13
Я взглянул на часы и засунул их обратно в карман. Начало четвертого утра, так называемая «собачья вахта», самое сонное время. Пора. Все люди на местах, все роли расписаны, декорации осмотрены и признаны пригодными к работе.
В тусклом свете убывающей луны передо мной виднелись стены улорийского городка Россошь. Городок старенький и до недавнего времени ничем не примечательный. А теперь с его именем всегда будет ассоциироваться одно из самых жестоких и бестолковых поражений таридийской армии.
Мы подошли к городу с восточной стороны, здесь лес очень удобно подкрался к городским стенам на расстояние около трехсот метров. Южнее Россоши расположено то самое поле, где бездарный авантюрист угробил столько солдатских жизней. Сейчас там уже прибрано, умершие похоронены в огромных братских могилах, раненые собраны в походный госпиталь или отправлены в город, пленные уведены в городскую тюрьму. На поле боя осталась лишь часть обоза улорийцев, содержащая в том числе и взятые в бою трофеи. Очень хочется отбить у врага нашу артиллерию, но нам сейчас важна скорость – следующей ночью мы уже должны быть совсем в другом месте. Потому с артиллерией, увы и ах, придется распрощаться.
Обещания Натальи исполнились с лихвой. Наше вступление в Корбин скорее походило на триумфальное шествие победителей. Мы медленно ехали в открытой карете в сопровождении отряда примерно из полутора тысяч солдат, приведенных из Чистяково, а вокруг волновалась восторженная толпа. Позже, уже в Корбинском замке, Натали шепнула мне на ушко, что даже царь всея Таридии вряд ли удостоился бы такого теплого приема. Мол, ни на что не намекаю, но если захочешь… Это вряд ли, но к сведению принял. На всякий случай.
Сейчас для меня главным было то, что воспрянувшие духом корбинцы охотно записывались в ополчение и с большим энтузиазмом бросались исполнять все мои поручения, будь то изготовление кольев для заградительных рогатин и ежей или временное предоставление для нужд армии всех пригодных к использованию телег и лошадей.
Вообще же ситуация была просто плачевная. Защитить столицу края от небольшой армии численностью так в восемь-десять тысяч солдат можно было бы попытаться, но, когда на тебя прет тридцать тысяч бойцов, обзаведшихся нашей же прекрасной артиллерией, становилось как-то грустновато. На момент нашего прибытия в город туда стянулись остатки разбитого войска и подошли кое-какие резервы из окрестных гарнизонов, итого с горем пополам набралось почти четыре тысячи кавалерии и полторы тысячи пехоты. Полевых орудий – кот наплакал, зато в Корбин успела поступить приличная партия минометов. И был еще один приятный сюрприз – уцелела большая часть штурмового батальона майора Дегтярева.
В сложившихся обстоятельствах я считал безумием попытку отсидеться за стенами Корбина в ожидании помощи из центральных районов страны. Тем более не факт, что эта самая помощь придет – что там решит себе государь, окруженный «могучей кучкой» своих друзей, я совершенно не представлял.
И вот я здесь, за сотню с лишним километров от Корбина, под стенами Россоши, вместе с тремя тысячами легкой конницы и сотней посаженных на коней штурмовиков. Улорийская армия сейчас у меня в тылу. Хотя вернее будет сказать – это я сейчас в тылу у улорийцев.
Янош не очень-то торопился, в его войске сейчас кроме своих солдат пять тысяч островитян, которые, как всегда, предпочитают вступать в бой последними, и почти десять тысяч наемников. А вот эту разношерстную компанию как раз всегда первой бросают в мясорубку битвы – их не жалко, они за хорошие деньги воюют. Зато после боя с ними особо приходится считаться, поскольку свою часть добычи наемники предпочитают получать сразу, ну и отметить победу всегда не прочь.
Так что победоносной армии короля Улории пришлось задержаться под Россошью на несколько суток – с союзниками утрясти вопросы и прибрать на поле боя. Да и не особо спешил Янош, полагая, что никуда теперь Корбинский край от него не денется.
– Пора! – я взмахнул рукой, и тут же кто-то из сопровождающих прокричал условный сигнал голосом какой-то ночной птицы.
Перед самыми городскими стенами поднялись едва различимые фигурки штурмовиков, разделенных на небольшие группы. Каждая была вооружена длинным шестом с надежно закрепленной ременной петлей на одном из концов, и сейчас передовые бойцы, продев в петлю плечевой сустав, взбегали на стену, разгоняемые остальными членами группы.
Стены у Россоши невысокие, метра четыре всего, так что спустя каких-то две минуты два десятка штурмовиков уже были наверху. Просто и быстро, да еще без лишнего шума.
Передовой отряд отправился к ближайшей кордегардии разбираться со стражниками, а тем временем на стены взбирались все новые и новые штурмовики.
Томительно тянулись минуты ожидания, сердце в груди громко стучало вопреки моей воле. Вот чего я так волнуюсь? Три года назад в Силирии в лютую вьюгу пришлось штурмовать гораздо более укрепленный Яблонец – так там вообще не помню, чтобы волновался. Возможно, тогда все были так вымотаны долгим переходом сквозь все усиливавшуюся метель, что сил на волнение просто не осталось. А вот здесь, когда задача видится более простой, не могу унять сердцебиение.
Наконец лязгнули внутренние запоры, и воротные створки с негромким скрипом разошлись в стороны. Сигнал тревоги так и не прозвучал.
Я повернулся к беспокойно ерзающему в седле майору Заславскому:
– С богом!
Три эскадрона гусаров выметнулись из леса и спустя минуту уже втягивались в ворота улорийского городка. Следом пошли в дело драгуны. А вокруг по-прежнему было тихо. Отлично. Можно двигаться дальше.
– Давайте сигнал!
Боец поджег запальную трубку брандскугеля – зажигательного снаряда и аккуратно опустил его в трубу установленного за нашими спинами миномета. Второй солдат вынул запальник из костра и сунул его раскаленный шип в запальное отверстие. Секундная задержка – и с гулким хлопком снаряд взмыл в небеса, уже там расцветая яркой звездой. Чем не сигнальная ракета?
Это и был сигнал для ожидающих своего часа тремя километрами западнее уланских эскадронов подполковника Новикова. Сейчас уланы тоже выдвигаются из засады, чтобы атаковать расположенный в поле обоз. Ждать больше нечего, и я, оставив в лесу всего эскадрон драгун, тоже направился к городским воротам.
Городок уже начинал просыпаться, только было поздно – защищать его уже было некому. Гарнизон Россоши насчитывал всего двести человек, треть из которых была нейтрализована на своих боевых постах, остальные либо предпочли не высовываться, либо выбегали на улицы поодиночке и попадали под горячую руку наших гусаров, рыскавших по городу в поисках вражеских солдат. Наибольшее сопротивление было оказано оставленным в арьергарде воинства Яноша Первого фрадштадтским драгунским полком. Половина полка охраняла в поле оставшуюся часть обоза, а около четырех сотен островитян были расквартированы в торговых дворах в восточной части города. Все как доложила разведка.
Вот с этими и пришлось повозиться немного, но неожиданность нападения и большое численное превосходство быстро склонили чашу весов в нашу сторону. К моменту моего въезда в город драгуны уже выволакивали на улицу уцелевших фрадштадтцев. Но мы сюда пришли не ради мести подданным короля Георга и не ради сокращения вражеской армии на тысячу единиц. У меня катастрофически не хватало солдат, а городская тюрьма и подземелье ратуши Россоши были под завязку набиты полутора тысячами пленных соотечественников. Пусть этот случай положит начало хорошей традиции под названием «таридийцы своих не бросают».
Имелась и вторая причина, не менее важная, но по политическим причинам я всегда и везде подчеркиваю, что она именно вторая. Янош не счел нужным тащить все запасы продовольствия с собой в Корбинский край – часть оставил в Россоши. Так вот эти запасы плюс часть нашей артиллерии, доставшейся врагу в качестве трофеев и остававшейся до сих пор в лагере под стенами города, подлежали непременному уничтожению.
Пушки было бесконечно жаль, но утащить их сейчас с собой мы были не в состоянии – если потеряем скорость и маневренность, долго не протянем.
– Ваше сиятельство, что с пленными делать? – поинтересовался молодой гусарский прапорщик. – С собой тащить больно хлопотно!
– Раздеть их и запереть в казарме! – усмехнулся я. Больно надо тратиться на содержание пленников, пусть их улорийцы кормят и одевают. – Их одежду и оружие в ратушу. Продовольственный склад сжечь! Ратушу тоже! Лошадей реквизировать, мы найдем им новых всадников!
Заводных лошадей мы с собой привели почти тысячу, правда, не все они были строевые, то есть вероятность, что не все смогут выдержать общую скорость перехода, была высока. Не говоря уже о выучке – боевой конь и командам специфическим обучен, и к звукам стрельбы привычен. Так что нескольких сотен прекрасных строевых лошадок, перешедших в наше владение от фрадштадтцев, будут большим подспорьем.
– Михаил Васильевич! – ко мне пробился Сашка Иванников, который в отсутствие оставленного с моей семьей Игната совмещал работу и моего секретаря, и ординарца, и посыльного для особых поручений. – В ратуше заперся командир гарнизона, и с ним человек тридцать: стражники, островитяне, и гражданские. Грозятся взрыв устроить в подземелье, требуют командира!
– Дегтярев там? – я досадливо поморщился. Чересчур резвый командир гарнизона мог спутать мне все планы. Хотя какой он резвый? Оставленный на его попечение город проспал напрочь.
– Там уже. Ждет вашей команды.
Все-таки некстати этот жест отчаяния! Только захвата заложников мне тут не хватало! Чего они могут требовать? Жизнь? Свободу? Чемодан золота и карету до ближайшего порта? Гарантией-то может служить только мое честное слово, и если бы я был плоть от плоти человеком этого мира и этого времени, то, как дворянин и офицер, я бы это слово дал и сдержал. Но как человек двадцать первого века готов был допустить любое развитие событий. Уж успех операции точно не поставлю в зависимость от требований кучки неудачников. Но вот своих людей нужно спасти.
– Иванников, узнай, что там у уланов? – распорядился я.
У подполковника Новикова все должно быть в порядке, у них задача проще. Так что проблемка с поздно спохватившимся командиром гарнизона является нашей единственной загвоздкой. И разрешить ее необходимо как можно скорее.
Ратуша в Россоши была небольшая, под стать самому городку. Тем не менее видна она была издалека, ибо большинство окружающих ее домов вовсе не стремились тянуться ввысь. Ведущая к главному зданию города улочка была грязной и кривой, а неказистые домики через один то выступали на улицу, то отступали от нее – видимо, во время строительства никаких планов застройки не существовало в принципе, и каждый будущий домовладелец действовал по своему усмотрению.
Не доехав половины квартала до центральной площади, я остановился. С этого места уже можно было более или менее прилично рассмотреть здание ратуши – два этажа, узкие окна, местами облупившаяся штукатурка, опирающийся на две колонны небольшой козырек над главным входом, пристроенная к правому крылу колокольня, возвышающаяся над основным зданием еще на два этажа. Метров тридцать в длину и примерно пятнадцать в ширину. Не нужно быть экспертом, чтобы уверенно заявить о невозможности удержать такое здание неподготовленным к осаде гарнизоном численностью тридцать человек, включая гражданских.
Очень сомневаюсь, что ратуша Россоши является исключением из правил, следовательно, никаких оружейных складов там нет. Зала городского собрания, суд, кабинет бургомистра и канцелярия, архив, сокровищница и тюрьма – вот стандартный набор помещений и служб, характерный для местных ратуш, располагайся они хоть в Улории, хоть в Таридии, Силирии или Тимланде. За другие страны не скажу, там не был, но вряд ли стоит ожидать больших отличий.
То есть оружие и боеприпасы у засевших в главном здании Россоши в наличии только те, что они принесли с собой и никаких бочек с порохом там просто не может быть. Блефует начальник гарнизона, развести меня хочет на ровном месте. Ну-ну.
Прибежал командир штурмового батальона Дегтярев, подтвердил мои выводы относительно способности противника оборонять здание, но угрозы взрыва исключить не мог.
– Они и глазом моргнуть не успеют, как мы уже ввалимся в окна второго этажа, а еще через минуту все будет кончено. Но если у них есть бочонок пороха и решимость зажечь запальный шнур, то мы можем не успеть.
– Да, будет обидно проделать такой рейд и в последний момент лишиться половины людей, которых надеялись освободить.
– Большая-то часть в тюрьме да на рынке, в подвале торговых рядов, – огорошил меня майор, – здесь подвал совсем небольшой, в него больше сотни человек не запихнешь.
– Сотня не сотня, но люди все одно наши, надо выручать.
– Так я ж не спорю, ваше сиятельство, – здоровяк Дегтярев как-то совсем по-детски смутился, – дадите команду, так я сам на штурм пойду.
– Не надо, Василий Николаевич, твое дело задачи своим бойцам ставить и руководить боем, довольно уже самому под пули лезть, – здесь я сделал паузу, подумав о том, что сам собираюсь заниматься делом, обычно поручаемым специально подготовленным людям. Только вот людей таких у меня нет. Да и вряд ли они вообще есть в этом мире – не пришло еще время для них. – В общем так, майор, я пойду и поговорю с этим улорийским командиром. Как там его зовут?
– Тарновский. Капитан Хенрик Тарновский, – проявил осведомленность внимательно слушавший разговор Иванников.
– Как подам условный знак, начинайте штурм. Если посчитаете, что что-то идет не так, штурмуйте без сигнала.
Дегтярев умчался к своим штурмовикам, а я неспешно направился к ратуше.
Небольшая площадь перед резиденцией местного градоначальства была пока пустынна, но во всех прилегающих улочках толпились наши солдаты. Пушек с картечью у осажденных нет, пулеметов в этом мире пока не существует, так что в случае штурма они всего по разу выстрелить успеют, прежде чем мои бойцы достигнут стен здания. Никаких шансов у них нет, только шантаж жизнями пленных.
Я спешился и медленно пошел к главному входу. Сейчас меня наверняка держали на прицеле несколько человек, и, хотя выстрел в парламентера был невыгоден осажденным, чувствовать себя мишенью было неприятно. Собственно говоря, здесь и сейчас может закончиться занимательная история Сергея Прохоркина, замечательным образом превратившегося в князя Михаила Бодрова. Случайный выстрел не совладавшего с нервами солдата или горожанина может оборвать жизнь Князя Холода. Просто и нелепо, но история знает еще и не такие нелепости.
– Капитан Тарновский! – громко произнес я, остановившись метрах в двадцати от главного входа. – Ты хотел говорить с командиром, я пришел. Выходи, говорить будем!
Если он выйдет, значит, уверен в надежности своих соратников, и можно будет поверить в возможность взрыва. Не выйдет – значит, они там отчаянно трясутся за свои жизни и всеми силами стараются напустить побольше тумана, запудрить нам мозги.
Не вышел. Распахнулась створка второго окошка справа от входа, в проеме показалось испуганное лицо достаточно упитанного мужчины лет тридцати от роду.
– Ты кто? – хрипло спросил он, опасливо оглядываясь по сторонам.
– Князь Бодров, – ответил я, решив ограничиться титулом и фамилией.
– Тот самый, который Князь Холод?
– Ты слышал мою фамилию!
– А что же ты не наслал на Россошь снежную бурю? – раздался чей-то ехидный голос из окна второго этажа. – Заморозил бы город – и дело с концом!
– Будешь вмешиваться в переговоры с твоим командиром, заморожу твои мозги! – повысил голос я. Не хватало еще выслушивать всякий бред в момент, когда мне дорога каждая минута.
– Что-то больно ты неказист для Князя Холода! – с искренним сомнением в голосе произнес командир местного гарнизона.
– А ты у коронного маршала Курцевича спроси, каков я, – холодно парировал я. – Не разочаровывай меня, Тарновский! Если решу, что разговаривать с тобой бессмысленно, отдам приказ на штурм.
– Я тогда взорву ратушу! – нервно взвизгнул капитан.
– Да я разве против? Ваша ратуша мне совсем не нужна! Более того, я и сам склоняюсь к мысли, что спалить ее нужно. Но могу рассмотреть вариант и с взрывом. Только вот людей своих я должен забрать!
Эх, не умею я переговоры вести! Как там в фильмах делается? Нужно узнать его требования и торговаться по поводу освобождения части заложников. Сейчас самое время озвучить требования, но ответом мне служила тишина, свидетельствующая о растерянности, царящей в рядах неприятеля. Если и есть у них что взорвать, то сами они явно не готовы к роли мучеников.
– Тарновский, у меня такое предложение, – решил я взять инициативу в свои руки, – вы покидаете здание без оружия и присоединяетесь к своим товарищам в казармах гарнизона. Через пару часов мы уйдем из Россоши, и местные жители вас освободят. Вы сохраните свои жизни, мы – своих товарищей. Это хорошая сделка!
– Хочешь сказать, вы не убивали моих солдат?
– Убили только тех, кто оказал сопротивление. На войне так. Но большая часть заперта в казармах.
– А фрадштадтцы?
– То же самое!
– Мы тебе не верим! – ответил капитан после минутной паузы, явно вызванной совещанием с товарищами по несчастью. – Какие у нас гарантии?
– Гарантии у вас – только мое честное слово! Других не будет. И вариантов других не будет тоже!
– Нам нужно подумать!
– Тарновский! – меня начали утомлять эти бесплодные препирательства. – Если я уроню перчатку наземь, начнется штурм и вы все будете убиты!
И в целях наглядно продемонстрировать, что мое терпение заканчивается, я стянул перчатку с левой руки.
– У меня ваш генерал! – неожиданно заявил Хенрик Тарновский, видимо, для того чтобы добавить веса своим словам.
Ух ты! Какой поворот! Это что же получается? Судьба выкинула очередной фортель и решила отдать в мои руки моего же неудачливого конкурента? Да я без колебаний обменяю его жизнь на жизни остальных пленников! Только улорийцам знать это необязательно.
– У тебя генерал? – я постарался сделать голос максимально удивленным. – Какой еще генерал?
– Тот самый, которого разбил наш король!
– Это меняет дело! – радостно воскликнул я. – Генерал стоит всех остальных пленников, вместе взятых! Отдай мне генерала – и будем считать, что твоя жизнь вне опасности!
– Нет! – в голосе командира гарнизона вновь прозвучали истерические нотки – клюнул простачок на приманку. – Генерал останется у нас!
– Ты же понимаешь, что я не могу уйти без него!
– Придется! Это будет наша гарантия!
– Тарновский, а ты хитрец! – в притворном восхищении я погрозил оппоненту пальцем. – Черт с тобой, пусть будет по-твоему! Выпускай пленников, а сам выйдешь с генералом!
Не давая оппоненту времени на долгие раздумья, я развернулся и пошел к краю площади. Если вдруг улориец передумает, это мало что изменит. Шансы на наличие у осажденных в ратуше взрывчатки ничтожно малы, и в случае штурма максимум, что они смогут сделать, так это причинить вред парочке штурмовиков да нескольким пленникам, причем начнут с генерала Пчелинцева. А его мне совершенно не жалко. Может, для него такой исход был бы наилучшим.
– Михаил Васильевич! – тихонько произнес Иванников, беспокойно оглядываясь по сторонам. – Вам могут не простить, если оставите Пчелинцева улорийцам.
– Во-первых, если победим, то простят все, во-вторых, кто сказал, что я оставлю его?
– Но вы же пообещали!
– Я пообещал улорийцам, что они выйдут с генералом. Я даже позволю им в компании Пчелинцева дойти до своих казарм, а там уж извините – отнять генерала, снять с них мундиры и запереть!
Через пять минут неудачливый командующий армией покинул здание ратуши в сопровождении группы улорийцев и фрадштадтцев численностью в тридцать четыре человека, однако инцидент на этом не был исчерпан. Восьмерых затесавшихся в эту веселую компанию горожан легко убедили сложить оружие и отправиться по домам, с остальными пришлось повозиться, поскольку кое-какие умники из числа осажденных решили, что смогут, прикрываясь Пчелинцевым, уйти из города. И только после отданной мною полуэскадрону драгун команды «изготовиться к стрельбе» они поверили в серьезность моих намерений расстрелять всех недовольных вместе с генералом.
После разрешения проблемы с ратушей задержек в исполнении моих планов больше не было. Проявлять особую жестокость по отношению к городу я не собирался, но и церемониться тоже было недосуг. Устроенный в Россоши продовольственный склад мы подожгли, предоставив местным жителям самим озаботиться сохранностью близлежащих строений. Из ратуши была изъята та часть городской казны, что хранилась в золоте, но городок богатым никогда не был, так что и добыча наша оказалась более чем скромной. Мне вообще не было надобности в этих деньгах, но вот мои солдаты заслужили поощрение.
После выноса казны ратуша тоже была подожжена, так сказать, в назидание властям и жителям сопредельного королевства не злоумышлять впредь против Таридии.
Уланы подполковника Новикова со своей задачей тоже справились отлично. Охрана обоза была застигнута врасплох и сметена в считанные минуты. С отбитыми у врага нашими же орудиями возиться не стали, расклинили стволы, свалили все в кучу и устроили большой костер, куда отправили и все лишнее оружие, оставшееся после вооружения наших освобожденных солдат. Как же жалко, что мы не можем утащить все эти трофеи с собой! Слезы на глаза наворачивались при виде пушек и гаубиц, которые пришлось приводить в негодность своими руками, но рисковать сейчас я просто не имел права: приди в голову Яношу отправить сюда пару эскадронов кирасир – и нам придется бросать все трофеи и спасаться бегством, а среди отбитых из плена солдат много раненых, в том числе и тяжело. К тому же не всех удалось обеспечить строевыми лошадками, так что потери от удара тяжелой конницы будут впечатляющими.
В общем, думал я и так и сяк, но решил поставить во главу угла сохранение людей. Орудия жалко, они бы очень нам пригодились под Корбиным, но придется обходиться без них. Потом другие сделаем, еще лучше прежних.
К десяти часам утра наш изрядно выросший отряд отправился в обратный путь, оставляя за собой дым нескольких пожаров, взрывы уничтожаемых огнем боеприпасов да испуганно наблюдающих за всем этим жителей Россоши, массово усеявших по такому случаю старенькие городские стены.
