Глава девятнадцатая

Новомодное лекарство бармилон захватывало рынок со скоростью распространения очередной эпидемии гриппа, которой, кроме самоотверженности врачей, можно было противопоставить марлевую повязку. Другой заботы за население пока не предвиделось, а потому грипп, несмотря на полное отсутствие рекламы, пользовался повышенным спросом даже у тех слоев населения, которому элементарный аспирин «Упса» был не по карману.

Слухи о целебности бармилона передавались не только из уст в уста вместе с дальнейшей экспансией гриппа, но усиленно подогревались всеми средствами массовой информации.

Кое-кто стал придумывать явные небылицы, что уникальный бармилон может вылечить даже от СПИДа. О таких целебных свойствах препарата газеты и телевидение не рассказывали, однако человеку всегда хочется надеяться на лучшее при хроническом дефиците одноразовых шприцев и дороговизне резиновых перчаток для стоматологов.

Стоит ли удивляться, что в массовых очередях, созданных сдающими золото, за целебность бармилона бакланили с таким воодушевлением, как много лет назад. Только тоща народ громко и вслух ликовал по поводу очередного подорожания водки и падения курса доллара, давясь почти в том же составе очереди, чтобы прикупить золотого запаса за самую твердую в мире деревянную валюту.

Еще бы, такое лекарство; больных оно делает здоровыми, врагов — друзьями, немощных — скалолазами, толстых — тощими, а дурных — еще лучше на голову. В общем, почти тот же эффект, как от самогона, которым народная медицина велит лечить ацетон и еще десять тысяч других болячек, вплоть до хронического безденежья.

Ежедневно на экране телевизора возникали уже неплохо узнаваемые люди, не мыслившие жизни без бармилона. Некоторые зрители со временем стали считать их чуть ли не членами семьи. И когда кто-то из рекламщиков исчезал на время из голубого экрана с пачкой бармилона в зубах, зрители начинали переживать — вдруг человек заболел, обожравшись такими полезными пилюлями до полного поноса.

Бармилон не был чересчур чудодейственным средством, потому что лечение поноса с его помощью не рекламировали. Хотя телезрители сожрали бы и такую залепуху вместе с тем бармилоном. Даже те, которые могли бы догадаться благодаря детсадовскому образованию: отогнать от человека поголовно все болезни не могут ни размахивавший конечностями по телевизору Кашпировский, ни крестившийся на стакан воды Чумак, ни даже чудодейственный бармилон, а исключительно смерть.

Рекламные усилия дали свой результат, так как за бармилон орали по телевизору гораздо чаще, чем про панадол, и даже всякие-разные тампаксы стыдливо заворачивались в прокладки «Кэфри», стоило телезрителям услышать начало мелодии, предваряющей появление на экране ультрасовременного лекарства.

Какой там кэфри или тампакс? Тоже еще событие для мужской аудитории, тем более, что его рекламирует домохозяйка, известная исключительно помощнику режиссера по коммерческой части, скачущая в белых штанах по поездам с магазинами.

Совсем другое дело, когда вратарь сборной по хоккею жрет бармилон, вприкуску рассказывая: только благодаря этому снадобью он ловит шайбы быстрее, чем соперники успевают бить по воротам.

Так, кроме вратаря, известная спринтерша раскололась, как бармилон придал ей силы бежать на коньках до золотой медали, а заслуженный артист с помощью нового чуда медицины сбросил пуд веса, хотя жрал при этом в три горла при поддержке спонсоров. И даже один народный депутат, оравший в микрофон за борьбу с коррупцией, как бы невзначай кинул себе в пасть горсть полезных пилюль, а потом замолол обличения с такой скоростью, что уши телезрителей не поспевали за его речами.

Кроме выдающихся людей, лекарство рекламировали скромные герои нашего времени. Рабочий Вася Перепелкин, вытирая руки то промасленной ветошью, то об голову, гордо заявлял в телевизионную камеру: он вкалывает, как проклятый, жрать постоянно хочется, а зарплату… Впрочем, это не важно, потому что есть бармилон.

Человек в белом халате, сильно напоминающий отощавшего до полной дистрофии индийского йога, горячо рекомендовал принимать бармилон людям с высоким или низким давлением, и при этом обзывал себя профессором Института питания. Зрители не сильно понимали, что такое Институт питания; они помнили те времена, когда подобных институтов не было, а зарплаты на жрачку вполне хватало.

Дело дошло до того, что наркомы стали вести устную пропаганду и веско заявляли: на кой нужна та булка с маком или пирожок с героином, когда на бармилоне можно колесить мимо иглы и тащиться от этого с большим кайфом.

Совместное предприятие «Парацельс», официальный представитель знаменитой фармацевтической фирмы «Анчалинкорпорейтед» в России, едва успевало оплачивать таможенные пошлины за ввоз самого ходового от Москвы до самых до окраин лекарства. Мелкие фирмы, не имеющие возможности работать напрямую с крупными западными концернами, охотно делали свою накрутку, беря товар у «Парацельса» после стопроцентной предоплаты.

Фирме «Гиппократ» также пришлось работать с «Парацельсом» после блистательно проведенной операции Печкина под названием «Пердулет». Что касается таблеток «Этикетный жених» или «Спутник истинной леди», то особых проблем у гиппократовцев не возникло. Одесситы легко вышли на японских производителей и, кроме малайзийских «Сони», вместе с прочими китайскими товарами под японской маркой, в город-герой пошла продукция фирмы «Дайрин».

Совместное предприятие «Парацельс» в связи с тем, что одесситы перескочили через их услуги, направило в фирму «Гиппократ» письмо. Мол, дорогие коллеги, вы, конечно, имеете полное право закупать у японцев продукцию, несмотря на то, что с вами было очень приятно работать. Однако должны предупредить: если кто в мире осмелится без нашего письменного разрешения беззвучно пердеть вокруг себя с хвойным или иным приятным запахом — это может иметь последствия. Всегда с искренним уважением и готовый к дальнейшему плодотворному сотрудничеству Григорий Орлов со товарищи из оттуда.

Убедившись, что бармилон покоряет одну шестую часть света еще быстрее, чем пресловутый «пердулет», гиппократовцы снарядили гонца в Америку, однако совет директоров фармацевтического концерна отклонил предложение одессита заделаться дилером «Анчалинкорпорейтед» в Украине. Капиталисты ответили без всяких реверансов: на все пресловутое СНГ «Парацельса» хватит с избытком, и, если хотите торговать чудо-снадобьем, обращайтесь непосредственно до него.

Чтобы не упускать навар, гиппократовцы, скрежеща зубами по поводу как кто-то, кроме их фирмы, заработает на одесском медицинском рынке, были вынуждены составлять конкуренцию челнокам, волочившим из Москвы новомодные пилюли. Фирма «Гиппократ» по-быстрому задавила конкурентов-единоличников более низкими и чересчур оптовыми ценами.

Бармилон регулярно приносил «Гиппократу» такие доходы, что на совете учредителей было решено пустить часть прибыли в качестве именных стипендий для студентов-медиков.

Проводивший совещание главврач «Гиппократа» Слава Моргунов, пристально посмотрев на заведующую отделением интенсивной терапии Майю Пилипчук, внес предложение:

— Надеюсь, никто не встанет на дыбы, когда эти мансы будут называться стипендией имени доктора Вонга.

— Я не против, — откровенно призналась Пилипчук.

Доктор Вонг сидел с каменным выражением на морде, словно подчеркивая непоколебимость тибетских гор, с которых он спустился, лишь бы спасать больных от неминуемых смертей.

— Профессор, — обратился до подельника Моргунов, — осталось услышать ваше золотое слово, и мы можем идти до других вопросов производства.

— Ладно, Слава, я ни разу не против, — заметил доктор Вонг, — чего не заделаешь ради пользы людей? Тем более нашей смены среди медицины. Это во мне говорит гражданский голос ученого и доктора психических — астрофизических… Слушайте сюда, Слава, я в последнее время слегка утомился, раздавая научные знания, несмотря на свой авторитет… По ученой части. И меня чересчур достали эти ваши подчиненные астропсихи и фрейдерасты…

— Поехали дальше, — не обратил внимание на демарш доктора наук главврач. — Если наш сенсей согласный, как теперь, Майка, что у тебя творится? Опять ненужные базары…

— Славчик, не выступай, — улыбнулась заведующая отделением интенсивной терапии.

— Я не выступаю, — более миролюбивым тоном заметил главврач, — а веду производственное совещание… Доктор Вонг! Или работайте или спите… Капон, я до вас говорю! С добрым утром! Значит так, если вас не интересуют коллективные дела, так вы хоть борзейте в меру среди совещания. Выймите свой вставной таз и держите перед собой, чтобы я видел, как вы не спите…

— Слава, чего вы прихарились до пожилого человека? — спокойно ответил доктор наук. — Я же говорю, как переутомился среди трудовых подвигов на благо фирмы. Так кроме всего, еще и стипендию назвали имени меня. С понтом я и без этого не заваленный работой. Это же мозгами можно двинуться, я сам себе бармилон пропишу, чтоб он стух вместе с этими фраерами…

— Доктор Вонг, никто не принижает ваших заслуг, — успокоил соучредителя «Гиппократа» Моргунов. — Но Майка таки да стала нарываться на комплименты…

— Слава, не гони пену! — ответила на оценку руководителя заведующая отделением интенсивной терапии.

— Пену? Да за твой День Донора уже весь город потухает… Доктор Вонг! Ладно, пускай спит. Майка, я тебе категорически рассказываю — желание больных не всегда закон для хирурга.

— Я пошла навстречу пожеланиям выздоравливающих, чтоб не травмировать их самочувствия, — отрезала Майка. — А что тут плохого, если эти бугаи уже не знали, как стебаться дальше. Захотели День Донора — нате вам День Донора. А что такое, когда люди платят…

— Когда люди платят, так это главное в нашей медицине, — согласился Моргунов. — Но реклама за этот День бесплатно пошла по городу. Это же надо придумать, чтоб десяток ваших больных выдоили из себя полбочки мочи. Ну, когда с понтом на анализы, так я не против… Но День Донора, а главное плакат на бочке «Ударный труд — Родине!» Им что, больше нечего делать? Водки — валом, медсестер — тоже, концерты опять же и всякие другие развлечения…

— Они хотят помогать больным! — отрезала Майка. — Сейчас это модно. Вот и придумали… Так и орали: станем донорами для лечения неимущих больных мочой. То есть уринотерапией.

— Значит так, Майка. Лечение таким на голову больных — приоритет государственной медицины. Как и всего остального, а мы — частное предприятие… Наверняка Мирзояна работа, за этот год уже четвертый раз у нас лечится…

— Ну и что? Наш долг помогать людям. Лишь бы они платили.

— По мне пусть хоть год из койки не вылазит, — охотно согласился Моргунов. — Но он стал чересчур капризным и вводит нас в дополнительные расходы по его лечению. Так что сделай Мирзояну грамотный эпикриз и предупреди — если хочет и дальше выздоравливаться нетрадиционными методами, так будет доплачивать. Ко мне, между прочим, по личным вопросам твоя медсестра обращалась. С производственными претензиями.

— Жанна? — утвердительным тоном спросила Майка.

— Вот, сама знаешь…

— Чего я знаю? Просто догадалась. Раз ты стал бухтеть за Мирзояна — это нетрудно. Больной предпочитает медсестер в очках. А кроме Жанны, их не носит ни одна сестра милосердия…

— Ну, раз ты такая грамотная, то считай консилиум по Мирзояну закончен. Сделаешь ему медзаключение: когда захочет пользоваться очкастыми сестрами милосердия, пускай, кроме своих продуктовых магазинов, приобретет «Оптику». И снабжает Жанну каждый раз новыми очками. Майка, я тебе категорически рассказываю — все для блага больных, но Жанна кое в чем права. Мирзоян торчит кончать на ее очки. Хрен с ним, у каждого своя манера улучшения здоровья. Но ты, как не только заведующая, но и наш профсоюзный лидер, обязана заботиться за персонал. А Жанна уже воет, чтобы ей на очки присобачили такие дворники, как на автомобиле… Ты меня поняла?

Майка не стала спорить со своим непосредственным руководителем, несмотря на то, что доктор Вонг захрапел еще сильнее.

— В общем, так. Мы добились результатов. Больные меньше пердят, что сказывается на самочувствии врачей. Опять же бармилон. Вот суки! Но все равно зарабатываем неплохо, хотя я сильно сомневаюсь, что этот бармилон помогает для импотенции. Это по поводу твоих рассказов за увеличение стояния лежащих пациентов. Значит, так, Майка. Эти «Парацельсы» не дождутся, чтобы мы брали у них еще что-то, кроме бармилона. Облезут, фраера…

— Ты уверен, что они фраера? — ошарашилась Майка. — Дела ведут с размахом. Явно моют бабки от другой деятельности.

— Какая нам разница, лишь бы больным было хорошо, — философски заметил Моргунов. — Но я их вставил, как тех лохов… Прямо на фирме снял клиента.

— Ну ты даешь, Слава, — улыбнулась заведующая отделением интенсивной терапии.

— Ха, тоже еще событие. Я заметил ему, что у нас в Одессе куца больше испанцев, чем в той Москве, и в три секунды разбудил на этом Гарсие национального самосознания. Тем более он работает с этим… Как он, ну те, что примазались до фирмы с известным названием? Вспомнил «Голден Стар»… Да, так вот, он через этого старого Гольдмана кидает здесь детские игрушки ихней фирмы «Кико». Нет, Майка, ты прикидываешь: из-за этого старого афериста Гольдмана фирма «Голден Стар» поменяла название…

— Ничего себе, — удивилась заведующая отделением интенсивной терапии.

— А как бы ты хотела, чтоб Гольдман фамилию сменил? Сейчас такая фамилия на вес чистого золота. Даже если не иметь в виду крупным планом тот «Стар», продающий телевизоры под новой кличкой. Потому что Гольдман торгует игрушки от испанской «Кики». И они идут на ура. А мы, что… Ладно, пусть игрушки нам не надо, зато препарат от нестояния Гарсиа согласился поставлять нам по тому же прайсу, как «Парацельсу». Только потребовал, чтобы мы еще товарились и этими игрушками… Хрен с ним, будем считать нагрузкой… Спустим их в подарок для детских домов. Или дадим нашим престарелым — у них мозгов ни разу не больше. В общем, пока я буду заниматься рекламой и всем остальным для здоровья, этой апробацией-менструацией и прочими медицинскими мансами, ты, Майка, на пару дней подменишь меня среди здесь… Доктор Вонг! Сенсей! Капон, на поверку постройся! С добрым утром! Кстати, доктор Вонг, совещание закончено.

Ровно через две недели после этого производственного совещания фармакологический посланец солнечной Испании прибыл в Одессу с бородой наперевес для заключения договора с «Гиппократом».

Испанский загар и бородку а-ля отец Михаил его давний приятель капитан Немо приобрел в течение десяти дней, проведенных в Засрундии перед возвращением в Москву.