину бойся женщину летом, ибо в это время года она непобедима.
Все происходящее вокруг ввергло меня в такую пучину благодушия, что даже темная фигура у подъезда, вставшая с лавочки тогда, когда я приблизился к нему, не стала поводом для расстройства. Ну, мало ли, может человек не меня ждет, может, просто совпало так? Впрочем, эта версия недолго просуществовала. Незнакомец сделал шаг вперед, при этом подъездный фонарь осветил его лицо и оно оказалось мне знакомо. Присутствия духа я при этом не потерял, хотя, конечно, немного опечалился. Больно вечер был хорош, не хочется смазывать его окончание собственной безвременной смертью. Ну или если очень повезет, то убийством.
— Только не говорите какую-нибудь банальность, вроде «ну вот мы и познакомились, Хранитель кладов» или «смертный, моли о пощаде», — попросил я вурдалака, того самого, что накануне Юльку испугал до судорог. — Меня в этом случае может на «хи-хи» пробить, драматизм сцены будет испорчен.
— Хорошо, — покладисто согласился нежданный визитер. — Как скажешь. Может, сразу на «ты» перейдем?
— Не вопрос, — икнул я и прикрыл рот ладонью. — Прошу прощения. Но в гости не просись, не приглашу.
— И это обидно. Почему-то все думают, что мы, получив разрешение войти в дом, сразу же осушаем его хозяев.
— А это не так? — Я присел на скамейку и вытянул ноги. — Неужто вы иногда приходите к ним просто так? Ну пропылесосить ковер или телевизор посмотреть?
— Нет, — вурдалак устроился рядом со мной. — Мы ведь тоже люди. Да, не совсем такие, как раньше, но тем не менее. Для нас тоже существуют понятия «дружба», «верность», «любовь». Представь себе, Хранитель, мы тоже умеем любить.
— Сейчас расплачусь от умиления, — фыркнул я и достал сигареты. — Слушай, у меня сегодня был не самый простой день, потому сразу переходи к делу, а все вот эти заходы оставь для впечатлительных девочек. Внешность у тебя самое то, щетина модная, голос проникновенный, текст отменный, любая из них тебе свое горло подставит. Тем более что вампиры сейчас в тренде.
— Спасибо западным коллегам, — оскалился вурдалак и пригладил волосы ладонью. — Кто-то там хорошо вложился в рекламную кампанию нашего племени, подари Ночь ему гарем, состоящий из девственниц. Наши тоже пытались что-то подобное сотворить, но получилось так себе, все скатилось в незамысловатую притчу о добре и зле, а вот там все по уму забабахали, чем и обеспечили нам достаточно сносные условия существования довольно надолго. Даже вечно голодным и невозможно тупым упырям иногда удается свой кусок урвать.
— И что, даже Отдел на хвосте не висит? — выпустил дымок я. — Не поверю.
— Если девка сама говорит мне «выпей меня», то у Отдела не может быть никаких претензий. — Вурдалак снова показал мне свои клыки. — Ее никто не неволит, она сама сделала свой выбор. Свобода воли — вот высшее достижение современного мира. Нет ориентиров, нет устоявшейся морали, сегодня личное пространство победило общественные ценности. Я же говорю — не самое плохое время настало. Мы больше не ночные убийцы или нежить, мы — субкультура.
Ну в чем-то он, возможно, и не врет, но в целом, похоже, в мире Ночи никто никогда всей правды никому не скажет. Неправильное они себе название выбрали. Надо не миром Ночи называться, а миром Полутонов. Или миром Полуправды.
Если у вас все так красиво, на кой вам я сдался? Кстати, а почему бы в лоб этот вопрос вурдалаку и не задать?
— Но денег все равно не хватает, — печально вздохнул я, уже не особо скрывая сарказм. — Верно?
— Верно, — согласился мой собеседник. — Такая уж у нашего народа судьба с начала времен, нам вечно нужно золото. И ты станешь его нам поставлять.
— Слушай, а вот эти твои клыки, они как — трансформировались из тех зубов, что при жизни были, или у тебя новые выросли? — спросил я у него. — В смысле после того, как ты вурдалаком стал?
— Чего? — удивленно хлопнул густыми темными ресницами собеседник. — Ты издеваешься?
— Не-а, — я отправил окурок в урну, стоящую рядом. — Мне просто интересно. Все-таки не каждый день с тебе подобными общаешься, вот и возникают кое-какие вопросы практического характера. Опять же хочется понять, не помешают ли они тебе губы закатывать. А то, гляжу, ты их больно сильно раскатал.
Его рука цапнула меня за горло, сильно его сжала, так, что приток воздуха в грудь почти прекратился, после мои ноги оторвались от земли, а в спину врезались доски скамейки. Эта сволочь, похоже, распластала меня на ней и вот-вот начнет лакать мою кровь. Не работает ни фига тот амулет, что мне антиквар дал.
Вот тоже, где справедливость? Как не надо, на этой лавке то бабки сидят, то молодежь, то ханыги. Галдят, пьют, бывает, и песни орут. Вот всегда так, а сегодня — никого. Тьфу!
В этот момент хватка ослабла, а вурдалак зашипел, причем в этом противном звуке я расслышал что-то вроде: «Проклятый ритуалист».
Нет, работает амулет. Надо будет попробовать его у Карла Августовича выкупить, пусть даже на это уйдет вся наша со Стеллой доля клада. Деньги — мусор, а подобные штуки, как только что показала практика, полезны неимоверно. Может, начать оккультную коллекцию собирать?
Надо же, какая ерунда в голову лезет в столь неподходящий для нее момент.
Воздух придал мне сил, а рожа, по-прежнему нависающая надо мной, вызывала все большее раздражение, потому нож, извлеченный из кармана, я пустил в ход, не особо задумываясь над разными моральными аспектами. Одно плохо — он вурдалаку, как и предполагалось, не особо повредил, хоть я его и вогнал ему в бок до самого упора.
— Эй, внизу! Вы чего там творите? — раздался голос откуда-то сверху. — А? Сейчас полицию вызову!
— Верно, — поддержал его другой голос, женский. — Я за ними уже минут пять наблюдаю! У, гомосеки проклятые! Из-за них род людской и вымрет!
— Какая вы несовременная, мадам, — жеманно сообщил предыдущему оратору кто-то третий. — Два человечка нашли друг друга в этом сумасшедшем мире. И какая разница, какого они пола? Между ними любовь!
— Дал бог соседей! — рявкнул бас откуда-то слева.
— Валим, — просипел я, на автомате еще раз воткнув лезвие в бок своего противника. — Тебе пофиг, в кусты ушуршишь — и нет тебя, а мне тут жить. Если за мной закрепится слава заднеприводного, придется квартиру менять.
— Ты мне куртку за полторы штуки баксов порезал, — прошипел вурдалак, но горло мое окончательно отпустил. — Ладно, уходим.
Мы сползли с лавочки и быстро зашагали в сторону детской площадки, надежно скрытой в вечернем мраке, причем вурдалак оставлял за собой дорожку кровавых следов, правда, редеющую на глазах. Похоже, с регенерацией у кровопийцы все обстояло замечательно.
— Чтобы тебе пусто было! — мой недавний противник, прислонившись к опоре качелей, засунул палец в дырку на боку куртки. — Дорогая вещь!
— Это не моя печаль, — парировал я. — Кстати, легко отделался. Я не экзальтированная дурочка, разрешений тебе никаких не давал, так что выпей ты меня — уже завтра на твой след встало бы немало народу. Знаешь, сколько в Москве на сегодняшний день Хранителей кладов имеется? Один. И нужен он многим.
— Мои проблемы — это мои проблемы, — буркнул вурдалак. — Сам виноват. Наглый ты очень, не люблю таких.
— Ты не лучше, — возразил я. — Даже хуже. Ты не только наглый, но еще и с психическими отклонениями. Кто вчера ночью подглядывал за тем, как я подругу совокупляю?
— Ой, да ладно, — вурдалак сплюнул. — Было бы на что смотреть. Ладно, вернемся к тому, на чем остановились.
— «Ты все равно будешь на нас работать», — утробным голосом произнес я. — Речь об этом? Ответ — нет. Теперь уже из принципа.
Самое забавное — страх перед существом, стоящим рядом, ушел совершенно. Его особо и не было, ради правды, но все же что-то на периферии сознания сигналило о том, что беседы с живым мертвецом не самое правильное времяпровождение для нормального человека. Теперь же и это пропало. Ну, вурдалак. И что с того?
— Характер у тебя — дрянь, — заметил мой собеседник. — Жить будешь трудно и недолго.
— Это мне и раньше говорили. Однако вот, сижу, с тобой общаюсь, хоть и без особой охоты. Еще доводы какие-то в свою пользу есть? Если нет, то я спать пошел, у меня дел завтра много.
— Есть, — внезапно заявил вурдалак. — Причем даже с демонстрационными материалами. Секунду погоди.
Он достал из кармана куртки дорогой смартфон, нашел чей-то номер, вызвал абонента и перевел звонок на громкую связь.
— Нашел? — осведомился он, после того как абонент на том конце ответил. Площадку, кстати, тут же наполнил грохот музыки, похоже, что собеседник вурдалака находился в ночном клубе. — Включай. А ты — смотри.
Да, это был ночной клуб, причем не из дешевых. Какой именно, не скажу, давно в них не бывал, но кое-какие приметы в защиту своей версии заметил. Но это было не столь важно, не ради этого мне показывали «реалити».
Юлька. Именно она извивалась в танце в паре шагов от того, кто сейчас держал телефон в руках. Причем этот гад потихоньку-помаленьку обходил ее кругом, все более смещаясь за спину. Зачем? Затем, чтобы завершить трансляцию чудным кадром, в который попала ее шея, белая и беззащитная. Это был даже не намек, это на самом деле была открытая демонстрация намерений.
— Ну? — осведомился у меня вурдалак, убирая телефон в карман.
— Что? — хлопнул глазами я. — Да, это моя приятельница. Она тусует в клубе, как обычно упоротая в хлам. Ничего принципиально нового в этом нет.
— Если ты не станешь чуть сговорчивей, то уже сегодня вечером мой собрат попробует ее на вкус.
— Ее за последние лет десять на вкус попробовала такая куча народа, что подумать страшно, — фыркнул я. — И для меня самого загадка, на кой я вообще до сих пор пускаю ее на свой порог. А еще… Может, это и не самый плохой вариант. Ну, тот, что с твоим собратом. Может, оно и к лучшему.
Вурдалак ощупывал мое лицо взглядом, он искал подтверждение тому, что я блефую. Искал — и не находил.
— Что уставился? — я снова достал сигареты. — Да, вот как-то так. Юлька всегда была шебутная, а в последние годы как с цепи сорвалась. Ладно бы просто бухала, это еще ничего, но вчера она под «коксом» пришла, а после и мне предлагала им заброситься. Ты же давно живешь, знаешь, что это такое, верно? Так что извини, ни разу не аргумент. Желаете ее убить? Флаг вам в руки.
Вурдалак молчал, крутил в руках смартфон, смотрел на меня, о чем-то думал.
— И сразу — не надо считать меня высокоморальным человеком, я не такой. То есть если ты следом начнешь гнать другие голливудские штампы, вроде «если ты не согласишься, то каждый день в городе будет умирать десять человек», то получишь ответ «да и хрен с ними», — я криво улыбнулся. — В этом городе каждый день умирают тысячи человек, и половина из них — исключительно по собственной глупости. Та же самая наркота, вождение в пьяном виде и так далее. Всех жалеть — жалелка отвалится. У тебя все? Или еще какие-то соображения есть?
— А если мы тебе дадим наводку на хороший старый клад? Очень хороший и очень старый, — помолчав, произнес вурдалак. — Доля в тридцать процентов тебя устроит?
— Так и тянет процитировать классиков, — поделился с ним я. — Использовать фразу, в которой фигурируют ключ и квартира. Сразу скажу: если я и соглашусь, то не меньше, чем за половину барыша. И еще лично ты будешь должен мне три услуги.
Отчего в голове появилась эта идея про услуги, понятия не имею. Появилась и все. Но мысль неплохая, почему бы ее не реализовать?
— Может, просто тебя убить? — задумчиво произнес вурдалак. — Это-то мне амулет сделать не помешает. Шею свернуть или сердце из груди вырвать. Мне так, как ты, уже лет сто никто не хамил.
— Поверь, это я еще не стараюсь. Короче, условия озвучены, иди думай. И еще вот что. Если вы все же мою приятельницу в пищу употребите и она потом ко мне в ночи таскаться начнет, то я вас непременно Михееву сдам со всеми потрохами. Ты же знаешь, кто это такой? Вижу, знаешь. Из принципа сдам. Если ты не заметил, я вообще крайне принципиальный господин.
— Убей — не пойму, как магистр тебя смог заарканить, — покачал головой вурдалак. — Он подобное на нюх не переносит, и по идее тебя сейчас должны были черви в яме доедать.
— Магистр? — заинтересовался я. — Это ты о ком?
— О том, кто тебе вот этот амулет дал, — показал вурдалак пальцем на мою грудь. — Только ты мне вопросы о нем не задавай — ответов не будет. У меня тоже есть принципы.
Магистр. Что-то новенькое. Ну а ответы… Ты не торопись, мой кровососущий друг, с выводами, поживем — увидим. Хотя, конечно, по отношению к тебе слово «поживем» звучит как издевка.
— Не хочешь — не надо, — я выкинул окурок. — Ладно, спать пойду, а ты погуляй, поразмысли насчет того, что пятьдесят процентов — это не так и много. И еще… Дай мне свой телефон. Жизнь исключительно разнообразна, кто его знает, как дело повернется? Да! Тебя как зовут-то? Небось, как-нибудь по-особому?
— Данилой меня зовут, — рассмеялся вурдалак. — У нас сейчас тоже патриотизм в моде. Возвращаемся к истокам. Времена Даниэлей и Жан-Пьеров прошли вместе с модой на для пущей бледности напудренные щеки и пиджаки сюртучного типа.
— Да, чуть не забыл, — я ткнул ему пальцем в грудь, — хорош таскаться на мой балкон. Это и меня раздражает, и подъездных нервирует. Мы договорились?
— Когда-нибудь я тебя обязательно выпью, — с доброй улыбкой сообщил мне Данила. — Обещаю. Увы, сейчас ты нужен моей семье и моему господину, но в одну прекрасную ночь ты станешь бесполезен, и тогда я открою на тебя охоту. Но пока — живи.
— Значит, придется убить тебя до того, как ты доберешься до моей шеи, — в тон ему ответил я. — Даю слово, что так и будет. Ну, все, пока.
Последние фразы хоть и прозвучали немного иронично, но по факту были чистой правдой, и мы оба это поняли. Что это значит? Да только одно — сегодня я приобрел нового врага. Очень опасного врага.
И еще, выходит, он не глава семьи, а всего лишь советник, и он приходил, чтобы, скажем так, «прощупать» меня. Значит, как минимум еще одна встреча с этими господами у меня впереди. Но должен заметить, что не такие уж они и оголтелые убийцы, как про них рассказывал Карл Августович, в разумности им не откажешь. И на лавочке Данила меня убивать не собирался, это точно. Попугать хотел для пущей сговорчивости, но не более. Поглядеть на реакцию, сделать какие-то выводы.
Да и идея прихватить меня на Юльке не так плоха. Ну да, банальна, очевидна, но действенна же. Еле удержался от того, чтобы не сфальшивить.
Юлька, Юлька. Если она не тормознет, то и без помощи потусторонних сил раньше или позже в кювет жизни улетит. Вот даже сейчас — надо бы ей позвонить, сказать, чтобы из клуба валила домой, но… Она меня не послушает. Да что там, просто не поймет, что я ей хочу сказать. А тот, кто рядом, наоборот, все поймет, и кому надо, и некто третий сделает нужные выводы. Данила этот кто угодно, только не дурак.
Так что пойду-ка я лучше спать. Завтра у меня и правда ожидается денек непростой и богатый на события. Не каждый день становишься владельцем трех предметов, изготовленных в те времена, когда еще летописец Нестор не родился.