Глава 65
Нина
От нервов весь вечер крутит желудок — почти не вылезаю из туалета. Уж и не помню, когда в последний раз был такой мандраж. Умываюсь холодной водой, чтобы успокоиться, и щедро опрыскиваю комнату освежителем воздуха. И тут раздается стук в дверь. Дилан. Он готов вернуться в дом, где не бывал со времен рождения.
— Входи, входи, — приветствую я его.
Интересно, видела ли Мэгги, как он парковался и шел к дому? Надеюсь, что да — пусть помучается от любопытства.
Сын снимает куртку и вешает ее на крючок.
— А ту, что я тебе подарила, ты носишь? — спрашиваю.
— Сегодня не надел.
— Жаль, мне бы хотелось увидеть тебя в ней.
— В другой раз.
— Размер подошел? Если нет, могу обменять.
— Все в порядке, Нина, — настаивает он, и я веду его на кухню.
— Ну что ж, добро пожаловать. Рада, что ты наконец приехал. Надеюсь, любишь говяжью вырезку в тесте?
— Да.
По-моему, в его голосе сквозит едва заметная отстраненность. Впрочем, не исключено, что я просто слишком взвинчена и потому мнительна. Так или иначе, сегодняшний ужин должен пройти идеально, ведь я хочу кое о чем его попросить. Надо лишь выбрать удобный момент.
— Значит, именно здесь я родился? — спрашивает Дилан и выглядывает из окна кухни в сад.
Я киваю.
— А там место, где меня якобы похоронили?
— Да, — отвечаю тихо. — Хочешь посмотреть?
Он резко оборачивается. Я понимаю, что сморозила глупость. Кому захочется смотреть на собственную могилу?
— Нет, спасибо. Почему ты не переехала? Я не смог бы здесь жить, зная правду.
Пожимаю плечами.
— Не так-то просто выбраться из привычной колеи. Много лет я думала, что ты здесь, и не хотела тебя бросать. Любовь к тебе держала меня на месте.
Дилан молчит, видимо, не понимая, как на это реагировать, а потом меняет тему:
— Я хотел бы увидеть комнату, где родился.
— Пойдем.
Я долго оттягивала этот визит из-за Мэгги. Конечно, звукоизоляция блокирует любой шум, но риск все равно есть. Однако в конце концов он меня уговорил, и пришлось уступить.
Мы идем наверх в спальню, которая была моей, сколько я себя помню. Не в первый раз рядом с Диланом испытываю неловкость из-за того, что так мало достигла в жизни. Он заходит внутрь и осматривается, а я остаюсь на пороге и снова рассказываю ему про день его рождения и про то, что даже не успела подержать его на руках. Он слушает с вежливым вниманием, но без той искренней заинтересованности, что была в первый раз. Возможно, я начинаю повторяться.
— У тебя есть фотографии бабушки и дедушки? — спрашивает он. — Я не видел их внизу.
— Они в подвале, Дилан. Если хочешь, могу поискать к следующей встрече.
— Я Бобби, — одергивает он меня.
В последнее время я все чаще оговариваюсь. Видимо, поняв, что его слова прозвучали чересчур резко, он натягивает улыбку.
— Конечно, Бобби, — повторяю я.
Прозвище, которое дали ему в приемной семье, застревает у меня в горле.
Когда мы спускаемся, он проходит мимо двери, ведущей на этаж Мэгги. Вижу, что ему любопытно, и опережаю его вопрос.
— Закрыла часть дома, чтобы сэкономить на отоплении. Мне одной много места не надо.
Он молча кивает. И снова я не могу не отметить его напряженность. Возможно, на Дилана давит место, где он родился. Даже когда мы садимся ужинать на кухне, он держится скованно. Приходится вывозить весь разговор на себе — как и во все последние наши встречи. Поначалу я пыталась убедить себя, что беспокоиться не о чем, однако Дилан все больше и больше отдаляется. Встречи стали реже — хорошо, если раз в месяц, к тому же он все чаще отменяет условленные свидания в последнюю минуту. Чувствую, что он ускользает, и не знаю, как это исправить. Возможно, дело в том, что пропало ощущение неизвестности и новизны; я стала неотъемлемой частью его жизни, воспринимаюсь как данность. Однако меня такое пренебрежение не устраивает.
— У тебя всё в порядке? — спрашиваю. Он кивает. — Ты где-то витаешь.
— Вчера ходил на могилу Джона Хантера. Нашел информацию на фанатском сайте.
Такого поворота я не ожидала, поэтому немного замешкалась с ответом.
— Зачем?
— Не знаю. Возможно, чтобы перевернуть эту страницу.
— Помогло?
— Не совсем. У него даже нет надгробия. Просто холмик. Ни цветов, ни венков. Мой букет был единственным.
— Надо подождать, пока осядет земля, прежде чем ставить надгробие.
— Где похоронены мои бабушка и дедушка?
— Недалеко отсюда. А где могила Джона?
— Ты не знаешь?
— Нет, — отвечаю я и чувствую, что краснею.
— В деревне Грейт-Хотон, где до сих пор живут его родители. Я хотел увидеться с ними.
— Почему не стал?
— Не знаю. Возможно, раскапывать прошлое — не всегда хорошая идея.
Помню, как сама ездила туда после того, как Джон отказался от свидания со мной в тюрьме. Пришла к ним в дом и честно рассказала о том, что встречалась с их сыном и даже была беременна от него, но два года назад потеряла ребенка. Они мне не поверили и отказались просить Джона со мной увидеться. Мол, я не первая являюсь у них на пороге со своими «больными фантазиями»; они потребовали, чтобы я уходила и больше не возвращалась. Мне нечего сказать Дилану, поэтому некоторое время мы едим молча, в неловкой тишине.
— Как родители? — спрашиваю я наконец.
— В порядке.
— Не планируешь рассказать им обо мне?
Он качает головой.
— Я же говорил, сейчас не время.
— Прошло два года.
— Знаю.
— Нет ничего необычного в том, что мы с тобой общаемся. Это естественно. Что тебя останавливает?
— Они могут расстроиться.
— Разве они не хотят, чтобы ты был счастлив?
— Конечно, хотят.
Собираюсь с силами, чтобы перейти к главному. Я уже давно придумала и отрепетировала, что сказать, однако надо сделать это непринужденно и как бы невзначай, словно идея только что пришла мне в голову.
— Знаешь, на всякий случай: если ты им расскажешь, а потом тебе понадобится место, где можно оставаться, я всегда буду рада.
Дилан перестает жевать.
— Спасибо, — отвечает он помолчав. Боюсь, больше из вежливости. Надо его чем-то завлечь.
— Можешь приходить и уходить, когда захочешь, приводить друзей… Можешь сделать косметический ремонт в комнате на свой вкус… чтобы чувствовать себя как дома.
Я замолкаю, когда понимаю, что становлюсь чересчур навязчивой. Однако идея воссоединения с сыном слишком манит меня, чтобы легко от нее отступить.
— Вкусно? — спрашиваю я.
— Да, все прекрасно.
— Ты почти не притронулся к мясу. Слишком жесткое? Если хочешь, в холодильнике есть обычный стейк. Могу быстро пожарить…
— Нет, все отлично. Просто я обычно не ем красное мясо.
— Почему? В нем много железа.
— Дома мы от него совсем отказались — у дедушки пару лет назад нашли рак кишечника.
— Тебе бояться нечего. В твоей настоящей семье никто от такого заболевания не страдал.
Про уплотнение в груди у Мэгги я, естественно, не упоминаю.
— Это и есть моя настоящая семья, — отвечает Дилан с плохо скрываемым раздражением.
— Конечно, — соглашаюсь я и все же решаю донести до него свою точку зрения: — С другой стороны, они взяли тебя на воспитание, а мы с тобой связаны кровью.
Он с лязгом откладывает приборы.
— Нет, Нина, они дали мне дом, дали мне жизнь.
— Но я не хотела тебя отдавать! И если они не способны смириться с нашим с тобой сближением… Возможно, им не так уж и важны твои интересы.
— Я много раз говорил, что не хочу причинять им боль.
— Может, стоит позаботиться не только об их чувствах? Ты не думал, как это сказывается на мне?
— На тебе?
— Ну да. Не очень-то приятно, когда тебя скрывают. Ты меня стыдишься?
— Нет…
— Значит, скоро всем расскажешь?
— Я этого не говорил.
— Ты можешь переехать сюда жить…
— Жить? Пару минут назад ты предлагала просто «оставаться».
Вот черт, уже путаюсь в словах.
— Живи, оставайся… Какая разница? Тебе будет здесь хорошо. Ты вдохнешь новую жизнь в старый дом.
— Нина, — твердо говорит он. — Ты пытаешься использовать меня как крючок, который выдернет тебя из рутины. Это нечестно.
— Нет. Я… что ты… — мямлю. — Мне просто нравится проводить с тобой время.
— Мы и проводим. Но иногда ты становишься чересчур… напористой.
— То есть?
— Заставляешь меня чувствовать себя виноватым, если я не придерживаюсь твоих планов. Звонишь, если я не отвечаю на твои сообщения в течение пятнадцати минут. Обижаешься, когда я не пишу тебе перед сном. Приходишь ко мне на работу без предупреждения. Покупаешь дорогие подарки, которые мне совсем не нужны. Все это меня немного… напрягает.
Он имеет в виду дизайнерскую куртку, которая попалась нам на глаза во время прогулки по торговому району в Милтон-Кинс. Я нервничала из-за его холодности и поэтому, когда заметила, что куртка ему понравилась, на следующий же день нашла ее в интернете и заказала. Пришлось выложить недельный заработок, но мне ничего не жалко для своего мальчика. Однако, когда я преподнесла ему подарок при следующей встрече, он совсем не обрадовался, отказался принять и попросил больше ничего ему не покупать. Тогда я отправила ему эту куртку с курьером на работу.
— Я поступаю, как все родители, потому что люблю тебя.
— Сегодня ты постоянно напоминаешь мне, что мои родители не связаны со мной по крови. Ты, похоже, хочешь вбить клин между нами, чтобы получить меня в свое полное и единоличное распоряжение.
— Просто ты мой сын, и мне нравится быть с тобой.
— Знаю, но родители должны уметь отпускать своих детей и давать им свободу.
— Зачем? Ты хочешь от меня освободиться?
Дилан вздыхает и качает головой.
— Думаю, мне пора, — говорит он и вытирает рот салфеткой.
— Не уходи, — умоляю я, следуя за ним в коридор. — Извини, этого больше не повторится.
— Мне все равно нужно идти — у меня встреча.
— С кем?
— С другом.
— С каким? Почему ты не сказал об этом раньше?
— Я тебе напишу.
И даже не поцеловав меня на прощание в щеку, Дилан тихо закрывает за собой дверь.
