Несмотря на всю поступь прогресса, в Лондоне все еще были районы, где царили крайняя бедность и скученность. Посетив город в 1862 году, Достоевский был потрясен его контрастами. Он был в восторге от газового освещения, толкотни на тротуарах, свободного общения богатых и бедных, но его ужасали уличные нищие и в особенности проститутки Вест-Энда. Среди них были и совсем юные, приведенные на Хеймаркет матерями: «Маленькие девочки… хватают вас за руку и просят, чтоб вы шли с ними». Далее писатель упоминает девочку, «всю в лохмотьях, грязную, босую, испитую и избитую… в синяках». По оценкам, в это время в Лондоне было около 20 000 проституток. Их печальное положение ужасало даже сурового Гладстона, который имел обыкновение ночью выходить на улицы, предлагая встреченным женщинам легкого поведения работу и жилье.

Старейшиной социальных реформаторов Викторианской эпохи был ранний представитель социологии Чарльз Бут, чьи помощники и помощницы, в их числе социалистка Беатрис Уэбб и экономистка, защитница права женщин на трудоустройство Клара Коллет, прочесывали городские улицы в поисках данных. Они сгруппировали улицы города по социальному положению, нанесли данные на карту, и Лондон узнал, какая нищета царила буквально в нескольких ярдах от границ «великих землевладений». В своей первой работе «Жизнь и труд населения Лондона» (Life and Labour of the People; 1889) Бут установил, что главной причиной бедности являлся поденный характер труда в Лондоне. Он не только педантично записывал собранные данные, но и снабжал их душераздирающими комментариями. Он писал, что народ империи должен знать: английские трущобы похожи на африканские джунгли «и населением – карликами, потерявшими человеческий облик, – и рабством, в котором они находятся». В бедности, по подсчетам Бута, жила одна треть лондонцев, хотя он и признавал, что те, кого он отнес к самой низкой категории – жители «Лондона изгоев… низшего, порочного, полукриминального», – составляют, вероятно, не более 2 % населения Восточного Лондона.

Диккенс до самого конца своей писательской деятельности в 1860-х годах тоже бичевал не только трущобы Вест-Энда, но и редко попадавшие на страницы печати вертепы, расположенные вдоль Темзы. Остров Джекоба, на котором жил Феджин в «Оливере Твисте», действительно существовал и находился в Бермондси. Диккенс описывает его так: «Шаткие деревянные галереи вдоль задних стен, общие для пяти-шести домов, с дырами в полах, сквозь которые виден ил… комнаты, такие маленькие, такие жалкие, такие тесные, что воздух кажется слишком зараженным даже для той грязи и мерзости, какую они скрывают». Здесь, по словам писателя, были собраны «все отвратительные признаки нищеты, всякая грязь, гниль, отбросы».

Когда я впервые обнаружил следы острова Джекоба в устье заливчика Шед-Темз, меня привел в содрогание даже вид полуразрушенного склада, сменившего прежние трущобы. Ныне склад перестроен в многоквартирный дом. Лондонские наемные дома и трущобы давно сгинули, но некоторые из примеров того, как выглядели самые убогие жилища, пережили и эпоху бульдозеров, расчищавших трущобы. Они бережно сохраняются в районах, где когда-то жил рабочий класс, таких как деревня Хиллгейт в Ноттинг-хилле, и на задворках Степни, Бетнал-Грина, Саутуорка и Ламбета. Лучше всего сохранилось, пожалуй, землевладение герцога Корнуолльского вокруг Уитлси-стрит за театром «Олд-Вик». Его террасные хижины настолько малы, что могли бы служить декорациями к фильмам (и иногда действительно используются таким образом).

Вообще говоря, было что-то жуткое в очарованности викторианцев нищетой и развратом города, о «темной стороне» которого они только что узнали. Моряки, воры, проститутки, алкоголики, притоны курильщиков опиума, в изобилии встречавшиеся у Диккенса и других писателей, интриговали и ужасали. Диккенс признавался, что чувствует «притяжение одновременно с отвращением». В 1888 году Лондон смаковал так и нераскрытые убийства пяти проституток в Уайтчепеле, совершенные Джеком Потрошителем, который с тех пор успел стать героем около 150 только официально изданных книг.