Глава восьмая

Аноха Чалма был одним из самых известных рецидивистов на территории, что до сих пор рассматривается урками, с понтами их единой безграничной вотчиной, несмотря на старания расплодившихся с кролячьей скоростью президентов новоявленных государств. Слухи за очередные подвиги Чалмы бестаможенно проникали через кордоны рт Курил до Бреста и упорно циркулировали между Магаданом и Кушкой.

Чалме повезло стать знаменитостью из-за требований времени. Он начинал жизнь честным фраером, даже не мечтая за такую дикую популярность среди постоянных клиентов тюрем и лагерей. Однако стоило Чалме впервые попасть в одно так называемое исправительно-трудовое учреждение, как Аноха из оступившегося фраерка уверенно потопал по пути матерого рецидивиста.

Другой судьбы у него могло быть с большим трудом, до того успешно работают эти многочисленные кузницы кадров преступного мира. Они таки да способны перевоспитать любого праведника и приучить его до труда в качестве ломщика, взломщика, домушника или какой-то другой из денежных профессий, которых больше, чем волос на жопе у того синерылого Фантомаса. Чалма осваивал в зонах смежные специальности и из-за своей небывалой популярности спал через три койки от самого бугра.

Карьера Чалмы началась еще при Андропове, который как-то с утра пораньше возьми и брякни за борьбу с нетрудовыми доходами. И что, после этих слов менты стали сражаться с обкомами партии, ворами в законе, министерствами или, на худой конец, сами с собой? Ни разу. Оттого как отдельные преступные недостатки в стране организовывали исключительно Аноха и ему подобные.

А как же иначе, если ментам надо срочно принимать меры на указание партии и по-быстрому посадить кого угодно, лишь бы он начал мотать срок в свете последних постановлений ЦК? В самом деле, кого будешь арестовывать, того, кто миллионами ворует, одновременно рассказывая за светлое будущее? Так рассуждать, не то что по стойке «смирно» погон лишишься, без головы лежать научишься. Но если нужно сражаться с преступностью, на этот раз в виде нетрудовых доходов, менты, как их учили, отвечают: «Есть!» — и начинают тщательную оперативную работу, чтобы, не дай Бог, не зацепить тех, за кого руководство с ходу оборвет яйца безо всякого наркоза.

Потому один оперуполномоченный решил — он победит преступность любой ценой, как того требует время. На роль основного виновника бед народа и организатора главной антисоветской криминальной структуры претендовал исключительно Аноха, который тогда еще без клички сидел в архитектурном управлении и брал бутылку после разрешения за установление балкона или перенос двери в хате.

Оперуполномоченный срочно выдернул одного из своих стукачей и озадачил его чересчур опасным заданием. Ему нужно внедриться в уголовную среду и, рискуя жизнью, всучить взятку этому архитектурному деятелю. Тогда мент закроет глаза на деятельность своего стукача, которому светит сразу несколько статей только оттого, что он имел счастье родиться в Советском Союзе.

В назначенный день стукач поперся вручать Анохе заранее помеченные двадцать пять рублей, а оперуполномоченный поднял группу захвата, которая тихо-мирно бухала в служебном помещении, не помышляя использовать свободную минутку для беспощадной борьбы еще с кем-нибудь, кроме пива.

Группу захвата замаскировали под брезентом в прицепе автомобиля, и через полчаса она уже не столько хотела захватывать преступников, как перестать терпеть пивные последствия в животах. И когда она уже была готова не выдержать, из архитектурной халабуды вылетает стукач, ожесточенно мигая всеми глазами на морде и кривляясь гораздо лучше циркового клоуна. Ну и задание, еле успел бабки под кучу бумаг на столе заныкать, когда несговорчивый Аноха уронил ручку.

Бабки он, видите ли, не берет! Кто не берет, тот не делится, а кто не делится — тот сидит, вот и вся диалектика борьбы с отдельными правонарушениями и недостатками.

Короче говоря, опер подымает на борьбу со взятками танцующую лежа группу захвата, и она блестяще справляется с поставленной задачей в виде Анохи. Оперуполномоченный в присутствии понятых находит деньги и показывает им на свет слово «Взятка», начерченное замаскированными чернилами. Пока он это вытворяет, группа захвата переминается с ноги на ногу, а Аноха, вместо каяться, что-то пищит за провокацию и права советского человека, гарантированные вместо расстрелов какой-то Конституцией.

Через час Аноху поволокли в управление, чтобы раз и навсегда покончить с обнаглевшей преступностью. Охабалевший архитектор, несмотря на старания группы захвата, падает на тротуар у колеса машины и визжит во все легкие — без прокурорского постановления его нельзя арестовывать. Вот придурок, что значит нельзя, если ментам надо. Уже два дня прошло, как партия опять приказала бороться, а до сих пор еще никого по этому поводу не посадили.

У группы захвата не оставалось сил терпеть наглое поведение архитектора, словесные провокации за какие-то законы и переваренное пиво внутри животов. Это самое пиво уже давило на характер ментов еще сильнее, чем секретарь обкома на их начальника за поскорее посадить хоть кого по любому поводу, чтобы доказать, как вовремя Андропов придумал заботу о народе под видом бескомпромиссной борьбы с ним же. Группа захвата, едва успев расстегнуть брюки, стала поливать тротуар и мостовую вместе с Анохой прямо перед Управлением.

Хотя таким макаром менты не просто освежили вспотевшего Аноху, но и уготовили ему определенное место в уголовной иерархии; голос Тюрьмы ответил Индии: мусора опять устроили беспредел, а потому опустить фраера — все равно, что стать с легавыми на одну доску. Аноха получил свой срок, наблатыкался в зоне трудовых навыков и вышел на свободу с чистой совестью перед страной, которая, согласно гуманному законодательству, лишила его квартиры после приговора суда.

Сперва Аноха вел себя, как полный придурок, потому что хотел устроиться на работу. Где это видано, чтобы фраер, искупивший свою вину перед отчизной, мог устроиться по своей бывшей специальности, кроме как говновозом? Несмотря на все потуги начать жизнь заново и благодаря преимуществам социалистического образа жизни, Аноха быстро очутился на одной из малин, окончательно поставив крест на своей бывшей архитектурной жизни.

Так началось восхождение Анохи к той воровской легенде, которой он стал за последующий десяток лет. Еще бы! Кто осмелился посягнуть на общак? Аноха! Кто отстреливался от собаки говном? Он же. И в конце концов, кто бегал в чалме среди города, пока его не заловили как явного шпиона, собирающего информацию для вражеских разведок? Аноха, только он, малохольный Чалма. После рассказа вновь прибывшего в зону за очередные подвиги рецидивиста Анохи остальным зэкам даже не хотелось лишний раз хлебнуть чифиря под колеса, до того им уже было весело.

На общак Чалма посягнул вовсе не от своей глупости, а под руководством опытного вора Сливы, организовавшего банду, куца вошли многие авторитетные товарищи, в том числе и бывший опер, заарестовавший в свое время Аноху.

Банда действовала решительно, словно состоящие в ней менты продолжали трудиться на своих бывших рабочих местах. Среди бела дня они при форме и параде задерживали кого-то из нужных людей, но вместо ментуры везли их за город и устраивали на пленэре то же самое, что прежде в камерах. Они так трюмили богатых фраеров, что те по-быстрому раскалывались кто еще, кроме них, может представлять из себя интерес для органов и налетчиков.

Таким макаром Слива вышел на одного кооперативщика. По предварительным данным у этого деятеля было столько бабок… Больше, чем у бывшего секретаря горкома по идеологии, чью хату разбомбили в течение получаса. И нехай банда Сливы шмонала квартиру кооператора гораздо дольше, за большие деньги не могло быть и речи. Золото — да, бриллианты — пару штук тоже, а где же основные фонды?

Слива считался авторитетом и не мог не допустить его расшатывания. Аноха пас кооперативщика до тех самых пор, пока тот в очередной раз не решил поменять машину. Надоело ограбленному до нитки целых полгода подряд ездить в «вольво», пришла пора пересаживаться в «БМВ».

Слива, прикинувшись лохом, которому позарез надо то самое «вольво» расплатился с кооперативщиком, ни разу не торгуясь. Даже если бы хозяин тачки запросил за нее цену «Бентли», Слива все равно не отказался бы от своего намерения купить машину именно у него.

Потому что бабки, которыми расплатился авторитет, были помечены радиоактивными изотопами. Козлу ясно, при повторном шмоне эту капусту очень быстро нашли вместе с другими сбережениями кооператора в тайнике, который был замаскирован в трехкомнатной хате лучше пещеры Али-бабы.

Даже малые дети знают, что произошло в той сказке. И когда разбогатевший до неприличия Слива гулеванил на всю катушку вместе со своим адъютантом Анохой, на них налетели вовсе не менты, а сорок самых настоящих разбойников, уволочивших удачливых воров на разборы.

На толковище Слива вел себя, как положено авторитету, разоряясь страшными последствиями коллегам за то, что они держат мазу за фраера. Но когда этот фрукт узнал: кладка в хате кооператора — часть общака, он заделался еще бледнее, чем был бы на суде, приговорившим его к стенке.

Слива вместе со своими подельниками посягнул на самое святое — на общак, а значит, заслуживал немедленной смертной казни. Но, учитывая чистосердечное признание подсудимого, его хорошую работу и ходатайство коллег, толковище заменило приговор к высшей мере другим, не подлежащим обжалованию. Слива вместе со своим шестым номером обязаны вернуть деньги, а потом идти к ментам сдаваться.

Когда Слива в точности исполнил это золотое решение, менты чуть не двинулись мозгами. Среди бела дня до них вламывается вор с подельником, и начинаются громкие вопли за явку с повинной. Слива, который прежде отвечать на допросах чего-то внятного считал ниже своего воровского достоинства, дает показания на самого себя со скоростью пулемета. Аноха, тот вообще дрожит, каясь, как бы он был счастлив, если у нас введут пожизненное заключение. И когда менты то ли всерьез, а может, в шутку заметили Анохе: для полного раскаяния было бы неплохо, когда он возьмет на себя еще три висячие квартирные кражи — тот с таким удовольствием попер навстречу их желанию раскрывать преступления, какого вряд ли стоило ожидать.

Аноха чистосердечно кололся: он готов отвечать за любые кражи, кроме предложенных, а также за покушение на римского папу, Бенину маму или появление на свет его собеседников, а когда надо, так менты уже могут получить показание — именно он написал «Малую землю» под псевдонимом. В заключение Аноха слезно просил ментов не вешать на него трупов, одновременно соглашаясь на любое наказание старого режима, если можно, то без расстрела. Ну, а когда без этого никак нельзя перевоспитывать его дальше, то чему бывать, того не миновать.

Выйдя в очередной раз на свободу, донельзя перевоспитанный экс-архитектор сделал грамотный вывод: он до того обучился в исправительном от фраерских замашек учреждении, что вполне может трудиться самостоятельно. А потому решил зарабатывать самым распространенным и элементарным способом, освобождая хаты от всего лишнего, что в них лежало.

Аноха запросто заломился на одну квартиру, дверь которой сумел отомкнуть еще быстрее, чем его в свое время уговорили на явку с повинной. За этой гнилой дверью вора ждала такая добыча, что он только успевал благодарить судьбу, набивая свою торбу золотом, мехами и хрусталем.

Не успел Аноха мысленно скомандовать себе: «Спасибо этому дому, теперь пойдем к другому» — как услышал за своей спиной рык, мало в чем уступающий по выразительности тигриному. Вор на всякий случай направил в сторону этих звуков луч фонарика, и его морду перекосило не от дополнительной радости уворовать еще чего-то, а совсем по другому поводу. Кроваво-красный оскал огромной пасти с ходу довел Аноху до нужной мысли.

Домушник мгновенно стал доказывать дарвиновскую теорию за происхождение человека. В долю секунды он, подобно личности, народившейся от гиббона, взлетел на шкаф в передней, не выпуская из зубов торбы с добром, и самым невероятным образом упаковался в тридцатисантиметровом пространстве между мебелью и потолком…

Ровно через два дня после этого события мимо подломленной квартиры проходила соседка, вернувшаяся с дачи. Так она почему-то стала активно принюхиваться к двери, а потом постучала. В ответ, вместо «войдите», девушка услышала грозный рык и отчаянный вопль: «Спасите! Убивают! Сдаюсь! Вызовите милицию!». Соседка мгновенно врубилась, что делать, и настучала ментам по телефону.

Прибывший наряд выяснил у вызывавшей их дамы, что соседи еще не вернулись с дачи в хату, а в ней уже точно кто-то поселился явно без временной прописки. Менты прислушались до человеческого хрипа и хорошо известным не только им способом сумели открыть дверь, не выбивая ее могучими плечами.

Первым делом не переступившие порога менты почувствовали вокруг себя такой запах, который бывает только у допотопного сортира после экскурсии в него помешанной на диспепсии толпы. На залитом самыми органическими отходами шкафу поскуливало нечто, слегка напоминающее человека, непонятно каким образом уместившееся в узком пространстве, вопреки всем законам природы. Только после этого зажавшие привычные ко всему носы менты заметили — возле шкафа лежит белая собака, а вокруг нее разбросаны золотые цацки, деньги, осколки хрусталя и пыжиковая шапка, наполненная все тем же дерьмом.

Неизвестное науке существо завопило со шкафа почти человеческим голосом, чтобы менты поскорее проявили гуманность и увезли его в тюрьму. Стоило защитникам правопорядка пошевелиться, как пес принял боевую стойку и менты захлопнули дверь с такой скоростью, словно тренировались в этом деле с утра до вечера.

Тут же на площадке они приняли решение — нейтрализовать собаку и с ходу получить, возможность резко опустить прущую кверху кривую нераскрытых краж.

— Да вы что? — прислушалась до их рассуждений соседка. — Попробуйте только убить это животное. Знаете, сколько он стоит? Весь райотдел не рассчитается.

Менты натурально задумались. Конечно, одно дело — раскрыть кражу и спасти местами человека, совсем другое — платить за это из собственного кармана. Тем более кража, считай, уже расследована, а этот домушник вполне может еще немного посидеть на шкафу. Судя на то, что из него вытекло, он успел привыкнуть до своей странной позы в узком пространстве.

И тогда менты приняли поистине мудрое решение. Они устроили щелку в двери и сказали Анохе: колись по-быстрому, чего ты тут оказался, а потом мы тебя вызволим от четвероногого вертухая.

Это было самое чистосердечное и быстрое показание за всю историю криминалистики. Аноха кололся еще чистосердечнее, чем во время своей прошлой явки с повинной, справедливо полагая: только от обвала показаний зависит, сколько еще, иди знай, приятного времени он будет застывать в такой позе по уши в собственном дерьме в прямом смысле слова над собачьей пастью. Мент у двери едва успевал конспектировать вопли со шкафа.

Следствие закончилось за полчаса до того, как наконец-то пожаловали хозяева. Перед тем, как войти в хату, они подробно рассказали за комнатную собачку любопытствующим ментам, прекратившим обращать внимание на дальнейшие чистосердечные признания Анохи. Правильно товарищи менты сделали, что не сунулись на их жилплощадь. Потому как эта собачка — аргентинский мастиф, выведенный для охоты на пум и ягуаров. На дачу его брать нет никакой возможности — такая псина обязана ходить не просто в наморднике, но и при этом быть постоянно привязанной поводком до хозяина. Так у них на даче есть другие дела, кроме держаться руками за животное, хорошо известное специалистам под определением «Белый ангел смерти».

Менты тут же полюбопытствовали — понятное дело, запас пищи на пару дней можно оставить в удобном месте, но куда делает из себя эта собачка? Нехай от такого дела, понятно, смердит меньше, чем от шкафа вместе с вором, но все равно любопытно. Хозяева пробормотали, что специально оставляют открытой дверь на балкон, и если бы менты стали любопытствовать дальше, так это обошлось им дешевле.

Когда Аноху снимали со шкафа, он заливался тихим хохотом и целовал ментам руки. За посадить вора в их машину не могло быть и речи. Водитель веско заметил — он руляет вовсе не говновозом и не допустит, чтобы служебная машина пропитывалась не сильно свойственными ей запахами.

Аноху поливали водой под дворовым краном из пожертвованной кем-то миски, хотя вор больше стремился лишний раз глотнуть с нее воды, чем помыться, до того в его организме не хватало жидкостей. Выводя Аноху из двора, менты окончательно поняли, как устроилась эта собака. В свою очередь, Аноха, жадно грызущий купленную сердобольным водителем булку, врубился: мастиф не собирался забывать за то, как юр пытался отстреливаться от него дерьмом, пока в организме не кончились заряды.

Когда менты вместе с ворюгой синхронно подняли головы, они увидели балкон, тщательно обшитый пластиком по всему периметру. Только в одном месте заграждения, видимо, по замыслу его архитектора, была оставлена узкая щель. Как оказалось, именно в нее направлял свою струю сверху вниз надрессированный не только на пум белый ангел смерти. Это в общем-то неудивительно, потому что мастиф славится своим умом, а советские пешеходы давным-давно привыкли, как с балконов постоянно чего-то льется или вылетает. При всем желании Аноха не мог нажаловаться, что этот кобель обоссал его хуже, чем группа захвата в андроповское время. Больше того, отставной архитектор откровенно радовался и благодарил ментов, которым тоже немного досталось собачьего внимания прямо с балкона.

Рассказы за фартового юра Аноху достигли своего апогея в определенных кругах, когда он снова очутился на свободе с чистой совестью и репутацией, слегка подмоченной мастифом. Аноха решил — он больше не станет работать в одиночку, если суждено всю жизнь сидеть в дерьме и принимать на себя обильные анализы других выделений, так в компании это делать куда приятнее. Примерно таким макаром захмелевший от свободы и водки Аноха высказался своим потенциальным подельникам, перед тем, как заснуть прямо за столом.

Ворам не сильно понравились его логические выводы. Деловые почему-то не стремились разделять с Анохой его фарт. Но долг обязывал их помогать выскочившему на волю. После бурных дебатов сердобольные блатные решили избавить Аноху от дальнейших издевательств со стороны разных творений природы. Они водрузили на купол спящего горшок и убедили друг друга: теперь на голову Анохи даже при большом желании не насцут ни менты, ни собаки, ни другие известные зоологии личности. Потому как горшок куда надежнее каски и его всегда можно перевернуть по назначению.

Потом вдруг оказалось — этого как раз нельзя сделать из-за бывшего назначения посуды. Прежде чем горшок поселился на голове Анохи, в нем варили не борщ, а эпоксидную смолу. Воры даже не ожидали, как их шутка получит дальнейшее продолжение, хотя изо всех сил пытались отодрать горшок от истошно орущего Анохи. После того, как рецидивист в сотый раз подлетел под потолок вместе с так и не отлипающей от него посудой, один из блатных предложил отбивать горшок от башки Анохи с помощью молотка и зубила.

Аноха мужественно выдержал одну попытку, после которой он заорал еще истошнее, потому что уже ничего не слышал вокруг себя. Ему казалось, что барабанные перепонки при посуде на куполе пожизненно саботируют впитывать в себя любые звуки. Однако за применение топора в деле освобождения своей головы от хотя нужного, но постороннего предмета он все-таки услышал. И предпочел, чтобы эту операцию проводили хирурги, режущие людей скальпелями, а не его кореша, которые делали то же самое с помощью финок.

Хирурги, исключительно в белых халатах, при виде Анохи стали активно разводить руками в разные стороны. Несмотря на клятву Гиппократа, они могли успешно снять горшок только с головой его владельца, на что вряд ли согласился бы даже Аноха. Один профессор медицины сделал необычному больному грамотный эпикриз: нужно дождаться, чтобы ваши чересчур короткие волосы отросли до битловской степени, и только потом можно будет приступить до хирургического вмешательства в интимную жизнь пациента.

Аноха, обмотав горшок на голове каким-то подобием чалмы, стал шариться среди улиц в виде, настораживающем ментов, успевших привыкнуть к выбрыкам панков, рокеров и металлистов. Чалма перестал мечтать за производственную деятельность при таком хорошо запоминающемся предмете над ушами и стал изображать из себя Арину, постоянно оправдываясь перед правоохранительными органами до тех самых пор, пока по всей земле не прозвучало словосочетание «Буря в пустыне».

Эта самая буря оказалась для Анохи самым настоящим стихийным бедствием. Если бы операция под таким заголовком началась позже, иди знай, вдруг бы врачи сумели ликвидировать на голове Анохи явную подсказку к его принадлежности до экстремистских и прочих террористических организаций.

Чалма решил свою судьбу сам. В одной из пивнушек он чересчур растрепался случайным собутыльникам, преследуя исключительно меркантильные цели. Алкаши очень любили проводить время в компании некогда знаменитых людей, спившихся до радости постоянных клиентов тошниловок самого низкого пошиба. Но такого в их практике еще не было, чтобы до шаровой выпивки нарывалась личность при чалме на куполе.

Ханыги иногда любили подчеркнуть в разговоре, что вчера напились до поросячьего визга с известным хоккеистом или артистом. Такое таки да случалось в трудовой биографии многих из них. Но чтобы угощать в пивнушке восточного фундаменталиста, а потом добавлять с ним в подворотне — этим мало кто мог похвастать.

За ради шаровой выпивки не имеющий возможности работать Аноха кололся любому наливающему: пресловутая «Буря в пустыне» — это еще не конец. Уж кто-кто, а он, резидент товарища Саддама, знает, чего рассказывает по секрету исключительно ради симпатий до хороших людей. Потому пусть америкосы не сильно удивляются, когда с территории этого города до них в гости стартует ракета, ни разу не похожая на тот брак, который поставлял братскому Ирану миролюбивый Советский Союз в противовес натовской агрессии по всему миру. Так что, ребята, если хотите слушать, как будет дальше, пропагандировал Аноха, наливайте еще или идите на Хусейна прямым курсом. Нехай он вместо меня делает вам пресс-конференцию, во время которой опрокинуть стаканчик никак невозможно. Даже если вы предложите Саддаму выпить на шару, он больше пугается шариата, чем любит булькнуть драгоценной влаги за чужой счет.

После таких рассказов чалму с Анохи окончательно сняли там, где до него побывало множество разнокалиберных шпионов, врагов народа, растратчиков и других преступников, как правило, реабилитированных посмертно. Чалме не улыбнулось разделить судьбы предшественников, потому что оказалось — этого органам уже даром не нужно. Зато им требовался процент раскрываемости, и по такому поводу Чалма без своего шикарного убора на макушке очень скоро очутился в тех местах, где с нетерпением ждали, когда Аноха отличится в очередной раз. Зона, получившая шанс помирать от хохота в течение всего срока этого почти народного артиста, по праву могла считаться самой фартовой.

Именно по причине необычайной популярности кандидатура Анохи рассматривалась Тараном как ключевая фигура в предстоящей операции. Вдобавок на спине Чалмы имелась очень интересная наколка…