Оторопев, мы с Ниной смотрим на незваного гостя, не в силах пошевелиться, — я на полу, она надо мной с ножом в руке. Одного звука его голоса хватило, чтобы мгновенно развеять психоз; у меня так никогда не получалось.

Мы таращимся на незнакомца, непонятно откуда взявшегося в нашем безумном мирке. Он — первый живой человек, которого я вижу с тех пор, как Нина меня здесь заперла, — не считая ее саму, конечно. Разглядывая изящную фигуру, темные волосы, серые глаза и бледную кожу, я сомневаюсь, уж не играет ли мой отчаявшийся мозг со мной злую шутку. Может, Нина все-таки ударила меня ножом, и я на пороге смерти просто выдумала его… Потом что-то щелкает. Его фигура мне смутно знакома. Ну конечно, тот самый друг Нины, которого я видела через окно своей спальни и ради которого ковыряла дыру в стене, чтобы попросить о помощи! Теперь же, когда он во плоти стоит передо мной, я не могу произнести ни слова.

Тишину прерывает стук металла о дерево, когда Нина кладет нож на стол. Затем она отступает от меня, словно надеясь сменой мизансцены стереть из памяти присутствующих кошмар нескольких мгновений назад. Я остаюсь на месте. Парень выглядит растерянным и напуганным.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Нина потухшим голосом.

— Ты написала, что покончишь с собой, если я не отвечу…

Она наклоняет голову и смотрит на него так, словно не может вспомнить за собой этот грех.

— Дверь была не заперта. Что здесь происходит? — повторяет он свой вопрос и смотрит то на меня, то на Нину.

Пытаюсь подняться на ноги, но меня всю трясет. В поисках опоры подвигаюсь к стулу, перебирая ногами как младенец, хватаюсь за него и подтягиваюсь. Незнакомец подходит и поддерживает меня за руку, пока я встаю. Гость замечает цепь и явно не в силах понять, зачем она прикреплена к моей лодыжке.

— Дилан, — говорит Нина дрожащим голосом, — ты все-таки пришел…

Я замираю. Как она его назвала?

— Дилан? — повторяю я и смотрю сначала на нее, а потом на ее друга.

И вижу в его лице черты Джона Хантера. У меня перехватывает дыхание, когда понимаю: передо мной тот самый мальчик, которого я отдала в чужую семью в надежде спасти от этого безумия.

— Ты… ты мой внук! — шепчу я.

Мои слова, кажется, пугают его еще больше. Он поворачивается к Нине.

— У меня есть бабушка и дедушка? Ты же сказала, что все умерли!

— Она два года держит меня в заключении! — выкрикиваю я, придя в себя. — Пожалуйста, помоги мне.

— Нина? Это правда? — поворачивается он к ней.

— Она больна, — вздыхает Нина. — Слабоумие. Сама не понимает, что говорит. Я ее опекаю. Забочусь, ухаживаю.

— Ложь! — вмешиваюсь я. — Она держит меня наверху против моей воли. Смотри!

Я трясу цепь и показываю, что та уходит по коридору дальше вверх по лестнице.

— Зачем ты ее приковала?

— Когда ухожу на работу… для ее же безопасности. Если предоставить ее саму себе, она может натворить бед, сбежать, заблудиться… А денег на дом престарелых у меня нет.

— Но ты же сейчас дома, так почему она на цепи?

— Дилан, не слушай ее, она лжет, — умоляю я и хватаю его за руку. — Пожалуйста, вытащи меня отсюда или позвони в полицию, позвони кому угодно, просто забери меня от нее, и пусть власти решат, кто говорит правду.

— Нет, не делай этого, — обрывает меня Нина. — Она манипулирует тобой так же, как Джейн. Ты меня знаешь, я не стану тебе лгать.

Она берет его за другую руку.

— У меня нет никого дороже тебя. И я не буду говорить неправду просто из страха все потерять.

— Тогда почему ты держала над ней нож, когда я пришел?

— Я… ну… пыталась припугнуть ее, чтобы заставить сдержать обещание.

Дилан мотает головой.

— Поверь! — умоляет Нина. — Она выглядит безобидной, но ты не знаешь, на что она способна. Она убила моего отца — твоего деда, — а потом пыталась разлучить нас с тобой…

У Дилана отвисает челюсть, а в глазах загорается страх. Вижу, что он верит мне, а не ей.

— Я отдала тебя Джейн, чтобы спасти от Нины, — вмешиваюсь я. — Твоя мать нездорова. Посмотри, что она со мной делает. Если б ты не пришел, она меня убила бы.

Нина морщится и смотрит на меня в замешательстве, словно ничего не помнит. Бешеная ярость настолько ослепила ее, что мозг, похоже, в тот момент отключился.

— Где ключ от замка? — требует Дилан.

Нина бросает на него разочарованный взгляд.

— Почему ты меня не слушаешь? Она тебя обманывает. Она — монстр! Как ты можешь быть на ее стороне?

— А что, сделать вид, будто ничего не произошло? Пусть бабушка и дальше сидит на цепи? Совершенно дикая ситуация… Вам обеим нужна помощь.

Нина открывает рот, чтобы возразить, однако не находит подходящих слов, потому что понимает: он прав. То, что происходит с нами, в нашей семье, ненормально. И причина этого — надругательство Алистера над дочерью.

— Дай ключ, — повторяет Дилан.

Нина качает головой и стискивает челюсти.

— Нина, — требует он еще решительнее.

Она не отступает.

— Мама, — просит он, и это слово, вылетевшее из его уст, кажется, удивило даже ее.

Наверное, он впервые обратился к ней так, потому что она начинает плакать. Поворачиваюсь к Дилану, чтобы посмотреть, как тот отреагирует на ее слезы. Он в растерянности молчит. Нельзя допустить, чтобы она разжалобила его и перетянула на свою сторону. Я должна вмешаться, пока не поздно.

— Ключ у нее в кармане, — говорю я.

— Пожалуйста, не надо, — рыдает Нина, медленно качая головой, когда он приближается к ней. — Я не хотела ничего плохого. Ты должен мне верить.

Дилан подходит к ней вплотную. По ее щекам бегут слезы, глаза припухли, нос покраснел. Когда он засовывает руку ей в карман, она не пытается его остановить.

— Так надо, — говорит он.

— Ты бросишь меня, да? — всхлипывает Нина.

Дилан не отвечает и даже не смотрит на нее. Он поворачивается ко мне и улыбается, успокаивая: все будет хорошо. И я ему верю. Могла ли я предполагать, что вечер, который начинался столь ужасно, закончится такой радостью?

Раздается щелчок, и цепь падает. Внук, которого я и не надеялась увидеть, освобождает меня.

На глаза наворачиваются слезы радости. Я хочу поблагодарить его, но от волнения слова застревают в горле.

— Пойдем. — Не оглядываясь на мать, он обнимает меня за талию и ведет к площадке.

Сзади раздается знакомый звук дребезжащей цепи. Мы с Диланом оборачиваемся, и не успеваю я опомниться, как металлическая скоба, просвистев в воздухе, бьет в голову внука и сбивает его с ног. Он падает навзничь.

— Нет! — кричу я.

Дилан смотрит на меня, ошеломленный и испуганный. А я даже не могу его защитить. Нина снова поднимает цепь и наносит еще один удар — на этот раз, к счастью, мимо. Металлическая скоба ударяется о дверной косяк, разнося его в щепки. Ее глаза снова горят знакомой звериной яростью, но сейчас мне не до воспоминаний. Не успевает Дилан сдвинуться с места, как получает третий удар — в висок. Слышится тошнотворный хруст кости. На черепе остается вмятина.

— Прекрати! Ради бога, прекрати! — кричу я. — Он твой сын!

Нина меня не слышит. Ее лицо снова превратилось в чудовищную застывшую маску, лишенную всего человеческого.

Судя по слабому движению век, я понимаю, что Дилан еще жив. Падаю на колени, чтобы помочь ему, однако от испуга и боли он ни на что не реагирует. Хватаю со стола прихватку и прикладываю к его ране, из которой начинает сочиться кровь. Похожим образом Нина расправилась и со своим отцом.

— Все будет хорошо, обещаю, — твержу я, сама себе не веря. — Где твой телефон? Я позову на помощь.

Роюсь в его карманах, но Дилан отталкивает меня, переворачивается на живот и медленно ползет к лестнице. Похоже, он боится меня не меньше, чем Нины.

— Дилан, — умоляю, — позволь помочь тебе, пожалуйста! Дай мне телефон.

В повисшей вдруг тишине слышно его свистящее, натужное дыхание.

— Нина! — кричу я, поворачиваясь к дочери… и не могу произнести больше ни слова, потому что на меня тоже обрушивается цепь.

Она управляется со своим оружием не очень умело: первый удар попадает мне в плечо, но я успеваю уклониться, и он проходит по касательной. Второй раз мне везет меньше, и удар приходится прямо в голову. В ушах звенит, словно я попала внутрь церковного колокола, в глазах быстро темнеет. Изо всех сил я стараюсь не потерять сознание. Нина склоняется надо мной, но я не вижу, что она делает. «Держись, — твержу я сама себе. — Держись и помоги Дилану».

На несколько мгновений я отключаюсь, потом зрение восстанавливается. Однако боль никуда не уходит. Я с трудом поднимаюсь на ноги, делаю несколько шагов к лестнице, но тут же оседаю, держась за стену. Дилану досталось гораздо больше, и все же каким-то чудом он нашел в себе силы встать и теперь шаг за шагом спускается с лестницы. Преодолев четыре ступеньки, теряет равновесие и летит вниз. Ударяется головой о стойку перил и падает. Мельком вижу его глаза — широко распахнутые и неподвижные.

— Дилан!

Подаюсь вперед — и тут же утыкаюсь лицом на пол. Ногу пронзает жгучая боль. Вероятно, Нина, воспользовавшись тем, что я потеряла сознание, снова защелкнула скобу на моей лодыжке.

— Погляди, что ты натворила! — кричу ей в лицо.

Она смотрит на нас с нескрываемым удовлетворением, как игрок, который знает, что у оппонентов нет шансов на победу, но все же позволяет им делать ходы.

Теперь уже я теряю контроль над собой. Хватаю Нину за ногу и начинаю бить ее, кусать и царапать, как дикий зверь. Увы, ей не составляет большого труда высвободиться. И первое, что она делает, — пинает меня со всей силы в лицо. Раздается резкий треск, и мне кажется, что череп сейчас взорвется. Должно быть, сломала мне нос. Чувствую на языке вкус крови; она стекает вниз по горлу, и я задыхаюсь.

— Ты убила своего сына! — взвываю я.

Слух подводит, зрение затуманивается. Хочу подняться на ноги, но вокруг все плывет. Нина хватает меня за голову и тащит к лестнице — наверное, чтобы столкнуть вниз. Однако вместо этого она заталкивает меня на чердак, захлопывает за мной дверь и запирает замок.

— Нина, — кричу я, ничего не видя вокруг. — Нина! Выпусти меня!

Валюсь на спину, нащупываю стену и начинаю молотить кулаками и отрывать картонки из-под яиц, сдирая в кровь пальцы и ломая ногти. Даже в беспамятстве отдаю себе отчет в том, что она услышит меня через отверстие, которое я проковыряла, но мне уже все равно.

Жажда свободы обошлась мне слишком дорого. Нина убила Дилана, чего я всегда боялась. И виновата в этом я, поскольку втянула его в нашу схватку. В смерти внука я виновна не меньше, чем моя дочь.

Нина совсем перестала соображать. Убив отца, она сделала то, чего он заслужил. Но Дилан ни в чем не был виноват. Как Салли Энн Митчелл.