22
Как же он не любил эти звонки «сверху»! Ты понимаешь, что происходит, понимаешь, что все эти звонки хорошо проплачены теми же адвокатами или просто людьми влиятельными и серьезными, и ничего поделать не можешь: тебе приказывают, и ты отпускаешь человека, даже если все улики указывают на него, как на преступника. И единственное, что в этой ситуации может тебя как-то утешить и помешает почувствовать себя полным идиотом, – это понимание, что доказательств, подтверждающих вину подозреваемого, ты собрал недостаточно. Вот как случилось и в тот день, когда Рябинину позвонили и приказали отпустить Виктора Бельского под подписку о невыезде.
Единственное, за что можно было еще какое-то время подозревать и держать Бельского в СИЗО, так это его явный мотив: жертва, к тому же, беременная, мешала ему соединиться с ее родной сестрой Вероникой. Кроме того, смерть Ирины благодаря ее завещанию делала Веронику единственной наследницей ее питерской квартиры, доставшейся самой Ирине от бабушки, что для криминальной парочки тоже неплохо. Конечно, можно было бы задержать и саму Веронику, Рябинин уже начал подумывать об этом, как вдруг прозвенел звонок, унизительный сигнал к действию – Виктора Бельского отпустить.
Вероятно, адвокат Семин нашел человека, который за определенное вознаграждение помог ему отпустить Бельского на свободу. Что ж, пусть. Виктор все равно никуда не денется. И если он виноват в смерти своей любовницы, то рано или поздно ответит за это. Но, рассуждая о Бельском и его новой подружке Веронике, Сергей все равно не видел в них преступников. Эта парочка эгоистов, маленьких подлых людишек, которые, поражая своей беспринципностью и отсутствием какой-либо морали, с легкостью предавали близких им людей, не была способна на убийство. Обмануть, украсть, подставить – это да, это их орудия достижения цели. Но чтобы лишить кого-то жизни?! Нет.
Но даже не тот факт, что ему пришлось отпустить Бельского, так уж сильно занимал Сергея Рябинина. Особенно если учесть, что он не верил в то, что Бельский причастен к смерти Ирины.
Буквально за сутки перед этими событиями у Рябинина забрали дело Демина и передали другому, совсем еще молодому и неопытному следователю Сане Горохову. Сразу же подсуетился и еще один адвокат или кто-то из близких Демина, и ему, обросшему уликами, как угрями, добыли алиби! Нашли троих явно подставных свидетелей, которые подтвердили это алиби! Все было шито в деле такими жирными белыми нитками, и так позорно Саня Горохов сляпал документы, подтверждающие непричастность Демина к убийству Сурковой и, отдельно, Ирины Звонаревой (или Полуэктовой), что честный прокурор сразу же вернул бы дело на дополнительное расследование.
Вокруг Демина по каким-то непонятным причинам клубилось такое количество лжи и сам подозреваемый так рьяно отбивался от обвинений вместе со своим адвокатом, что для Рябинина стало ясно одно: труп Ирины ему явно подкинули, а вот Суркову убил именно он. Но поскольку убийство Ирины было связано с удушенной шантажисткой Сурковой, то все это было собрано в одно уголовное дело и контролировалось кем-то из руководства Следственного комитета, а выполнялось следователем Гороховым.
Грязное, грязное дело!!!
И все равно, ни передача дела Горохову и грубейшая подтасовка фактов, ни предстоящая свобода Бельского не занимали мысли Сергея Рябинина так, как открытие, которое он сделал вчера поздно вечером, когда пришел к Михаилу Полуэктову домой.
Зоя, увидев его, пулей вылетела из квартиры. Что ж, ее поведение лишний раз доказывало наличие между ней и вдовцом определенных отношений. Сергей, занимаясь расследованием убийства Ирины Полуэктовой, уже так глубоко вник в какие-то личностные проблемы людей из ее окружения, что происходящие события начинал воспринимать как развитие сюжета сложнейшей психологической пьесы, в которой не было ни одного положительного героя!!! Ни одного! Просто клубок ядовитых змей!
И если поначалу Михаил Полуэктов, хирург, человек внешне красивый, интеллигентный, мягкий и добрый, мог бы стать этим самым положительным героем, то стоило только Сергею, оказавшись в прихожей его квартиры, взять в руки домашние тапочки его погибшей жены, как он сразу же записал Полуэктова в преступники. Моментально. А бросив взгляд на кожаные женские мокасины, которые были аккуратно поставлены на полочку, Сергей мысленно начал одевать на Полуэктова наручники.
Жена Михаила Полуэктова носила обувь 39–40 номера, а у убитой Ирины (хотя бы имена совпадают!) размер ноги был 36–37!
Если бы жертва надела домашние тапочки или мокасины, они свалились бы с ее ног сразу.
Михаил предложил Рябинину чаю, Сергей согласился, но во время разговора, вместо того чтобы задавать какие-то наводящие вопросы, чтобы побольше узнать о его погибшей жене, думал о ее домашних тапочках и мокасинах.
– Я хотел бы осмотреть комнату вашей жены.
Михаил проводил его в спальню жены, где и оставил одного. И вот тогда, открыв шкаф и порывшись в вещах женщины, особенно в обувных коробках с ботиночками, туфельками и кроссовками, он понял, что его подозрения подтверждаются: обувь Ирины Полуэктовой была на пару размеров больше размера обуви трупа.
Вернувшись на кухню, он допил чай и, глядя на хирурга уже какими-то другими глазами, видя в нем чуть ли не монстра, заметил:
– У вашей жены был хороший вкус.
Возвращаясь домой, Рябинин вспоминал свой разговор с Михаилом, его поведение, уверенность и спокойствие, и начинал склоняться к мнению, что ему не под силу распутать это дело и найти убийцу несчастной молодой женщины. Ему было бы гораздо легче вести расследование, если бы это убийство носило на самом деле неопровержимый криминальный характер, к примеру, жертва была застрелена или отравлена, может, удушена, как Суркова.
А так причина смерти (вполне вероятно, что произошел несчастный случай!) сослужила хорошую службу тем, кто, пользуясь своими связями и возможностью подкупа, помог предполагаемым преступникам оказаться на свободе.
Так что же произошло с этой женщиной на самом деле? Где она могла упасть? Удариться? Неужели это она рухнула тогда, в результате драки, в подвал рядом с поликлиникой?
Рано утром он сам отправился к свидетельнице Преображенской Евгении Спиридоновне, чтобы попросить ее повторить свой рассказ.
Общаясь с ней, он убедился, что старушка, несмотря на свои восемьдесят девять лет, не растеряла ясности ума. И если физически она была уже похожа на нежную развалину, то мозг ее работал отлично. И слушать ее правильную, литературную речь было удовольствием.
Она спокойно, во всех подробностях рассказала то, что видела тем утром неподалеку от входа в поликлинику.
– Самое удивительное, – говорила она с некоторым возмущением и сожалением, – что поликлиника – место бойкое, особенно утром, когда люди так и снуют туда-сюда, и затеять драку здесь было просто безумием! Но, видимо, между этими женщинами был какой-то серьезный конфликт. Причем обе молодые, понимаете? Молодые, сильные и такие уже агрессивные!
– Скажите, Евгения Спиридоновна, вы могли бы узнать хотя бы одну из тех женщин? Вам удалось разглядеть их лица?
– Ну, не знаю… У меня зрение неважное, да и далеко они были. Помню только, на той, что упала вниз, было пальто такого серого, мышиного цвета, а на голове черный берет. Девушка была высокая, худенькая. А вторая, кстати говоря, тоже не маленькая, среднего роста… Вот на ней была норковая шуба. А что на голове – не помню. Может, она была в капюшоне… Кажется, она была с непокрытой головой, волосы, может, русые…
– Почему вы сразу не вызвали полицию?
– Понимаете, я потом отлучилась… извините, в туалет… А когда вернулась, уже никого не было. Я и подумать не могла, что девушка эта могла остаться лежать в этой яме. Там же, полагаю, невысоко. Сама бы я туда не пошла, страшновато было. Вот поэтому я и рассказала об этом Валечке, своей соседке.
Показывать Преображенской фотографию трупа в сером пальто и черном берете Сергей не рискнул. Будь женщина помоложе, он сделал бы это.
– Вы с вашей соседкой Валентиной Сурковой говорили еще об этом происшествии?
– Ну да… Только как-то вскользь. Знаете, я уверена, что она мне не поверила. Мне вообще никто не верит, считают, что я старая фантазерка! – И старушка засмеялась мелким тихим смехом. А потом вдруг по ее щекам потекли крупные прозрачные слезы. – А я ведь поняла, почему вы ко мне пришли. Валечку же убили. Вы думаете, это как-то связано с той дракой возле поликлиники? Но она-то здесь при чем?
– Будем работать, – уклончиво ответил Рябинин, поблагодарил Евгению Спиридоновну за разговор, тепло распрощался с нею, пожелав здоровья.
По дороге на работу заехал в кафе позавтракать. Заказал большую чашку какао и омлет. Из головы не выходила Суркова.
Конечно, ее зацепила эта информацию о драке. Возможно, она спустилась из своей квартиры и заглянула в подвал, увидела труп… Хотя стоп! Нет. Она не сделала этого. Побоялась. Подумала: а вдруг там до сих пор лежит женщина? Словом, не хотела быть втянутой в эту историю официально. Но могла предположить, что, если женщина до сих пор в подвале, хотя прошли примерно сутки, то та преступница, что толкнула ее туда, может вернуться, чтобы проверить, как она там… Да, Суркова вполне могла так рассуждать. Но чтобы ей так прочно увязнуть в этой истории, должно было произойти что-то невероятное. Какой-то знак, случай, событие. Ну конечно! Она могла следить за подвалом из своего окна и увидеть, как ночью туда подъехала машина Демина! Вот откуда она могла его узнать! Та женщина, что толкнула Ирину и невольно стала ее убийцей, наверняка переживала после драки, никак не могла успокоиться, не знала, жива ли девушка в берете или нет. Но поскольку она женщина и ей было страшно, она могла обратиться за помощью к своему знакомому (другу, любовнику, родственнику, словом, доверенному лицу) – Олегу Демину! И тот подъехал к поликлинике на своей машине, спустился в подвал и увидел там труп. Убедился, что там труп – так будет точнее. И что же дальше? Забрал он его или нет? Если, предположим, забрал, то теперь становится понятным, как труп оказался у него во дворе. Но тогда зачем, спрашивается, он его вез через всю Москву в свою Бересту? Его же могли в любую минуту остановить! Нет, он его не взял. Он просто убедился в том, что женщина мертва. И вот с этой страшной вестью он вернулся к той женщине-драчунье, которая и отправила его на место преступления.
А труп ему подкинула Суркова. Это точно. Увидела его в окно, спустилась, быть может, чтобы записать номер его машины, и вот по номеру и вычислила владельца, его адрес. И помог ей в этом ее знакомый охранник, Владимир Буйков.
Рябинин позвонил оперативнику Денисову и попросил найти Буйкова и привезти на допрос.
Но долгого разговора не получилось. Этот здоровенный и крепкий детина (которого Рябинин уже, оказывается, допрашивал, хотя допрос ничего не дал), постоянно шмыгал носом и утирал слезы, мычал о том, что Валя была женщиной его мечты и он готов был для нее на все. Он подтвердил, что она действительно просила его узнать имя владельца машины по ее номеру, но он не успел это сделать – Валя сама все узнала. Зачем ей это надо было, Буйков не знал. Сказал, что отношения у них только начинались, но в перспективе он готов был жениться на ней. Значит, рассуждал Сергей, я оказался прав, и Суркова на самом деле шантажировала Демина.
Вот так кое-что начало проясняться. А именно – что ни Виктор Бельский, ни Олег Демин, ни даже Михаил Полуэктов Ирину не убивали! То есть мужчины не убивали. Убила женщина. Но кто? Кто она?
Судя по тому, что Рябинин узнал от главной свидетельницы убийства Преображенской, женщина умерла в результате несчастного случая, вернее, в результате непреднамеренного убийства, во время драки с другой женщиной. И поскольку это была все-таки драка, открытая, на улице, когда ни одна, ни другая женщина не думали о том, что их могу увидеть, все произошло на сильнейших эмоциях, в том состоянии, когда ни одна из них не контролировала себя, это совсем не подходило под определение «запланированное убийство».
То есть если поначалу Рябинина интересовал мотив убийства и он крепко вцепился в Бельского, который отправил уже нелюбимую Ирину на аборт, то теперь все версии, связанные с любыми отношениями Ирины с мужчинами, рухнули.
Следователь поднял первые страницы дела, вновь изучил показания женщин из поликлиники, где одна из свидетельниц вспомнила об оскорблении, которое молодая девушка в сером пальто и черном берете нанесла другой, тоже молодой женщине в шубе. Рябинин несколько раз прочел один и тот же абзац, пытаясь понять, в чем же заключается оскорбление, но там была всего лишь одна фраза: «Да у тебя уже климакс, наверное!»
В кабинет заглянул Денисов, оперативник. Задал вопрос по другому делу.
– Слушай, Денисов… – окликнул его Сергей перед тем, как тот закрыл дверь. – Как ты думаешь, после такой фразы женщина может взорваться и даже наброситься с кулаками на другую женщину? Ну типа «у тебя климакс, наверное».
– Это смотря какой возраст был у женщины, которой это сказали.
– Чуть больше тридцати.
– За такое и убить могла! – загоготал Денисов.
– Спасибо. Ты мне очень помог.
Вот и все! Рябинин вздохнул с облегчением. Теперь надо совсем отпустить эту тему с мужиками и начать искать просто обиженную на весь свет женщину, которая находилась в то время в поликлинике, дожидаясь своей очереди к гинекологу.
Однако, перечитав в очередной раз показания женщин-свидетельниц, он понял, что найти эту «обиженку» будет очень сложно – она к доктору так и не зашла, а потому документального следа не оставила.
Рябинин позвонил Денисову и попросил его зайти. Пусть снова отправляется в поликлинику за списком пациенток, которые записывались на прием к гинекологу на то утро. Хотя и не факт, что женщина эта пришла по записи.