У Дона, сорокалетнего нейрохирурга, диагностировали терминальный рак поджелудочной железы, и ему осталось жить всего несколько месяцев. Его коллега доктор Панглосс говорит, что болезнь Дона предоставляет возможность провести эксперимент, о котором они оба давно мечтали: сделать пересадку головы от человека к человеку. Их цель состоит в том, чтобы присоединить голову (и мозг) Дона к телу человека, у которого при жизни не было проблем со здоровьем ниже шеи.

Доктор Панглосс уверен, что ему удастся убедить родственников пациента с черепно-мозговой травмой предоставить тело ради эксперимента. Он считает, что с помощью хирургов разных специальностей сможет соединить позвоночник и кровеносные сосуды Дона с телом донора. Скорее всего, Дон в итоге окажется парализован ниже шеи, но доктор Панглосс надеется, что некоторые нервные волокна со временем регенерируются. «У нас мало шансов, – говорит доктор Панглосс, – но без решительных и смелых мер ты все равно умрешь». Если не считать опухоли поджелудочной железы, Дон абсолютно здоров и является подходящим кандидатом для сложной операции. Дон и его семья очень хотят попробовать эту радикальную процедуру. Благотворительные фонды согласились покрыть все расходы.

Стоит ли больничному комитету по этике одобрить первую в мире попытку пересадки головы?

Трансплантация мозга (или трансплантация всего тела) уже давно является одной из излюбленных тем в научной фантастике. В качестве примера можно привести работу марсианского хирурга Раса Таваса из романа Эдгара Райса Берроуза «Великий ум Марса» (1927) и опыт пациента Иоганна Себастьяна Баха Смита из книги Роберта Энсона Хайнлайна «Не убоюсь я зла» (1970). Однако существует множество преград, мешающих этой процедуре стать успешной в реальной жизни. Эксперименты на щенках, проведенные советским ученым Владимиром Демиховым в 1950-х годах, не имели успеха. В 1970 году американский нейрохирург Роберт Уайт (1926–2010) сумел пересадить голову одного макака-резус обезглавленному телу другого, хотя иммунная система второго животного отвергла трансплантат через девять дней. Однако пересаженная голова могла видеть, слышать, обонять и чувствовать вкус. Более того, она даже пыталась укусить одного из сотрудников (Уайт уже приобрел известность в 1960-х годах за создание «собаки с двумя мозгами» путем присоединения изолированного мозга одной собаки к кровеносным сосудам другой). В 2018 году итальянский врач Серджо Канаверо и его китайский коллега Сяопин Рен предсказали, что пересадка головы от человека к человеку является «неизбежной», хотя это заявление было встречено в медицинском сообществе с большим скептицизмом. Врачи говорят, что их цель – подарить вторую жизнь неизлечимо больным пациентам вроде Дона.

Большинство специалистов по этике не одобряет этих попыток. Артур Каплан, известный американский биоэтик, написал в «Форбс», что «человек должен окончательно лишиться разума», чтобы попробовать провести пересадку мозга, используя существующие технологии. Каплан отметил, что после такой операции человеку придется принимать иммунодепрессанты, имеющие серьезные побочные эффекты. Жизнь на таких препаратах может оказаться несчастной. Отторжение пересаженного органа в данном случае будет представлять собой отдельную проблему, поскольку грозит медленной и болезненной смертью. Не стоит забывать и о вероятности значительного психологического стресса. Клинт Халлам, первый в мире реципиент пересаженной руки, в итоге предпочел ампутировать конечность, поскольку чувствовал себя «психологически оторванным» от нее. Что, если реципиент трансплантата головы тоже не будет чувствовать единства со своим новым телом? Наконец, успешное соединение спинномозговых нервов без новых технических достижений кажется маловероятным. В лучшем случае Дон окажется парализованным.

На другой же чаше весов оказывается мрачная реальность: без трансплантации Дон скоро умрет. Принцип автономии позволяет ему принимать самостоятельные решения. В конце концов, он нейрохирург, поэтому наверняка понимает все риски. Разумеется, последствия операции могут оказаться ужасающими. Возможно, Дон проснется и поймет, что находится в сознании, но при этом «заперт» в собственном мозге, не имеет возможности что-либо воспринимать и коммуницировать с другими людьми. Даже если бы пациент действительно мог осознать и оценить мучения, которые влечет за собой такое существование (что маловероятно), возникает вопрос: может, некоторые формы страдания настолько ужасны, что никого нельзя подвергать риску испытать их?