Глава шестнадцатая

В августе 1944 года советские войска полностью захватили восточный берег Вислы. Немецкие войска терпели поражение и отступали. Проиграл свою войну и знаменитый Абвер. После нескольких громких провалов разведывательных операций его вывели из состава Верховного командования Вермахта и починили главному управлению имперской безопасности, лишив тем самым автономного статуса.

На лесистом, западном берегу Вислы немцы спешно эвакуировали полевой штаб пехотной дивизии. Соединению предписывалось отойти на заранее подготовленную позицию и закрепиться на ней. При дивизии состояло фронтовое подразделение Абвера, занимающиеся переброской агентов через линию фронта и их встречей. Секретная документация подразделения, а таковой набирался целый несгораемый металлический ящик, находилась при штабе дивизии. Вывести её имели право только представители штаба Валли или руководство, ближайшей разведывательной школы.

По узкой лесной грунтовке, часто останавливаясь и пропуская встречные автомобили, ехал тёмно-серый Опель. За рулём сидел капитан Александр Эфлинг, справа от него ехал Протасов, одетый в новенький офицерский мундир с лейтенантскими погонами. Добравшись до поляны, где раньше располагался штаб дивизии, Опель остановился рядом с небольшим грузовиком, в кузов которого солдаты загружали оборудование и остатки имущества, генераторы, свёрнутые палатки, маскировочную сеть, мотки верёвок, ящики.

Выбравшись из машины Эфлинг подошёл к руководившему эвакуацией майору и представился:

- Капитан Эфлинг, заместитель начальника Варшавской разведшколы, прибыл для вывоза секретные документации.

- Документы, - буркнул усталый майор и промокнул платком вспотевшую шею.

Александр подал посстановление сотрудника Абвера. Рассматривая его, штабной офицер поинтересовался:

- Лейтенант с вами?

- Так точно! Мне сказали, что ящик довольно тяжёлый.

- Тяжёлый. Вон он стоит, последний остался. Мы со своим имуществом закончили, забирайте.

Офицеры направились к стоящему в сторонке ящику

- Он? - справился Мишка.

- Да, это наш.

Эфлинг присел возле ящика и провёл ладонью по крышке, на которой белой краской была нанесена маркировка ИОН. Сорвав свинцовую пломбу Александр достал из кармана ключ и дважды провернул его в замке, откинув крышку проверил лежавшее внутри документы.

- Всё в порядке, - сказал он. - Предлагаю выкурить по сигарете и приступить к погрузке.

Эфлинг достал из кармана кителя пачку сигарет, Протасов бронзовую спичечницу. Закурили, посматривая вокруг на густой лиственный лес – величавый, таинственный кажущийся вечным.

Укатят со своими штабными палатками немцы, придут русские, уйдут они - вернутся поляки, а лес так и будет стоять, шелестя зеленой листвой, поскрипывая кряжистыми стволами.

- Сюда бы мирное время с ружьишком и собачкой, - вздохнул Александр. - Надоело до чертиков эта война.

- Капитан! - послышался голос майора.

Эфллинг обернулся:

- Слушаю вас.

- Мы закончили и уезжаем и вам советую поторопиться, русские уже рядом.

- Благодарю вас, майор. Через пять минут нас тут не будет.

Хлопнули дверцы, выпустив клуб дыма, грузовик заурчал мотором и медленно укатился с поляны. Александр бросил окурок в траву, присев на колено он закрыл крышку ящика и начал шерудить ключом в замке, а через секунду охнул и уткнулся лицом в траву.

Вытирая о его мундир лезвие ножа Мишка усмехнулся: «Умирать не больно, больно выживать. Да, Александр?». Он ударил его ножом коротко, почти без замаха и точно в шею, ровно как учили в Варшавской разведшколе.

Вначале 1944 года, когда Мишка удачно пересек линию фронта и вернулся в Польшу, Великая Германия потеряла последние шансы на победу во Второй Мировой войне. Силы её таяли с каждым днём, а Советский Союз напротив - наращивал давление по всем фронтам. Марвец тепло встретил Протасова в школе, когда руководитель Московской разведгруппы отмылся после долгой и трудной дороги, оделся в свою форму с погонами оберельдфебеля и пришёл на доклад, тот даже встал из-за стола, сделал несколько шагов навстречу и долго тряс Мишке руку.

- Поздравляю, вы проделали отличную работу, - приговаривал он. – Поздравляю.

Мишка про себя усмехался: «Видать совсем плохи ваши дела, если моё безделье в Москве считается отличной работой».

Майор лично вручил ему медаль за взорванные железнодорожные пути и уничтоженый поезд с горючим. Также сообщил, что Мишка отправляется на отдых в Варшаву, а после возвращения его ожидает приятный сюрприз.

Ответив на множество вопросов и написав кучу отчётов, о проделанной в Москве работе, Протасов впервые поехал в Варшаву, где его ждал оплаченный номер в небольшой гостинице. Несмотря на значительные разрушения, город ему понравился колоритом, красивыми зданиями, старой брусчаткой на улицах. А вот жители нет – запуганные, во всём готовые услужить оккупационной власти, но вместе с тем затаенной ненавистью во взглядах.

Он провёл в Варшаве целую - неделю гулял по центру, по многочисленным паркам и набережной Вислы, зашёл в единственный действующие кинотеатр и почти каждый вечер ужинал в ближайшем к гостинице кафе. А однажды решил прокатиться на необычном Варшавском трамвае и едва удержался, чтоб не подрезать, у стоявшей рядом женщины, сумочку. «Нет, - сказал он себе прощаясь с Варшавой, - в Москве получше будет. Она без краёв, суетная и бестолковая. Воровать там сподручнее, да и погода здесь не кисель, не ряженка».

Возвратившегося в разведшколу Мишку на ближайшем общем построении вывели из строя и Марвец зачитал приказ о присвоении ему первого офицерского звания – лейтенант. Новоявленный офицер выказывал довольство, источал радость, но внутри оставался невозмутим. Ему, в отличие от Амбала, всякого рода побрякушки и регалии были безразличны, равно как и регулярные поездки в Берлин, куда с марта месяца вывозилась вся секретная документация Варшавской разведшколы.

Содержимое несгораемого ящика с маркировкой ИОН было последним из огромного перечня документов, подлежащего срочной эвакуации. Забрав его из штаба пехотной дивизии Эфлинг с Протасовым имели приказ на всех парах мчаться в Берлин и там же остаться, ибо Варшавская школа, из-за наступления советских войск, перебрасывалось с места на место и в данный момент находилась южнее Берлина, в городке Цвиккау.

По сути этот приказ и стал приговором несчастным Александру. Мишке он ничего плохого не сделал, напротив поддерживал, протежировал, помогал, но ехать в Берлин и оставаться в гибнущей Германии новоиспечённый лейтенант не желал. С Рейхом ему было не по пути, план побега Мишка готовил весь последний месяц и вот сегодня настал наконец удобный момент. Расправившись с Эфлингом, Мишка забрал его оружие, пачку сигарет, рейс марки, сжег секретные документы - вдруг в них есть что-то и про него, уселся в тёмно-серый Опель и поехал прочь стой поляны.

Через четверть часа ему захотелось покурить и он обнаружил пропажу своей спичечницы. Остановив машину, он обшарил карманы, осмотрел пол кабины, зеркальце в бронзовой оправе, лежало на месте, а спичечницу он где-то выронил. Протасов не мог смириться с потерей, потому что уплывала возможность собрать отцовский талисман ,и, тогда спрятав машину в кустах, он отправился к поляне пешком. Он легко нашёл её, идя лесочком вдоль не широкой грунтовой дороге.

Врождённая осторожность спасла - ещё издали, между древесных стволов, Мишка заметил снующие на поляне фигуры. Достав из кобуры пистолет и немного приблизившись он догадался - советская фронтовая разведка, кому ещё понадобится с такой тщательностью обследовать, оставленную немецким штабом, поляну. Затаившись под кустом, на приличном расстоянии, он принялся наблюдать. В какой-то момент сердце пустилось вскачь, а сквозь сжатые зубы вырвалось непристойное ругательство - в руках одного из разведчиков блеснуло в солнечных лучах его бронзовая спичечница.

Чтобы вернуть свою часть талисмана ему пришлось здорово попотеть, битых два часа призвав максимальную осторожность, он следовал за группой советских разведчиков, те, видать, шли не первые сутки. Выбившись из сил устроили привал в густой чаще, поснимали сапоги, ремни, гимнастёрки, напились воды, пообедали и разлеглись на мягкой травке. Всё бы ничего, да опасливый командир, тот что сунул найденную спичечницу в брезентовый вещмешок, выставил два дозора - пришлось рисковать.

Мишка скинул китель и светлую рубаху, оставшись в тёмной майке, сунул пистолет Эфлинга в карман офицерского галифе, свой взял в правую руку и пополз.

Дважды он едва не выдал себя: первый раз задел коленкой чью-то ногу - боец завозился, обратился по имени к лежащему рядом товарищу, перевернулся на другой бок и снова затих, второй раз, когда утянул в сторону вещмешок командира – какие-то предметы в вещмешке стукались друг о друга и Протасову снова пришлось вжиматься в траву.

Распутав лямки и верёвку он сунул внутрь мешка руку, аккуратно ощупал лежавшие там вещи и, к своему счастью, среди прочего барахла нашёл спичечницу.

Обратно, с бивака советских разведчиков, он выбирался по кратчайшему пути, держа в уме местоположения сидевших в дозоре бойцов. Выбрался, нашёл свой китель, оделся и быстрым шагом отправился искать тёмно-серый Опель.

Протасов мечтал вернуться в Москву и других вариантов не рассматривал, не в Берлин, не в Варшаву, не в столицу любого другого государства перебираться страсть как не хотелось. В Москве всё было знакомо, там обитала его команда, из которой при удачном раскладе, он слепит спаянную банду, там есть где жить, там понятно как добывать средства для вольготной жизни, а здесь - в Европе, здесь он всего лишь лейтенант разгромленного Абвера, не знающий местных традиций и уклада, с трудом изъясняющейся на немецком языке и совсем не владеющий Польским. Он отработанный материал, он выполнил свою миссию и в лучшем случае сгодится бонзам Рейха в качестве пушечного мяса. «Нет уж господа, теперь уж каждый сам за себя, каждый печётся о своей шкуре самостоятельно», -приговаривал он, мчась на тёмно-сером опеле на Юг от польской столицы. В той стороне, рядом с небольшим городком Ожарув, способные части вермахта пока ещё удерживали свои позиции, а в самом Ожаруве ещё функционировало фронтовое подразделение Абвера, в любой момент готовые перебросить через линию фронта разведчиков или диверсантов.

Комплекты немецких и советских документов у Мишки имелись, было и оружие с боеприпасами. До появления близ линии фронта следовало разжиться гражданской одеждой, обувью и запасом продуктов дней на пять – семь. Для этого в его карманах лежала приличная сумма рейхсмарок, а для покупки провизии на территории СССР он вёз с собой пачку настоящих советских денег. Разъезжая в прифронтовой зоне Протасову приходилось часто останавливаться по требованию военной инспекции, комендантских патрулей и нарядов дорожных блокпостов. После проверки документов и специального пропуска дежурные унтерофицеры отдавали честь, а шлагбаум неизменно взлетал вверх.

По пути во Ожарув Мишка завернул большой город Островец, где нашёл центральный рынок. Пройдясь по его рядам, он выбрал по своей ноге пару, слегка поношенных ботинок, и не броскую одежду --две льняные рубахи, широкие брюки, пиджак и кепку, не забыл прикупить старый вещмешок и нижнее белье, так как на нём были трусы и майка со штампами немецкой мануфактуры. В продуктовых рядах он разжился консервами, салом, колбасой, сухарями, хлебом, яблоками и литровой бутылью молока.

Вернувшись к машине, Протасов сложил все съестные припасы в мешок, долил из канистры в бак бензина и поехал дальше. До городка Ожарув оставалось двадцать пять километров.

- Я готов перебросить вас ближайшей ночью, но мне никто вас не сообщал, - удивлённо пожал плечами командир подразделения, когда Мишка обрисовал ему задачу.

Местной командой Абвера командовал моложавы лейтенант - на полевой форме ни одной награды, ни одного знака отличия, ни одной нашивки. «Новичок», - отметил про себя Мишка.

- И что вы предлагаете - отменить или задержать мою переброску? - напирал он. -Вы ставите под угрозу операцию ради которой меня готовили два месяца.

- Извините, мне необходимо связаться с начальством.

- Звоните лейтенант, только сделайте это побыстрее - уже темнеет.

За спиной Протасова ярким заревом полыхал закат, а на востоке, откуда доносилось далёкая канода, небо и в самом деле угасало. Лейтенант исчез в сельском доме, над крышей которого покачивалось антенна радиостанции, чуть поодаль, возле мотоцикла с коляской, возились два унтера - один копался в моторе, другой чистил установленный на коляске пулемет.

Мишка курил возле крыльца и размышлял над возникшей проблемой. В лишившемся былого статуса Абвере царил хаос, легендарного Вильгельма Канариса давно сняли с должности. Сменивший его Георг Хансон находился в должности всего пять месяцев, а потом был арестован. Нынешний руководитель - Вальтер Шелленберг больше интересовался политической разведкой, разведшколы перебрасывали в тыл и расформировывали, людей переводили в другие структуры. И вот въедливый моложавый лейтенант мог испортить всё дело. Если ему удастся выйти на связь с Марвецом или с кем-то из его окружения, то моментально выяснится, что никакой переброски через линию фронта, на участке данного подразделения, незапланированно.

За деревянной дверью сельского дома послышались шаги, Протасов выбросил окурок и поспешно сунул руку в карман галифе, где лежал небольшой Вальтер ПП убитого Эфлинга. Поднимать шум не пришлось.

- Связь стала отвратительной, - проворчал вышедший на крыльцо лейтенант. - Наверное это из за близости фронта, забивают помехами, до наших можно докричаться только рано утром.

Мишка молча смотрел на него, ожидая решения, тот медлил, не хотел брать на себя ответственность. Выручил один из унтеров возившихся у мотоцикла.

- Лейтенант, я помню этого агента, - сказал он, вытирая ветошью промасленные руки. - В январе встречали его с стой стороны северо-восточнее Варшавы.

В тот же миг сработало и Мишкина память.

- Ты Гюнтер!? - воскликнул он. - Ну точно, Гюнтер.

Тот заулыбался:

- Он самый.

Эта сценка всё разом поменяла - лейтенант оттаял и, глянув на часы, предложил:

- Переодевайтесь, через полчаса мы накормим вас ужином и в десять вечера проводим по одному из оставшихся коридоров.