Так прошла жизнь человека, который предсказывал повороты истории и давал советы ее лидерам. Он спас Фрейда и спас Париж, a Россию и мир в том веке не спас никто. Мировые лидеры ценили его компанию, но не слушали советов, и о самом серьезном его влиянии приходится писать, как пишут альтернативную историю, в сослагательном наклонении. Если бы Вильсон не слег тогда в Париже весной 1919 года и выслушал Буллита, вернувшегося из России с сенсационными предложениями большевиков, ход русской революции и мировой истории мог стать иным. СССР скорее всего не было бы, а на месте бывшей Российской империи возник бы десяток соревнующихся государств, чей суверенитет был бы гарантирован международным правом. Может быть, тогда большевистская Россия простиралась бы от Невы до Урала, Америка была бы членом Лиги Наций, Гитлер стал бы известным художником, а Буллит великим президентом. Может быть, не было бы ни сталинского террора, ни Второй мировой войны.

Но Вильсона хватил удар, если это был удар. Если бы этого не случилось и Буллит добился тогда приема у президента и одобрения своим планам, его карьера наверно взлетела бы, но события, хорошие и плохие, продолжали бы происходить. Подписав соглашение, которого они достигли с Буллитом, большевики могли в любой момент отказаться от принятых обязательств. Гражданская война продолжалась бы, и возможно, что будучи заперты в Европейской России, большевики только радикализовались бы. Среди них возникла бы реваншистская фракция, которая требовала бы обратно Сибирь и Крым, а там недалеко и до Польши или Балкан. Одним словом, история все равно не закончилась бы, даже если бы Вильсон послушался Буллита. История ХХ века была бы другой и, возможно, мир ХХI века был бы лучшим местом для нас с вами. Но история продолжается каждый день, и новые ее повороты хоть и зависят от предыдущих, а все равно необъяснимы, и уж подавно непредсказуемы.

Если бы Рузвельт больше доверял Буллиту в середине и конце 1930-х, США не дожидались бы пакта Молотова – Риббентропа, Перл-Харбора и миллионов жертв мировой войны. Америка действовала бы в реальном времени, вооружая Францию, Польшу, Чехословакию и Финляндию с тем, чтобы сохранить баланс сил в Европе. Германия не выдержала бы гонки вооружений с Америкой; но поддержал ли бы эту гонку, в отсутствие прямой опасности, американский народ? Европейской войны могло бы не быть или она осталась бы локальной; но если бы она все равно переросла в мировую, мир избежал бы Ялтинских соглашений, советского доминирования в Восточной Европе и холодной войны. Не получив восточно-европейского приза, которым он все равно не сумел воспользоваться, Советский Союз раньше захлебнулся бы в своих бедах. Единая Европа, идею которой сформулировал Буллит, была бы на десяток лет старше, опытнее и сильнее.

Но возможно, что не заключив пакт с Гитлером до войны, Сталин заключил бы сепаратный мир во время войны. Тогда случилось бы именно то, чего еще в 1914 году боялся учитель и покровитель Буллита Эдвард Хаус: могущественный союз «обиженных» Германии, Японии и России. Глубокий и вполне обоснованный страх перед таким поворотом событий мотивировал многие действия Рузвельта, в том числе и те, что казались Буллиту странными и ошибочными. Одним словом, история все равно не закончилась бы, даже если бы Рузвельт слушал Буллита.

И все же его слушали другие люди, которые тоже делали историю. Ему верил блестящий Джордж Кеннан, учившийся у него азам международной дипломатии и тайнам советской политики. Его общее с Буллитом понимание России и мира определило то, чем гордилась послевоенная Америка: восстановление Германии, план Маршалла и тонкое искусство противостояния Советам. Буллиту верил загадочный Жан Монне, чей проект Европейского союза реализовался из их общей с Буллитом интуиции и множества долгих споров, смягченных лучшими из напитков. И наконец, Буллиту верил обреченный Михаил Булгаков, сведший его с Христом, Кантом и самим дьяволом, чтобы еще раз закончить историю.