11
Вечером того же дня под удивленными взглядами зевак «Восток» и «Морская птица» вошли в чистяковскую бухту в сопровождении трофейных фрадштадтцев. Неплохой урон мы нанесли Короне, за один день лишив ее военно-морской флот сразу четырех фрегатов. Может, этот случай немного отобьет охоту у подданных так называемых Благословенных Островов искать легкой добычи, нападая на наши торговые суда. Пожалуй, стоит задуматься над идеей месяц-другой устраивать провокации в Южном море, запуская военные экипажи на торговых судах.
Впрочем, я опять забыл о своем положении человека, отстраненного от принятия важных государственных решений. Я теперь всего лишь губернатор провинции Рунгазея в Новом Свете и думать должен о благе подведомственных мне земель.
Команды наших кораблей были невероятно воодушевлены результатами нежданного морского сражения, а мысли о причитающейся каждому участнику доле добычи дополнительно согревали людям душу. Меня опять совершенно незаслуженно объявили главным творцом победы. Я не сильно сопротивлялся, хотя вся моя заслуга была лишь в сохранении спокойствия – при наличии батальона опытных вояк в трюмах «Востока» и «Морской птицы» отбить атаку островитян было не так уж сложно. А вот не имей я такого козыря в рукаве, пожалуй, моя песенка была бы спета.
Приблизительно в том же ключе высказался лейтенант Джеральд Хопкинс – тот самый фехтовальщик с «Пепла», составивший мне компанию на капитанском мостике фрегата. Он считал, что и его я одолел не по правилам и в сражении мне просто повезло. В ответ я справедливо заметил, что, не напади фрадштадтский отряд на нас, ни его личного, ни общего поражения их флотилии не случилось бы. Но подданные короля Георга по-прежнему считали себя людьми высшего сорта, которым позволительно делать то, о чем жители других стран не должны даже думать. Спорить с заносчивым островитянином я не стал, просто отправил его в трюм коротать время в компании пленных матросов – он-то ожидал чуть ли не предоставления ему отдельной каюты и свободы перемещения по судну.
Кстати, даже без присутствия на месте событий главного толкователя событий в контексте легенд о Князе Холоде Василия Григорянского буквально из ничего родился новый фрагмент истории об этом сказочном герое. Виной всему было мое волшебное появление на капитанском мостике фрегата – мол, Князь Холод взглядом заморозил часть моря и по свежему льду скатился с кормы «Востока» прямиком на головы старших офицеров фрадштадтского корабля, лично перебил одну половину команды фрегата и принудил вторую половину к немедленной сдаче. При этом тот факт, что на «Пепле» я оказался мокрым, без сапог, мундира и перевязи, никого не смущал – Князь Холод волен появляться в том виде, в каком ему заблагорассудится.
Оставалось только удивляться буйству человеческой фантазии, с легкостью выдававшей подобные перлы, потому что, будь у меня необходимость выдумывать себе легенды, я бы, ей-богу, до такого не додумался. Ну да ладно, пусть болтают, я уже привык.
Несмотря на довольно позднее время, в порту Чистяково царила рабочая суета. Прямо-таки глаз радовался, видя большое количество стоящих под загрузкой судов. Все-таки повезло и городу с Таридией, и Таридии с городом. Воссоединение Корбинского края с родной страной и бурный расцвет в ней промышленности и торговли на глазах превращали заштатный городишко в крупный морской порт, страна же получила не только еще один порт на Южном море, но и важнейшую базу для военно-морского флота. И невероятно приятно было ощущать себя причастным к этому знаменательному событию.
Невольно я вернулся мыслями к моему первому невероятному году в этом мире, и горечь от несправедливости обращения со мной государем на время отступила. Хорошие были времена… Хотя и трудные. Хм, можно подумать, сейчас они не трудные.
– Михаил! – раздался за моей спиной взволнованный голос супруги.
Еще до того, как обернуться, я знал, что Натали пришла не одна. Михаилом она меня называла только официально, в присутствии посторонних людей. Голос же однозначно свидетельствовал о каком-то очень неприятном известии, полученном ею раньше меня.
– Я здесь!
Ко мне на мостик «Востока» вслед за Натальей Павловной поднялся мой старый знакомец – комендант города подполковник Петр Иванович Зимин, с которым мы три года назад выбивали фрадштадтцев из тогда недостроенного форта, охраняющего вход в чистяковскую гавань. Только вот явился ко мне Зимин не с радостной улыбкой на устах, а с бледным, вытянутым лицом и плещущейся в глазах тревогой. Случилось что-то очень плохое.
– Ваше сиятельство! – совершенно неожиданно Зимин рухнул на колени и, обхватив меня руками, заголосил: – Ваше сиятельство, ради всего святого! Не плывите в Рунгазею! Вы должны остаться!
– Петр Иванович! Что с вами? – я инстинктивно попытался попятиться назад, но тут же уперся спиной в ограждение мостика.
– Ваше сиятельство! Нам вас сам бог послал! Вы должны остаться!
– Да что такое?!
Я не мог себе даже представить, что подобная истерика может случиться с этим обычно спокойным и рассудительным офицером, тем более что в первый момент из его криков я сделал вывод, что Зимин с какого-то перепуга протестует исключительно против моего отъезда в Рунгазею. Нужно ли объяснять, что выглядело это полнейшим абсурдом? Однако Натали быстро внесла ясность в ситуацию:
– Миша, армия разбита. В прах!
Вот тут мне очень пригодилась опора за моей спиной. Не будь ее, я мог бы и не устоять на ногах, поскольку в глазах потемнело и мир несколько раз ощутимо качнулся из стороны в сторону. К счастью, длилось это недолго, зрение прояснилось, мир вновь обрел устойчивость. Только вот дышать почему-то было трудновато.
Нужно признаться, что как я их ни отгонял, но малодушные мыслишки с пожеланиями генералу Пчелинцеву неудачи время от времени меня посещали. Я сам не мог бы сказать, неудачи какого рода – какого-нибудь жутко некомпетентного действия, гипотетически способного привести к поражению, или там сильно возмутить старший офицерский состав, или местных землевладельцев. Что-то такое, что заставило бы государя понять ошибку и поменять командующего, не допустив катастрофы.
Мысли эти я от себя гнал, но они вновь и вновь возвращались. Очень уж обидным было назначение на должность командующего этого дворцового генерала, неизвестно за какие заслуги получившего звание еще в бытность Ивана Федоровича наследником престола. Но при всей неприязни к господину Пчелинцеву мне даже в голову не приходило желать какого-либо ущерба для армии. Армии, которую создавал вместе с царевичем Федором, вкладывая в это дело всю душу, армии, которая всегда стояла за меня горой и с которой меня связывало так много хороших воспоминаний. Нет, только не это!
– Подполковник, встаньте! – голос мой звучал хрипловато, но вполне спокойно. – Рассказывайте все, что вам известно! Где разбиты, как разбиты, когда?
Знал Зимин не так уж много. Гонец примчался в Чистяково сегодня утром и переполошил весь город страшными новостями. Армию застигли на марше ориентировочно три дня назад, где-то в районе Россоши. Удар был страшным – потерян обоз, вся артиллерия, не успевшая построиться для боя пехота втоптана в землю, кавалерия рассеяна. К Корбину на вчерашний день выбралось едва ли три тысячи человек. Восточная армия фактически перестала существовать, защищать Корбинский край было некому.
Собственно говоря, почему это должно меня волновать? У меня личный приказ государя: плыть в Рунгазею, заниматься делами колонии. А в армии разберутся и без меня, видите ли, я как-то неправильно воюю. Посмел с воздушных шаров бросать бомбы на головы мирных фрадштадтских жителей! Что же, царю-батюшке-то виднее, как можно воевать, а как нельзя. Вот пускай теперь и разгребает все это дерьмо.
О боже! Да кого я обманываю? Понятия не имею, как теперь исправить ситуацию, но уже точно знаю, что ввяжусь в это дело, не смогу просто взять и уплыть в Новый Свет.
– Россошь. Насколько я помню, это на территории Улории. Почему там?
– Янош собирал армию в Ольштыне, это километрах в тридцати от Россоши. Видимо, Пчелинцев решил ударить первым, чтобы не дать противнику завершить приготовления.
– Хорошо, почему же разведка проморгала приближение улорийцев? – недоумевал я.
– Потому, Михаил Васильевич, – грустно усмехнулся подполковник, – что не было разведки. Господин новый командующий боялся, что разведчики обнаружат себя и сведут на нет эффект неожиданности.
– Бог ты мой! – после этих слов у меня волосы буквально встали дыбом. – Эффект неожиданности! Какой идиот! Сам-то Пчелинцев где?
– Не могу знать! – развел руками комендант города. – По одним сведениям – пленен, по другим – погиб.
– Что ж, хотя бы под ногами мешаться не будет, – промолвил я с тяжким вздохом.
– Ваше сиятельство! – радостно воскликнул Зимин. – Значит, вы останетесь?
– Какие части вышли к Корбину? – вопрос подполковника я проигнорировал как не нуждающийся в ответе. Как будто у меня есть выбор. Правда, формально я нарушу приказ царя, но с этим мы как-нибудь потом разберемся. К черту такой приказ, когда враг у ворот!
– Гусары, уланы, драгуны. Про пехоту ничего не могу сказать.
Все понятно, легкая кавалерия оказалась и самой легкой на подъем. Да только что толку? Без артиллерии и пехоты, одной легкой кавалерией много не навоюешь. Разве что можно попытаться связать врага, не давать ему покоя, вымотать нервы. По скифской тактике. Но для этого двух-трех тысяч кавалеристов будет мало. Да что гадать, находясь в стороне от места событий! Нужно ехать в столицу края и там уже оценивать обстановку.
– В общем так, Зимин. Шли гонца в Корбин и готовь на завтра фургоны, лошадей и припасы примерно на тысячу человек. И посмотри, что из артиллерии можешь дать нам без большого ущерба для Чистяково.
– Будет сделано!
Петр Иванович щелкнул каблуками и лихо развернулся, приготовившись отправиться выполнять приказ. По всему было видно, что как только разговор перешел в конструктивное русло, его паника тут же улетучилась без следа, и передо мной снова был спокойный и деловитый комендант города.
– Чуть не забыл, Михаил Васильевич! – подполковник хлопнул себя по лбу и обернулся ко мне, старательно пряча в густых усах ехидную улыбку. – У нас тут самозванец один объявился. Мы его уже было брать собрались, да тут война подоспела, не до него стало.
Мне мигом вспомнились смутные времена из российской истории и самозванцы той поры под именами Лжедмитрий первый и второй. Были и другие проходимцы подобного рода, даже Емельян Пугачев одно время выдавал себя за умершего царя, но Лжедмитрии были самыми известными. Хотя бы потому, что первый из них сумел-таки посидеть на троне. Но, как ни напрягал я память, здесь никаких историй о безвременно погибших претендентах на царский трон не припоминалось. Ни в нынешнее царствование, ни в предыдущее.
– Чьим же именем зовется самозванец? Ивана Федоровича или кого из царевичей?
– Никак нет, ваше сиятельство! – улыбка на лице Зимина сделалась еще шире и еще ехиднее. – Князем Холодом называется!
– Что за бред? – мы с Натальей оторопело переглянулись. Вот уж сюрприз так сюрприз!
– Ну, вот так, – подполковник виновато развел руками, мол, я тут ни при чем, – Рядится в красный плащ и разъезжает по небольшим поместьям с малой свитой, ест-пьет за счет доверчивых хозяев, подарки принимает за общество свое да за красочные рассказы о своих приключениях. То есть о ваших приключениях…
– Вот и слава пришла, – я задумчиво почесал затылок, пытаясь сообразить что-нибудь дельное по этому поводу. Но слишком уж необычным было известие, да и не ко времени. Не до мелких жуликов сейчас, потом разбираться будем. Если у нас будет это потом. – Ладно, с этим после разбираться будем.
Зимин умчался в город, оставив нас с супругой на капитанском мостике одних. Натали в продолжение нашего с подполковником разговора молча смотрела на чистяковский порт, не вмешиваясь и не комментируя. Нетрудно было догадаться, что творилось сейчас у нее на душе. С одной стороны, она не могла остаться равнодушной к судьбе родного для нее края, с другой – ее надежды на сколько-нибудь спокойное будущее рухнули в одночасье. Она же понимала, что я не смогу отвернуться, сделать вид, будто меня это не касается, и ввяжусь в драку без каких-либо шансов на успех.
Нет, были, конечно, какие-то мизерные шансы, что в разнородной армии Яноша возникнут разногласия, например при дележе добычи, и это задержит вторжение в Таридию до тех пор, пока не подтянутся резервы из центра страны. Но надеяться на такое везение было бы верхом идиотизма. Скорее учиненный Пчелинцеву разгром напугает наших союзников и те пойдут на попятную, срочно заявив о своем нейтралитете, что позволит улорийскому королю сосредоточить под своей рукой еще больше сил. Потому как не нужно будет опасаться удара в спину. Впрочем… Впрочем, вряд ли он будет дожидаться подхода войск с северных и восточных границ – Корбинский край лежит перед ним на блюдечке с золотой каемочкой, приходи да бери.
– Как ты думаешь, когда Янош будет у стен Корбина? – голос Натальи был тих и печален.
– Самое долгое – через неделю, – я облокотился на перила рядом с ней и снова обратил внимание на лихорадочную активность в работе грузового порта. Теперь было понятно, что многие судовладельцы спешат убраться из города, ожидая возвращения сюда улорийцев. Горькая улыбка пробежала по моим губам – крысы первыми спешат покинуть тонущий корабль. Все как всегда, жестокий закон природы.
– У тебя нет армии, чтобы отбить нападение, – это был не вопрос, констатация факта.
– Нет, – признал я, – но нужно ехать в Корбин, смотреть, кто сумел вырваться из этой мясорубки. Наверняка люди будут подходить еще два-три дня.
– Ты запрешься в Корбине?
– Не знаю, – честно сказал я. – Полный сумбур в голове. Если Янош приведет тридцать тысяч бойцов, да еще при нашей трофейной артиллерии, то город не удержать.
– Мы едем с тобой.
– Нет! – Вот уж неожиданный поворот, этого мне еще не хватало. – Я сейчас же найду военный корабль, который доставит вас обратно в Южноморск!
– Нет, Миша! – твердо заявила Натали. – Это родная земля для меня и моей семьи. Сотни лет мои предки были символом Корбинского края, его душой. Нас здесь всегда любили, верили в нас всегда, даже в самые трудные времена. И сейчас любят и верят, это не пустые слова. Мы проедем по улицам Корбина – и ты убедишься в этом.
– Но ты же понимаешь, что я не смогу быть спокойным, если вы с сыном не будете в безопасности!
– Я знаю, Миша, знаю, – она ласково провела ладонью по моей щеке, – и обещаю, что мы не будем для тебя обузой. Пойми, люди нуждаются в надежде и вере в благополучный исход дела. Один только слух, что сам Князь Холод идет к ним на помощь, вселит в их сердца надежду. А если они узнают, что последняя из рода Ружиных тоже не собирается бежать от опасности, они обретут веру в успех! Просто поверь мне – и ты получишь народную поддержку не меньше той, что была, когда ты сам отбивал Корбин от улорийцев!
Эх, если бы еще эта народная поддержка могла помочь остановить армию Яноша! Что ж, пусть будет так. Отряд легкой кавалерии я к ней с сыном все равно приставлю. Если дела пойдут плохо, их сгребут в охапку и увезут сушей, по недавно построенному царскому тракту Корбин – Усолье. Так даже выйдет быстрее и надежнее, чем морем. Потому я не стал настаивать на своем первоначальном решении, просто обнял жену за плечи, и еще несколько минут мы молча смотрели на ночную суету портового города. Потом разошлись каждый по своим делам. Времени у нас мало, дорога каждая минута.