20

По дороге купили водки. Зоя пыталась найти слова, чтобы выразить Михаилу свои соболезнования, но как же трудно было это сделать, ведь, что бы она ни сказала, все прозвучит как обычные дежурные фразы. А ей так хотелось его поддержать по-настоящему, искренне! Пожалуй, ни один человек во всем мире не испытывает такого огромного чувства вины и жалости к вдовцу, как невольный убийца его жены.

– Миша… Не знаю, что тебе сказать… Мне очень жаль!

Снег скрипел под ногами. Они приближались к подъезду. А где-то совсем рядом, в ее квартире, тосковала, возможно, заливаясь слезами, влюбленная в Виктора Ника.

Михаил остановился, повернулся к Зое, взял ее за плечи, притянул к себе и поцеловал в губы.

– Спасибо, конечно. Но ничего, я переживу.

– В смысле… – Она была сбита с толку. – Тебе что, совсем ее не жаль?

– Жаль, конечно. Она же молодая. Думаю, я справлюсь, потому что ты рядом. Ты же всегда будешь рядом, да?

Зоя почувствовала, как тело ее покрывается мурашками. Как она может пообещать ему всегда быть рядом, если он в любой момент сам может от нее отказаться?

– Если только ты сам не бросишь меня, – сказала она, мысленно продолжая фразу «…когда узнаешь обо мне правду».

Поднимаясь в лифте, Зоя продолжала задавать себе один-единственный вопрос: правильно ли она сделала, что пошла вместе с Михаилом к Рябинину. К тому самому следователю, который уже знает, кто она такая и кем является ее муж?

Их с Михаилом допрашивали (хотя, по мнению Рябинина, это была просто беседа) по отдельности, а потому сейчас, едва они с Мишей вернутся домой, с его стороны начнутся расспросы: о чем спрашивал ее, человека, не имеющего как будто бы отношения к семье Полуэктовых, следователь?

Когда Зоя шла по коридору к Рябинину, у нее было такое чувство, будто она находится на крыше и зачем-то стремится подойти к самому ее краю. Чтобы взлететь или рухнуть вниз головой?

Зачем она пошла вместе с Михаилом к следователю? Зачем? Ведь знала, что Рябинин увидит ее, удивится и станет задавать вопросы.

Ответов было два. Первый – она должна была вести себя так, будто не убивала Ирину. Второй – вероятно, на подсознательном уровне она желала, чтобы ей на руки надели наручники и все ее мучения враз закончились.

Но сейчас, возвращаясь от следователя, Зоя поняла, что обстоятельства начали давить на нее еще сильнее, и теперь ей не оставалось ничего другого, как просто, что называется, плыть по течению.

Они выпили по рюмке водки. Сидели друг напротив друга. Михаил смотрел на Зою так, будто хотел прочесть в ее глазах ответы на свои вопросы. Или же ей все это только кажется и он смотрит на нее с любовью? Или хотя бы со страстью?

В сущности, Зоя была готова разорвать их отношения прямо здесь и сейчас, она даже мысленно уже вернулась домой, к Нике, и теперь ей предстояло налаживать отношения уже с ней. Или прогнать ее?

– Миша, тот мужчина на фотографии… Вот, смотри… – Она протянула ему свой телефон, где на экране была запечатлена парочка, Ирина и Виктор. – Это мой муж. Ирина была любовницей моего мужа. И его сейчас подозревают в убийстве твоей жены.

Михаил не проронил ни слова. Сидел, уставившись на нее, словно окаменел.

– Я сама сдала своего мужа…

Она сидела и тихо рассказывала об измене Виктора, о его связи одновременно с двумя сестрами. О том, как она сама возила их в Бересту.

– Да? – Михаил вдруг очнулся и теперь сидел и странно улыбался. – Она так и сказала, что я работаю в музыкальном магазине? Интересно. И что, эта Ника – ее сестра?

Зоя подумала, что все это он слышит сегодня уже не впервые, Рябинин тоже наверняка задавал ему вопросы и про музыкальный магазин, и про сестру жены. Вот только вряд ли он рассказал ему о Зое, о ее роли в судьбе Виктора Бельского, ее мужа.

– Миша, я думаю, мне сейчас лучше уйти.

– Что? Почему? Ты-то тут при чем? – Вот теперь он окончательно пришел в себя, вскочил со своего места, засуетился, достал из холодильника баночку с маринованными огурцами, вытащил один и принялся хрустеть им звонко, нервно. – А твой муж – …удак!

Теперь он станет пересыпать свою речь жирным матерком, упоминая Виктора, и Зое это будет приятно.

– Я думаю, что ты просто еще не осознал, что твоей жены больше нет. И я не знаю, как тебе лучше справиться со всем этим – со мной или без меня. Ведь теперь я всегда буду ассоциироваться у тебя с той страшной картиной в морге.

– Да? Ну уж нет… Ты будешь ассоциироваться у меня только с моей спальней, поверь. Ну или, на худой конец, с вкуснейшим борщом! Нет-нет, не думай, что если твой муж убийца, то я изменю свое отношение к тебе. Ты – чудесная, прекрасная женщина, и я обожаю тебя. И если сейчас ты вся на нервах, и я понимаю почему: эта история с мужем, убийством… Это просто кошмар, ад, и ты во всем этом живешь! Но уже очень скоро, поверь мне, все закончится. Я похороню Ирину, ты вычеркнешь из жизни своего мужа-убийцу, и мы весной, думаю, уже в марте, отправимся с тобой куда-нибудь отдохнуть. В теплые края, как говорится. И вот там ты придешь в себя, восстановишься. И все у нас будет хорошо. А если захочешь, родим ребеночка. Как тебе такой план?

Она смотрела на него и не понимала, шутит он или нет. Уж слишком лубочной, киношной выглядела нарисованная им картинка.

Звонок в передней заставил обоих вздрогнуть, как если бы их застали врасплох.

Михаил явно струхнул. Почему?

– Я открою, а ты сиди здесь, – сказал он таким тоном, что Зоя повиновалась. Ну и ладно.

Он вернулся на кухню с Сергеем Петровичем Рябининым.

– Выпьете с нами? – спросил, растерявшись, Михаил.

Рябинин, румяный с мороза, застыл в дверном проеме, собираясь с мыслями или силами.

– Мне бы с вами еще раз переговорить, – сказал он, обращаясь к Михаилу.

Зоя бросилась к выходу. И Михаил ее на этот раз не остановил.