И вновь обратимся непосредственно к тексту. Принято считать, что роман «Дон Кихот» изначально задумывался как пародия на рыцарский роман. Действительно, в то далёкое время рыцарские романы знали даже люди неграмотные. Их читал не только Дон Кихот – ими увлекались все. Хозяин того трактира, в который попал Дон Кихот при втором своём выезде, был безграмотен, но ему читали рыцарские романы постояльцы, и он искренне удивился, когда узнал, что Дон Кихот сошёл с ума от чтения таких хороших книг.

Этими же романами увлекалась и бедная служанка Мариторнес. Дочь трактирщика разделяла с ней эту страсть.

Сумасшедший, которого в горах Сьерра-Морены встретил Дон Кихот, после того, как он назвал своё имя (Кардение) и отчество (Андалюсио), сразу заговорил о рыцарских романах и подрался со странствующим рыцарем из-за несогласия трактовок некоторых сюжетных линий. Возлюбленная этого сумасшедшего девушка из знатного рода, Луинда, тоже была до этих романов большая охотница.

Дочь незнатных, но богатых родителей, Доротея, героиня одной из вставных новелл, прочла много рыцарских романов и превосходно разыгрывала перед Дон Кихотом роль королевы.

Все действующие лица в произведении Сервантеса – страстные поклонники рыцарских романов, а некоторые из них даже сумели стать героями той книги, которую мы сами держим в руках. В результате получился какой-то гипертекст и метатекст одновременно. Видно, прав был Борхес, который назвал «Дон Кихота» первым постмодернистским произведением мировой литературы.

В результате в романе воображаемый мир, мир книги, и так называемый реальный мир словно поясняют друг друга, комментируют, что и является главной особенностью метатекста. Такое взаимопроникновение мира воображаемого, мира книги, в мир реальный оказывается настолько глубоким, что между этими мирами почти невозможно провести разграничений. Это и позволяет говорить об эзотерическом характере данного текста.

Создаётся впечатление, что пока пишется «Дон Кихот», на его страницы все время хочет попасть всё новое и новое количество героев. Сама книга, сам роман словно вербуют их из числа читателей. И из этих читателей, желающих стать частью текста, выстраивается даже целая очередь.

Так в самом начале второго тома появляется некто Самсон Караско, который сообщает Дон Кихоту, что первый том, где описываются подвиги рыцаря, уже вышел из печати, и что он, Караско, готов заменить Санчо Пансу и стать новым оруженосцем. Вторая часть буквально пишется у нас на глазах. Она самая «сырая», самая неоформленная что ли.

Получив отказ, Караско все равно хочет любой ценой попасть на страницы романа. И если ему отказали в роли помощника, то тогда он готов сыграть роль палача пишущегося прямо у нас на глазах текста. Вспомним, Караско берёт на себя роль рыцаря-противника. Если он выбьет из седла Дон Кихота, то может заставить его прекратить свои странствия и вернуться назад, домой. Дульсинея потеряет ореол вечной женственности, статус божественной Софии, Прекрасной Дамы, а жизнь Рыцаря печального образа должна потерять всякий смысл. Вспомним, что после первой неудачной попытки победить Дон Кихота и тем самым закончить его странствия, а следовательно, прекратить процесс написания самой книги, Самсон Караско уже в обличии Рыцаря луны во второй раз выбивает всё-таки из седла бедного Алонсо Кихано, таким образом вырывая его из воображаемого мира фантазий и химер, пытаясь вернуть героя в мир реальный. Дон Кихот едет домой, становится нормальным и умирает. Действительность одерживает верх над безумием, то есть творчеством.

В книгу пытаются попасть герцог и герцогиня. Когда в их владениях оказываются Дон Кихот и Санчо Панса, то они на ходу сочиняют сюжет с избавлением заколдованной девушки.

Затем два богатых идальго наперебой приглашают к себе странствующего рыцаря с его окружением, чтобы придумать с их участием новые приключения.

Благородный разбойник Роке (второй том, главы 50–51), оказывается, уже сумел прочитать первый том романа, и теперь он тоже старается вписать свою часть сюжета в общую эпопею.

Даже то, что Сервантес добровольно отдаёт своё авторство некоему мавру, делает его самого читателем собственного текста.

Это стремление к постоянной, порой, навязчивой саморефлексии, эта игра в зеркала, в которых увеличивается внутреннее скрытое пространство всего повествования, достигает своего апогея в самом начале второго тома, когда во второй главе мы узнаём, что Дон Кихоту становится известно о существовании книги, описывающей его подвиги, и вместе с Санчо он пускается рассуждать о достоинствах романа-подделки. Такой роман реально существовал.

Первый том уже всеми прочитан, и во втором томе героям-читателям остаётся лишь на свой страх и риск импровизировать на заданную тему и таким образом вместе с автором, который все время сам хочет быть читателем, двигать вперёд тяжеловесное сюжетное колесо.

Но вторая часть «Дон Кихота» рождена не только своей законной первой частью, являясь её продолжением, но и появлением на свет так называемого «Лже-Дон Кихота», этой книгой-загадкой, опубликованной под псевдонимом Алонсо Фернандес Авельянеда. Этот «Лже-Дон Кихот» был опубликован в июле 1616 года, когда дописывалась 53-я глава второго тома.

Во втором томе (глава 61) Дон Кихот, оказавшись в Барселоне, ненароком заходит в печатню и видит, как из-под пресса выходят всё новые и новые тома «Лже-Дон Кихота». Отношение между выдумкой и реальностью совсем запутались. Что теперь управляет миром: книга или реальность? Скорее всего, книга. Если мы станем на позицию книги, то окажемся такими безумцами, как и Дон Кихот, если нет, то мир теряет всю свою загадочность, и мы столь скучны и примитивны, как и хозяин постоялого двора, вокруг которого и плетётся почти вся событийная канва романа.