17
– Смотри, Капуста, унесет течением, лови тебя потом в Титовице! – сослуживцы весело подзуживали рядового Федора Капустина, осторожно спускавшегося по крутому каменистому склону под мост через Славицу. – А если утонешь, домой вообще не возвращайся!
– Идите уже! – недовольно ворчал Капустин, внимательно глядя себе под ноги – оступиться сейчас значило бы гарантированно получить массу болезненных ушибов. – Было бы чем уносить! Вы наших рек в Верейских горах не видели!
Последняя пехотная часть переправилась на таридийский берег и потянулась к ближайшим холмам. На правом берегу реки остались только драгуны, но в их задачу входило изображение бурной деятельности по уничтожению моста на глазах у врага, поэтому они пока никуда не спешили, ожидая сигнала от конных дозорных.
– А если он не сумеет взорвать мост? – Иванников нервно облизал обветренные губы. – Что тогда?
– Тогда наши позиции у брода потеряют актуальность, – я флегматично пожал плечами, – обстреляем улорийцев здесь и отступим в глубину Корбинского края.
Такое развитие событий я считал маловероятным, но полностью исключить неудачу операции «Мост» было нельзя. Никто не застрахован от случайностей, даже я.
Тут я усмехнулся своим собственным мыслям. Подумать только – до каких высот поднялась моя вера в себя! Еще два-три года назад, попав в подобную ситуацию, я бы просто извелся сомнениями и переживаниями, а сейчас даже не особо волнуюсь. Удастся взорвать мост – хорошо, не удастся – тоже не беда, что-нибудь еще придумаю. Конечно, имея за плечами опыт предыдущих кампаний, я не мог остаться прежним неуверенным в себе молодым человеком, но и излишней самоуверенности старался избегать, поскольку она может сыграть со мной злую шутку в самый неподходящий момент. А любая моя ошибка – это загубленные человеческие жизни.
Я еще раз прокрутил в голове весь план предстоящей операции. Тонкие места в нем были, а миссия Федора Капустина действительно являлась ключевым и самым опасным его моментом. Но бочонки с порохом надежно закреплены под балками и настилом моста, во избежание эксцессов запальный шнур продублирован нефтяной дорожкой, а самого Федора отрекомендовали как отличного ныряльщика. Два огнива ждут его в укромном месте – основное и запасное, все, что ему остается – это вынырнуть из-под воды и запалить огонек. А после – снова нырнуть и убраться как можно дальше от моста вниз по течению реки.
Не знаю, не знаю. Как по мне, так вмешаться может только какой-нибудь несчастный случай: улорийцы заметят Капустина, или полезут обшаривать мост, или порох отсыреет и не взорвется. Но над такими зигзагами судьбы я не властен, все, что можно было сделать, уже сделано, остальное лишь в божьей власти.
– Все, уходим на позицию, – объявил я, разворачивая коня.
Здесь больше делать было нечего. Улорийский авангард скоро окажется здесь, и в дело вступят остающиеся на том берегу драгуны, никого лишнего противник видеть не должен.
Сегодня вражеская армия подойдет вплотную к нашей границе, пора повышать ставки, так сказать. Выманив на себя наемников, я нанес первые ощутимые потери вражескому войску и выиграл целые сутки – союзники были вынуждены приводить свои ряды в порядок и вводить новые правила передвижения. Мои ребята не давали им скучать, беспокоя по мелочам – постоянные набеги и обстрелы продолжались, а сегодня у моста через Славицу состоится большой бой. Не лоб в лоб с открытым забралом, как мечтает улорийский монарх, а по-другому, на моих условиях, но гораздо масштабнее предыдущих дней, весело, громко и с большим количеством жертв. Пусть противник поймет, что погибший генерал фон Рейбель со своими наемниками еще легко отделался.
Существовала небольшая вероятность, что мой оппонент сразу пойдет к находящемуся в восьми километрах вниз по течению броду, но сегодня утром я позволил вражеской разведке увидеть, как моя армия спешно переправляется на свой берег по мосту. Янош не мог не заглотить такую наживку – до этой поры он вправе был ожидать, что мост мы заблаговременно уничтожили, но если уж такого не случилось, то стоило попытаться его захватить. Мост для переправы уж точно удобнее брода.
Минут через двадцать на вершине холма показались вражеские всадники. Начищенные кирасы и шлемы весело сверкали на солнышке – кирасиры! Янош остается верен себе в своей слепой вере в этих наполовину закованных в броню кавалеристов.
Среди оставшихся на правом берегу драгун ротмистра Вязова тотчас началась деловая суета. Часть из них, спешившись, изготовились к стрельбе, часть поспешили взойти на мост, часть потащили к мосту охапки соломы.
Стрелки дали залп по спускающимся с холма кирасирам, но расстояние не позволяло надеяться хоть на какую-то эффективность. Да и расчет был не на действенность огня, а создание нужного эффекта.
Секунд через двадцать был произведен еще один залп, расположение стреляющих заволокло пороховым дымом, а сами стрелки вскочили на лошадей и во весь опор понеслись к мосту. Когда последние драгуны оказались на нашем берегу, разбросанная по мосту солома уже вовсю пылала, создавая впечатление горящего моста.
Однако подоспевшие улорийцы, мгновенно спешившись, принялись сбрасывать солому в воду и затаптывать занявшиеся огнем доски настила. Около двух сотен кирасир перешли на левый берег Славицы, но преследовать удирающих без оглядки драгун не стали. В самом деле, сколько можно наступать на одни и те же грабли? Должны же были когда-то пойти им впрок наши уроки!
Но две сотни – это как-то мало. Мой гонец умчался к ушедшей за холмы кавалерии, а я в который уже раз посетовал на отсутствие нормальной связи. Через четверть часа над степью появилось пыльное облако, моментально привлекшее внимание улорийцев и заставившее их передовые дозоры в панике мчаться обратно к мосту. А вид появившихся на равнине уланских эскадронов заставил вражеских всадников срочно переправлять на нашу сторону реки дополнительные силы.
В бинокль мне было отлично видно и поднявшуюся у моста суету, и помчавшихся к основным силам гонцов. Приятно видеть, как противник ожидаемо реагирует на мои ходы. Каковы бы ни были замыслы у Яноша до сего момента, ему придется реагировать на ситуацию и вести сюда всю армию, причем так быстро, как только возможно – вид вражеского войска, собирающегося отбить потерянную переправу, послужит тому сильнейшим стимулом.
Тем временем уланы начали строиться на краю равнины для атаки, а место на их флангах заняли драгуны. По логике, кирасиры не должны сейчас атаковать, их явно меньше, да и удержание моста должно быть в явном приоритете. Но кто знает, что в голове у их командира? Вдруг хватит самонадеянности пойти в атаку? Был бы это «последний и решительный» бой, можно было бы зарубиться с ними по-серьезному, а так – зачем мне нужны незапланированные потери? Наша задача сейчас – поиграть мускулами, показать намерение биться за переправу, но тут же изобразить нерешительность из-за этих самых кирасир. Чтобы они тоже остались на месте, лишь грозно сверкая на солнце обнаженными палашами.
– А если они прямо сейчас атакуют? – словно прочитав мои мысли, спросил Иванников.
– Пусть пушки выкатывают! – вместо ответа я отправил с приказом следующего гонца.
Вид трех орудий, вполне ожидаемо заряженных картечью, должен остудить пыл улорийского военачальника. Остается надеяться, что он не бесстрашный идиот.
В следующие минуты я с беспокойством наблюдал, как мечется вдоль передней линии всадников полковник Румянцев, изображая подготовку к атаке, и как примерно то же самое делает кирасирский офицер перед своими кавалеристами. Но ничего не случилось. Все ограничилось этакой «дуэлью взглядов», как перед важным боксерским поединком.
Через четверть часа на улорийском берегу появился крупный кавалерийский отряд, состоящий из кирасир и драгун. И, судя по большому количеству богато расшитых плащей и цветных перьев на головных уборах, во главе всей этой конной массы пожаловал сам улорийский монарх со свитой. Не терпится ему, видимо, самому принять участие в настоящем деле. Нуну, как бы ему свое войско без командующего не оставить…
К сожалению, король переправляться на левый берег не стал, остался у моста руководить переправой. Эх! А как здорово могло бы получиться!
– Запускай! – распорядился я, и вскоре ярко вспыхнувший в воздухе зажигательный снаряд был отправлен из миномета на противоположный берег.
Увидели его все, но не все поняли, что за шальной снаряд полетел с нашего берега на улорийский в стороне от места событий. Я видел, как Янош Первый удивленно проводил брандскугель взглядом и принялся что-то обсуждать с офицерами свиты. Для меня же главным было то, что сидящий по самые глаза в воде Капустин не мог не заметить этого сигнала.
Я вынул часы. Жду пять минут. Примерно за это время огонек достигнет пороховой мины. Если мой диверсант не справится с задачей, то нужно будет срочно открывать огонь, чтобы под его прикрытием отвести войска. Если же все пройдет, как задумано, то враг и не сразу поймет, кто и откуда его атакует.
Стрелки ползли по циферблату убийственно медленно, заставляя меня с беспокойством поглядывать на число переправившихся на таридийский берег вражеских солдат. Как бы загнанная в ловушку дичь не оказалась не по зубам охотникам…
Но все прошло как нужно. Я ожидал взрыва каждую минуту, но, несмотря на это, яркая вспышка и последовавший вслед за ней грохот взрыва заставили меня вздрогнуть от неожиданности. Реку заволокло клубами дыма, сквозь которые иногда виднелись подлетевшие в воздух куски бревен, досок, еще какие-то темные предметы, которые вполне могли быть частями человеческих тел – что поделать, таковы издержки войны.
– Сашка, давай отмашку!
Оборачиваться я не стал, уверенный, что контролировать исполнение этого приказа точно не придется. И действительно, уже спустя несколько секунд за моей спиной дружно заработали полсотни минометов, отправляя по заранее пристрелянным секторам разрывные снаряды. В тот же миг открыли огонь выставленные на равнину орудия, но стреляли они не простой картечью, как могли бы предположить улорийские кирасиры, а так называемой «длинной картечью», в том мире называемой шрапнелью. Сначала она летела к цели как цельный снаряд, уже в воздухе взрываясь и отправляя в полет сотни маленьких смертоносных элементов. Разница в дальности получалась приличной, и элемент неожиданности знатный – непривычны еще наши враги к таким свойствам артиллерии. Вон как мечутся по обоим берегам, думают, что все это отголоски взрыва моста.
С утеса на нашем берегу Славицы по улорийской территории ударили еще три орудия. К сожалению, больше у меня нет, это все, что смогли наскрести для мобильной артиллерии. Но ничего, не хватает традиционной артиллерии – будем справляться артиллерией малой.
Рассмотреть что-либо из происходящего у моста из-за огромной тучи дыма стало решительно невозможно. Оставалось только надеяться, что Яношу не повезет уйти из-под обстрела, и тогда будет шанс вообще избежать дальнейших военных действий. Не думаю я, что кто-то из его военачальников решится продолжать поход в случае гибели своего короля.
Но что-то мне подсказывает, что не стоит сильно обольщаться и рассчитывать на такое везение – это было бы слишком просто.
Так, что у нас здесь, на левом берегу реки? Из огромного порохового облака выскакивают разрозненные фигуры бешено мчащихся всадников и лошадей без седоков и попадают под обстрел специальной команды стрелков, вооруженных экспериментальными нарезными штуцерами. Если кому и здесь посчастливится проскочить целым и невредимым, то в дело вступают карабины драгун.
А вот довольно большая группа всадников вышла из-под обстрела и устремилась прочь вдоль берега вниз по течению реки. Сотни полторы-две – серьезная сила, тем более что уйти пытаются в сторону брода, а там у нас сейчас только разъезды гусаров прикрывают готовящуюся к обороне удобного места переправы пехоту. Правда, местность там сильно пересеченная, не разгонишься особо, уланы без особого труда настигнут их по равнине и прижмут к реке.
Румянцев правильно оценил обстановку – три эскадрона его уланов отделились от общего строя и устремились наперерез пытающимся ускользнуть вражеским всадникам. Молодец, полковник, сообразительный.
Сзади послышался какой-то резкий звук, крики, ругань. Я обеспокоенно обернулся – так и есть, разорвало ствол одного из минометов. Один солдат из орудийной обслуги сидел в сторонке, обхватив голову руками, второй, стоя на четвереньках, отчаянно тряс головой. Повезло, без жертв обошлось на этот раз. Хромает еще качество, как закончится войн а, нужно будет оружейным мануфактурам и конструкторским бюро хорошую взбучку учинить. Пусть разбираются, у меня за эту кампанию это уже третий случай.
Вернемся к происходящему на поле боя. Что там? Я снова прильнул к окулярам бинокля. Ага, уланы беглецов прихватили, вряд ли там кто уйдет, от моста еще появляются люди, но уже совсем мало, единицы. На том берегу видно, как большая часть не успевшей переправиться кавалерии отошла на безопасное расстояние. К сожалению, пестрая группа богато одетых всадников там тоже присутствует, значит, не случилось несчастья с улорийским монархом. Какая жалость!
– Все, отбой! – я развернулся и сделал соответствующий знак руками. – Снимаемся и уходим к броду!
Хватит боеприпасы тратить. Армия противника здесь переправиться уже не сможет – ширина реки приличная, и течение сильное. Те же кавалеристы, которые успели перейти на наш берег по мосту, уже разбиты наголову. Сейчас дым рассеется, и уланы с драгунами проведут зачистку местности. Думаю, что тысяч так двух, а то и двух с половиной воинов сегодня Янош лишился. Причем в основном воинов элитных, столь дорогих его сердцу улорийских кирасир. И все это за какие-то полчаса! Эх, будь у меня под рукой та самая Восточная армия, что по какому-то преступному недоразумению доверили Пчелинцеву, я бы не то что реку не дал Яношу перейти, я бы его на его же земле раскатал в лепешку!
От досады и злости я скрипнул зубами, но больше ничем своих чувств выдавать не стал. Ни к чему это. Плакаться в жилетку некому, да и незачем. Буду воевать тем, что есть под рукой. А вот когда выиграю, тогда пойду в Ивангород и разберусь с теми, кто загнал Таридию в такую неприглядную ситуацию, чего бы это мне ни стоило.
– Смешно получается, – пробормотал я сам себе под нос, усмехаясь в ответ на свои собственные мысли, – в том, что разберусь с негодяями в столице, я еще не уверен, а вот, что сумею совладать с армией Яноша Первого, не сомневаюсь абсолютно.
Весьма самоуверенно. Но, с другой стороны, подобная постановка вопроса полностью отражает степень моих успехов на разных поприщах: «в поле», на войне, я чувствую себя уверенно, а вот в дворцовых интригах – увы, пока не силен. Потому что не могу и збавиться от пагубной привычки априори считать всех соотечественников такими же честными и радеющими за благо отчизны людьми, как я сам. А на самом-то деле дворец любого правителя та еще клоака, и обитающие там людишки в большинстве своем озабочены исключительно своими мелочными интересами.
Стоящее в зените солнце почти по-летнему припекало землю, ободренные наконец-то закончившимся шумом птички все смелее подавали свои голоса – хороший денек посылает нам природа, а человек все одно стремится испортить все своими неуклюжими действиями. Так всегда было, есть и будет, что в этом мире, что в том, моем прежнем.
И артиллеристы, и минометчики свернулись очень быстро. Уже спустя полчаса их обоз в сопровождении кавалерии отправился кружной дорогой к следующему месту встречи с улорийской армией – пресловутому броду. Нет, Янош, конечно, может переправиться и в другом месте. Да хоть бы и на месте того же моста. Но сил и средств на такую переправу у него уйдет неоправданно много. А главное – у него время сквозь пальцы утекает! Ведь каждая неудача, каждый дополнительный день военной кампании бьют по его репутации, заставляют идущих за ним людей сомневаться в его организаторских способностях и полководческом даре, а следовательно, и в самой возможности победы. А как прикажешь верить в нее, если армия каждый день несет потери и не может даже переправиться через реку на берег противника?
Двигались мы не спеша, да и крюк заложили изрядный, чтобы наблюдатели с того берега реки не смогли нас увидеть. Незачем нам демонстрировать имеющиеся в наличии силы и средства. Ладно бы, было чем напугать противника, а так-то хвастаться нечем. В предыдущие дни нас выручала мобильность нашей многочисленной легкой кавалерии, сегодня вот наличие минометов выручает.
Я говорю «выручает», потому что сегодняшняя битва еще не окончена. Она, так сказать, выбивается из ряда себе подобных наличием второй фазы. Не нужно ведь быть пророком, чтобы понять: разъяренный очередной неудачей Янош сейчас бросится к броду и там будет штурмовать реку до тех пор, пока не окажется на нашем берегу. А окажется он там обязательно, ибо нет у меня сил, чтобы надежно запереть границу на замок. Так что я костьми ложиться не стану, исполню обязательную программу да и отступлю в глубь Корбинского края. Будем добивать врага уже на своей территории.
Нужно будет позаботиться о правильной подаче информации об этом сражении. Если этого не сделать, то через год-два всякие умники начнут спорить о победителе, и по всем формальным признакам им окажется Янош Первый. Таких случаев полно в мировой истории, потому что спорщики не понимают, что не все измеряется сухим языком цифр и не всегда победителем является тот, за кем осталось в итоге поле боя.
Вот за такими мыслями я и скоротал дорогу. До брода мы тащились два часа, а прибыв на место, я застал там наших и фрадштадтских гусаров, развлекающихся выкрикиванием взаимных оскорблений, иногда подкрепляемых стрельбой из пистолетов. Здесь Славица не была зажата высокими берегами, потому и разлилась на ширину метров семидесяти, зато глубина в этом месте редко где достигала полутора метров – для всадника вполне проходимо, да и для пешего человека, если правильно дорогу выбирать, тоже. А вот стрелять из пистолета в попытке попасть в движущуюся мишень на противоположном берегу было глупой тратой пуль и пороха.
Вскоре на другом берегу стало гораздо многолюднее – сначала появились разноцветные мундиры наемных частей, потом стали подтягиваться и улорийцы. Занятно: сначала наемники приняли на себя основной удар, а сегодня у моста пострадали улорийцы. Когда придет черед действовать первым номером фрадштадтцев? Или этих господ не может первыми погнать в бой даже сам король Янош?
Самого главнокомандующего пока не было видно, но наемникам его отсутствие только играло на руку. Эти господа, по всей видимости, горели желанием реабилитироваться за свою ночную неудачу, а заодно и поквитаться с нами за гибель своего командира.
Не знаю, кто теперь командовал наемниками, но действовали они довольно слаженно. Около пяти сотен драгун, растянувшись по фронту, решительно направились в воду. Я немедленно отозвал с берега гусаров и выдвинул на их место стрелков, вооруженных нарезным оружием. Вопреки всем правилам современного военного искусства, расположились они не плотным строем, а врассыпную, представляя собой сложные мишени для ответной стрельбы.
Когда пытающиеся перебраться через реку всадники преодолели примерно половину пути, по моей команде пехота потянула веревки, поднимая из воды дожидавшиеся своего часа стройные ряды рогаток. Передние ряды наемников были вынуждены остановиться, а задние некоторое время еще продолжали напирать, создавая отличную скученность, по которой было трудно промахнуться.
Защелкали выстрелы штуцеров, выбивая из строя лошадей и всадников и внося дополнительную сумятицу во вражеские ряды. Поначалу застигнутый врасплох противник еще пытался протиснуться между рогатками, а кое-где даже предпринимались попытки изрубить их саблями или перепрыгнуть, но, видя наносимый нашими стрелками урон, кто-то из командиров наемного отряда подал сигнал к отступлению. Потеряв несколько десятков человек, драгуны отступили.
Ожидать следующего хода долго не пришлось, на правом берегу Славицы появились фрадштадтские пушки, восемь штук. Дистанция метров так триста. Сейчас будет картечь.
– Пехота в укрытие, первой минометной батарее подавить огневые точки!
Стрелки не сразу бросились отступать, еще попортили нервы островитянам, обстреляв орудийную прислугу. Чтобы прекратить это безобразие, подданные Короны выгнали вперед роту мушкетеров с громоздкими мушкетами, устанавливаемыми на сошках. Ну а что они еще могут предложить? Дальнобойнее-то у них только пушки! Впрочем, противник наш действовал так, как привык, а именно – пытался подавить нас огневой мощью правильно выстроенной боевой линии, без поправок на ситуацию. Так что пока мушкетеры заняли позицию, пока зарядили свое оружие, целостность их строя была изрядно нарушена. А когда с их стороны раздался-таки дружный залп, наши стрелки уже успели укрыться за тремя земляными валами, устроенными на самой границе каменистой прибрежной зоны и степи.
Как бы то ни было, ценой изрядных потерь, но свою миссию мушкетеры выполнили. За их спинами канониры смогли спокойно подготовить свои орудия к стрельбе. И тут выяснилось, что прав я оказался лишь наполовину: часть пушек выплюнули в нашу сторону картечь, а часть принялись запускать ядра параллельно поверхности воды, пытаясь разнести ощетинившиеся заостренными концами в их сторону рогатки.
Надо бы пресечь это безобразие, с таким трудом устроенные в реке заграждения нам еще нужны. Словно в ответ на мои мысли, с закрытых позиций ударили минометы первой батареи, и противоположный берег тут же расцвел фонтанчиками взрывов. Сначала дело шло ни шатко ни валко. Несколько мин не разорвались – видимо, длина запала была чрезмерно велика, и, не успев догореть, он разрушался при ударе о землю. Случилось несколько недолетов, один снаряд взорвался почему-то в воздухе, едва долетев до реки. Но потом минометчики внесли коррективы, и дело пошло на лад. Фрадштадтцы успели выстрелить по три-четыре раза, потом наши мины стали рваться прямо на их позициях, в разные стороны полетели разбитые лафеты, пушечные стволы и тела орудийной прислуги. В общем, очень скоро вражеская батарея была подавлена и над переправой на некоторое время воцарилась тишина.
Длилось это недолго и завершилось прибытием к месту сражения улорийского монарха. Я наблюдал в бинокль за тем, как он несколько минут выслушивал доклады о случившихся без него событиях, при этом очень внимательно разглядывая поле боя. Потом Янош отдал какие-то распоряжения, раздраженно махнул рукой своей свите, приказывая оставаться на месте, и, пришпорив коня, направился к воде. Один.
– Ваше сиятельство, похоже, с вами говорить хочет, – предположил Иванников, когда улорийский король остановился, войдя в воду метра на три.
Я в задумчивости почесал затылок. Вот оно мне надо? Может, это вообще ловушка и, подойди я к воде со своей стороны реки, по мне тут же откроют стрельбу? С другой стороны – не хочется терять репутацию. Могут ведь решить, что я струсил, а этого мне тоже не нужно. Да и любые разговоры с Яношем будут выгодны нашей стороне затягиванием времени, а день уже клонится к вечеру.
Так что долго я не раздумывал. Сел на лошадь да и выехал навстречу оппоненту.
Первая попытка общения оказалась неудачной, поскольку шум воды заглушал наши голоса. Пришлось направить коня в воду, продвинуться метров на пять вперед. Противник сделал то же самое.
– Ты князь Бодров? – донесся-таки до меня голос Яноша Первого.
– К вашим услугам! – я приподнял треуголку в вежливом жесте.
– Тебя здесь не должно быть!
– Кто это сказал?
– Не важно! – словно спохватившись, что сказал лишнее, отмахнулся король.
Ну, кому не важно, а кому очень даже интересно. Почему это он так уверенно заявляет, что меня здесь быть не должно? Значит, знал, что я отправляюсь в Рунгазею? Но решение о моем назначении в Новый Свет было принято совсем недавно, и нужно было очень постараться, чтобы доставить эту весть сюда так быстро. Как-то вся эта история дурно пахнет: очень точно вышедшие на нас фрадштадтские корабли, и в улорийской армии почему-то известно, что я уехал…
– Мне принесут твою голову! – неожиданно заявил Янош. Вот это поворот! А ведь казался приличным человеком.
– Она тебе еще в кошмарах сниться будет! – не полез за словом в карман я. – Не ходи на этот берег, Янош, пропадешь!
– Что? – то ли его возмутили мои слова, то ли просто не расслышал.
– Я говорю: не ходите сюда, здесь вас ждет смерть! – выкрикнул я, адресовав противнику характерный жест, изображающий перерезание горла.
Считая разговор оконченным, я пришпорил коня и помчался в сторону наших позиций. Вдогонку раздалось несколько выстрелов, но никакой опасности мне они не несли – расстояние слишком большое для ружей противника. Наши тоже пальнули пару раз в профилактических целях и с тем же результатом.
Между тем противник взялся за дело всерьез. В непосредственной близости к береговой линии никто не появлялся, но за прибрежными холмами, в тянущейся вдоль берега Славицы рощице развилась лихорадочная деятельность. Все правильно – брод в ширину всего метров сто пятьдесят, дальше глубина реки ощутимо увеличивается, но течение становится спокойным, размеренным. И прибрежный рельеф таков, что совершенно не препятствует форсированию реки хоть вплавь, хоть на подручных плавсредствах. Понятно, что после столь удачно сложившегося дела под Россошью Янош рассчитывал пройтись до самого Корбина прогулочным шагом, не встречая серьезного сопротивления, и проблем с переправами тоже не ожидал. Потому и приходится ему сейчас озадачивать людей рубкой деревьев, сооружением плотов и прочими подготовительными работами. Подготовься он к походу нормально – и его армия уже была бы на этом берегу Славицы.
Мои бойцы последние дни не сидели сложа руки, и теперь наш берег ощетинивался стройными рядами рогатин, а на мелководье еще дополнительно были растянуты рыбачьи сети. Но поскольку армия противника в несколько раз превосходила нас по численности, то сдержать переправляющихся широким фронтом врагов не представлялось возможным. И никакие искусственные заграждения тут нам помочь не в состоянии – у меня элементарно не хватит ни солдат, ни орудий, чтобы создать нужную плотность огня.
Я это понимаю, и Янош это понимает. Значит ли это, что у меня нет никаких шансов прищемить хвост вражеской армии? Да ни в коем случае! Это мой противник недостаточно внимания уделяет техническому обеспечению армии, у нас с этим все в порядке, а потому надежный быстровозводимый мост у нас есть, и сюрпризы врага еще ожидают.
– Поставьте минометы вот здесь и здесь, – я ткнул в нужные места на карте, показывая их собравшимся командирам батарей, – и отработайте вот по этим квадратам «вслепую».
– Но вдруг там никого нет? – командир третьей батареи поручик Миньков в задумчивости сдвинул треуголку на затылок. – Мы просто впустую потратим боеприпасы.
– Нет, поручик, здесь самые удобные места для переправы, и обстрел приведет к тому, что улорийцам переправляться придется в других местах.
– Ваше сиятельство, есть проблема, – заявил командир четвертой батареи подпоручик Нестеров, – стволы не выдерживают. Боюсь, останемся без минометов, если устроим еще один такой массированный обстрел, как у моста.
– У всех так же? – мрачно поинтересовался я, уже зная ответ.
Вот что значит отставание технологии производства от передовых идей! И как же не вовремя! Я ведь только привык к мысли, что у меня есть малая артиллерия, стал принимать ее в свои расчеты, строил планы, исходя из ее возможностей. А теперь на ходу все перестраивать нужно. Беда! Без минометов остаться не хочется, но не хочется и упускать удобный шанс нанести врагу максимальный урон.
– Хорошо. Массированный обстрел отменяется. Бьете по этим квадратам размеренно, в профилактических целях. Пусть улорийцы хотя бы отойдут подальше от реки, растянут свои позиции.
В общем, остаток этого дня прошел в вялых обстрелах нашими минометными батареями противоположного берега реки. Как я и ожидал, улорийцы с союзниками вынуждены были попятиться от берега в глубину территории. А если еще учесть тот факт, что их армия вытянулась вдоль Славицы на несколько километров, готовясь форсировать водную преграду сразу во многих местах, то растянутость занимаемых противником позиций стала просто колоссальной. Надежно защитить ее с флангов и тыла не представлялось возможным. Но Янош считал, что враг стоит перед ним на левом берегу Славицы, потому за безопасность особо не переживал.
Зря. Ивана Петровича Шепеля с его умельцами со мной на этот раз не было, но инженерная рота из состава Корбинского гарнизона имелась, и дело свое подопечные капитана Миткевича знали хорошо.
Немного выше по течению разрушенного утром моста мои люди навели временную быстровозводимую переправу, по которой обратно на правый берег отправился отряд легкой кавалерии подполковника Веселова.
Форсировать реку улорийцы собирались ночью или ранним утром. Но как только на землю опустилась ночная тьма, в тылу союзной армии случился жуткий переполох. Гусары вихрем прошлись по беззащитным тылам противника, рубя, поджигая и забрасывая гранатами все, что попадалось им на пути. Несколько пожаров занялись в местах активного строительства плотов, также пострадал обоз, в одном месте произошел взрыв – вероятно, удалось поджечь подводу с запасом пороха.
Как выяснилось позднее, Веселову удалось даже угнать табун кирасирских лошадок, мирно пасшихся на отшибе в ожидании начала переправы. Это была большая удача – оставить грозную улорийскую тяжелую кавалерию без привычных средств передвижения! Очень хотелось бы посмотреть на воюющих в пешем строю кирасир!
Но это были еще не все сюрпризы, Янош Первый сильно переоценил защищенность своих позиций рекой. Заслышав шум в тылу противника, бойцы штурмового батальона Дегтярева на лодках быстро переправились через Славицу и атаковали опешивших улорийцев с фронта. Было бы у меня под рукой тысячи три так подготовленных солдат, вражеское войско могло бы и прекратить этой ночью свое существование. Но чего нет, того нет. Наведя шороху в рядах совершенно сбитого с толку противника, дегтяревцы тоже подожгли подготовленные к переправе плавсредства, забили песком и камнями несколько пушечных стволов, захватили подвернувшегося под руку высокопоставленного офицера и вернулись обратно на наш берег.
Этот удар был настолько неожиданным, что штурмовиков даже не преследовали на обратном пути.
Гусары Веселова тоже не стали увлекаться и отступили своевременно, потому имели изрядный запас по времени перед пущенной по их следу погоней. Улорийцы появились на месте переправы, уже когда люди Миткевича грузили последние части временного моста на телеги.
Честно говоря, после всего случившегося я думал, что переправу Янош отложит на следующий день. Но он был настолько взбешен нашей наглостью, что приказал переправляться немедленно. И это было вдвойне обоснованно, ведь завтра я мог придумать еще какой-то неожиданный ход и снова сорвать переправу. Как бы то ни было, примерно через час улорийцы дружно направились к нашему берегу. Кто на чудом сохранившихся плотах, кто на бревнах, кто на невесть где раздобытых лодках, кто и просто вплавь.
На этот случай я передвинул орудия ниже по течению реки на небольшой полуостров, метров на двадцать вдающийся в реку, откуда можно было прекрасно запускать ядра над поверхностью реки. Вот этим наши канониры успешно и занимались в течение получаса, пачками сбивая и опрокидывая плавательные приспособления противника, словно кегли в боулинге.
Стрелки снова спустились к реке и собрали свою кровавую жатву с упорно приближающейся массы вражеских солдат. Когда же шедшая впереди улорийская пехота начала продираться через ряды рогаток и рубить рыболовные сети, мы подожгли пропитанный нефтью песок. Картина ярко вспыхнувшей в ночи береговой линии была великолепна в своей мрачной величественности, но эффекта, сравнимого с засадой на наемников, не имела. Рельеф местности был не тот, да и люди – гораздо менее пугливые существа, нежели лошади, их таким фокусом в состояние паники не ввергнешь.
Так что все это были лишь временные меры, не способные надолго задержать наступление противника. И я это прекрасно понимал, потому и не стал биться «до последней капли крови» на берегу Славицы. Пусть даже кто-то скажет потом, что я проиграл эту битву – по факту итогового оставления поля боя. Плевать, мне мои люди еще нужны живыми и здоровыми.
Минометчики ушли первыми, артиллеристы едва успели унести ноги с полуострова за считанные минуты до того, как туда нагрянули переправившиеся улорийцы. Если бы не прикрывшие отход гусары, не избежать бы канонирам потерь.
Я ушел в числе последних, когда убедился в организованности отступления. День выдался тяжелый и длинный, но плодотворный. Неблагодарное дело – подсчитывать нанесенный противнику урон, но на четыре-пять тысяч мы его численность сократили. Еще пара таких дней – и вражеская армия растает, словно вешние снега. Только вот рек масштаба Славицы больше по дороге к Корбину не предвидится.
