Первое утро весны Великий Север встречал в ликующей радости, купаясь в нежных, прогретых лучах заботливого солнца. Воздух с каждым часом все гуще заполнялся родительской теплотой, сменяя морозное, колючее присутствие зимы.

Первыми весеннее солнце встретили высокие Могильные горы, жадно впитывая своими заснеженными склонами спускающиеся лучи тепла. Вспотевшие камни облегченно испускали клубы душного пара, а из-под плотной шубы сияющего снега изливались потоки серебряных ручьев. На западе Севера замыкались Парящие горы, ожидая в собственной тени свою порцию прогретых лучей. Дремучий Костный Хребет, соединяющий на севере восточные и западные горы, проведет очередную весну под неизменной толщей мутного льда, продолжая промерзать в бесконечном холоде.

Шебутные грызуны с опаской выглядывали из своих смрадных нор, принюхиваясь к нагретому воздуху. Северные звери начинали выползать из холодной темноты хвойных лесов, чтобы понежиться своими меховыми шкурками на согревающих лучах. Нередко подобные вылазки заканчивались кровавыми стычками и голодными погонями. Часть зверей встречало весеннее солнце умирающими глазами, становясь добычей голодных хищников.

Тридцать первых трясогузок, сверкая своими блестящими черными воротничками, держали в своих крохотных клювиках весну, украденную из жаркого Рауса и заботливо привнесенную в Северные земли. Миниатюрные птички разливались кристаллами пения, гнездясь на тающих крышах общинных домов. Среди северян существовала примета, согласно которой, гнездящаяся трясогузка приносила удачу и благоденствие тому, на чьей крыше дома и поселилась эта певчая птичка.

В шумных общинах Станоки закипало раннее утро, наполненное домашними хлопотами и рутинной работой. Старшее поколение не особо замечало присутствие гуляющей весны в воздухе, тогда как искрящаяся ребятня, напротив, радостно трепетала по оттаивающим улицам. Заспанные торговцы заполняли пустующие с ночи лавки, полагаясь на свою мышечную память, а не на сонное сознание. Пекари зевающее замешивали липкое тесто, щедро присыпая его снежной мукой.

В центре каждой из четырех общин крикливые дети наряжали пугало высотой с человеческий рост, стоящее в заранее приготовленном кострище. Ребятишки тайком таскали из дома предметы старой одежды, затем принимались утеплять ими набитое соломой тело чучела. Прогрызенные мышами меховушки, рваные варежки и рукавицы, льняные рубахи с огромными дырами, облезлые шапки, – в ход шло все, что, в принципе, могло еще сгодиться на будущие зимы.

После захода солнца к центру каждой общины стянутся жители, чтобы предать огню стоящее пугало. Северяне будут громко отпугивать зиму своими яркими песнями. Глядя на горящее пугало, начнут просить у Великого Севера урожайного лета, чтобы их погреба доверху заполнились овощами, а амбары битком забились мешками с крупой. И, несомненно, стоя с горящими свечами, будут желать друг другу теплой дружелюбной весны.

Посреди серых мешков, в просторном амбаре, изящная девушка с пепельными волосами и двумя спускающимися прядями темных волос мечом разила своего брата. Отмытый и вычищенный от многолетней въевшейся грязи, юноша уверенно, но технически слабо, отражал удары своей сестры. Его чистейшие густые серые волосы бликовали в лучах солнца, пробивающихся сквозь небольшие проемы в стенах и крыше. Его бледная кожа постепенно покрывалась румяной после слоя грязи, а холодная, звериная сущность в его туманных глазах все больше уступала обычной человеческой теплоте. Обнаженное тело наконец-то облачилось в некое подобие льняных штанов и висящей рубахи.

Глова билась с юношей уже несколько часов кряду без единой передышки. Ее нательная рубаха эротично прилипала к вспотевшему телу, делая видимыми ее соблазнительные прелести. Глаза Волчонка то и дело отвлекались от стремительных атак на тело своей сестры. Он ощущал своим звериным обонянием ее влажную от пота промежность, чувствовал сладкий, притягательный запах, доносящийся из ее рта. С каждой минутой в паху Волчонка становилось все теснее, а кровь в его жилах прогонялась похотливым кипятком.

Юноша заметил, как его сестра начала атаковать заметно слабее, затем принялся сам наступать, обрушивая на нее град сверкающих ударов. Их мечи яростно скрещивались, испуская звенящий стон при каждом соприкосновении. Раненая рука Гловы держала рукоять меча все слабее, а ноги начинали подкашиваться. После очередного зверского удара ее меч со свистом отлетел в сторону, воткнувшись в один из мешков. Из проделанной дыры лениво посыпались золотистые зерна, отбивая ритмичные звуки.

Волчонок схватил сестру рукой с подрезанными ногтями за пропитанную потом рубаху и несильно швырнул ее на мешки. Глова рухнула на мягкую поверхность, издавая худой, бессильный стон. Ее глаза с ужасом смотрели на приближающегося дикаря, который выронил из своих рук оружие и начал странно облизывать свои губы.

Он навис над беспомощной девушкой, затем резко разорвал на ней рубаху.

Голодные слюни вылились из его рта на ее аккуратную грудь.

Глова испуганно дышала. Ее грудь поднималась и опускалась с огромной скоростью. Юноша снял с себя одежду, выставляя в свет свое влажное мускулистое тело, после чего принялся водить своей рукой по молочной коже своей сестры. Она боялась, что совершив хотя бы одно неверное движение, дикарь вопьется в нее своими кривыми зубами и начнет раздирать ее как кролика.

Юноша одним быстрым движением стянул с Гловы кожаные брюки вместе с обувью. Гладкие тонкие ноги с утонченными белоснежными стопами смиренно раздвинулись в разные стороны, давая возможность мокрому естеству девушки насладиться свежим воздухом. Голова Волчонка нежно опустилась на грудь девушки. Его горячие губы вцепились в затвердевший розовый сосок и принялись тихонько его обсасывать. Глова повелительно закатила глаза, издав протяжный стон. Обжигающий язык Волчонка стал медленно опускаться вниз, вылизывая соленую кожу своей сестры. Остановившись в районе плоского живота, кончик языка ловко скользнул в глубокий пупок девушки. Сделав несколько приятных оборотов, язык взял направление к мокрым ножнам Гловы, которые неистово сочились в притягательных соках возбуждения.

Девушка чуть выкрикнула, больно прикусив себе нижнюю губу. Ее руки с силой скручивали ткань мешка над ее головой. В закрытых глазах посыпались мириады сверкающих звезд. Юноша проворно водил своим испепеляющим языком по ее нижним губам. Жар со всего тела спускался во вспотевшие ступни девушки.

Глова потянула к себе голову юноши и скрестила на его спине свои горящие ноги. Смрадный запах из его рта лишь пробуждал в девушке еще большую страсть. Она въелась тонкими губами в рот своего брата, рыская своим языком в поисках его языка. Она опустила свою изящную руку вниз, затем нащупала болтающийся орган и принялась ласково водить по нему своей ладонью. Волчонок сопел от удовольствия, обмениваясь со своей сестрой горячими слюнями.

Юноша перехватил инициативу обратно, после чего аккуратно вогнал свое пульсирующее достоинство во влажную пещеру своей сестры. Глова чуть вскрикнула, но ее стон затерялся во рту Волчонка. Он потянулся за руками девушки, затем нежно обхватил их и силой прижал к земле.

Ягодицы юноши начали неторопливо подниматься и опускаться. От удовольствия Глова оторвалась ото рта брата и начала стонать с нарастающей силой. Непроизвольные стоны вырывались из ее легких, заполняя помещение амбара звуками неописуемого наслаждения. С каждым толчком по ее телу с легкой дрожью разливалось тепло. Юноша обливался холодным потом, впиваясь губами в аппетитную шею своей сестры.

Спустя несколько минут Волчонок издал звероподобный крик и бессильно упал на лежащую сестру. Глова почувствовала, как его горячее семя обожгло стенки ее лона. Она засунула свою руку в его серые волосы, а другой ругой обняла его липкую спину.

– С днем рождения, братец, – произнесла Глова спустя несколько глубоких вдохов.

Ответом на ее слова стало тихое сопение заснувшего зверя.

Двое голых волчат пролежали в нежных объятиях друг друга до самых сумерек, пока с улицы не послышались громкие песни встречающих весну северян.

Подъезжая к общине клана Гойлов, Фуро, верхом на коне, взятым из общей упряжки, приказал Мико доставить Цейлу до дома и помочь ей выгрузиться, затем немедленно отправиться в свою общину. Юноша, не задавая вопросов, утвердительно кивнул вождю, после чего Крысодав пришпорил коня и помчался дальше по дороге.

Он потянул поводья на себя, приказывая лошади остановиться. Перед ним растянулась развилка на две дороги. Впереди, через пару часов езды, его бы встретила родная община. Дорога, что сворачивала вправо, уходила глубоко в лесные дебри. Крысодав свернул с главной дороги, направив коня по смежной тропе.

Дорога казалась весьма узкой и проходила сквозь темную чащу леса, но, при этом, была протоптана копытами. Спустя примерно с час езды Фуро вышел в открытое пространство, вокруг которого дремал хвойный лес. Небольшой бревенчатый дом и одинокий колодец – скудный набор построек, воздвигнутых на открытой поляне, встретили своего гостя.

Он привязал коня, громко отряхнул на крыльце от снега свои ноги и вошел в дом. В замкнутой, крохотной комнатушке дремал немолодой мужчина, чья меховая шапка сползла на его закрытые глаза. Фуро сердито топнул ногой по полу, от чего на столе опрокинулся стакан, из которого вылились остатки затхлой еловой браги.

Заспанный мужчина испуганно вскочил на ноги, но, заметив гостя, припал на колено, держа в своей руке шапку.

– Мой вождь! Прошу простить меня, – оправдывался северянин хриплым, после сна, голосом.

– Вот, значит, как ты несешь свою стражу? Распиваешь брагу и дрыхнешь целыми днями? – сурово прикрикнул Крысодав, нависнув над бедолагой.

– Не вели казнить, мой вождь. Мы всего лишь безобидно пропустили по паре стаканов в часть первого дня весны, о милосердный.

– Кто это – мы? – вопросительно обратился Фуро, осматривая помещение в поисках второго собутыльника. – Насколько мне известно, из охранников тут только ты один.

Мужчина поднял умоляющие глаза на своего вождя. Фуро отыскал в них ответ, не прибегая к словам.

– Твоя задача была охранять его, изредка подкармливая и меняя отстойное ведро, а не распивать с ним брагу, как со старым другом, – сердито обрушился Фуро на своего подчиненного.

– Простите меня, вождь, не велите скормить собакам. В этой глуши от одиночества щемит в душе, а в голове начинают возникать голоса, – призывающее простонал пожилой охранник.

– От общения с ним ты быстрее сойдешь с ума, нежели чем от одиночества, – буркнул Фуро, затем немного смягчился. – Я пришлю к тебе напарника, только ради всех богов, прекрати с ним разговаривать.

Крысодав направился к небольшому камину, затем схватил со стены факел и поджег его в хлестающем огне. Одарив стоящего на колене слугу тяжелым взглядом, Фуро потянул на себя невысокую дверь в углу стены. Под ногами вождя возникла лестница, скрывающаяся в непроглядной темноте, откуда доносился тухлый запах плесени и затхлой, сырой земли. Он начал медленно спускаться, освещая себе дорогу горящим факелом.

Оказавшись на твердой земле, Крысодав поджег еще два факела, висящих на стенах. Теплый свет огня разлился по огромной вырытой яме. Несколько исхудалых крыс начали разбегаться в разные стороны, испугавшись света. Фуро левой ногой успел наступить на хвост одной из убегающих крыс. Грызун из всех сил царапал землю, пытаясь вырваться из-под тяжелого давящего сапога. Лицо Фуро скрючилось в презрительной гримасе, после чего он с хлопком опустил свою правую ногу на худую крысу. Из-под его правого ботинка выступило небольшое количество крысиной крови. Крысодав обтер свою подошву о землю, избавляясь от скользких кишок, затем двинулся на середину комнаты.

Он факелом описал в воздухе круг, освещая надежный каркас из бревен и толстых досок, который защищал стены и потолок от обрушивания. Свет осторожно подобрался к дальней части подземелья, из темноты которой проявлялись перекрещенные стальные ограждения. Железная решетка с массивным амбарным замком отделяла небольшую комнатку от всего помещения.

Вождь приблизился к темнице, уронил факел в небольшое кольцо в стене, затем подобрал с земли деревянный молоток и прошелся с ним вдоль клетки, простукивая каждое перекрестие на предмет дефекта или порчи.

Удостоверившись в целостности конструкции, Фуро устало рухнул на низкий табурет возле клетки.

– Я знаю, ты слышал, как я спускался. Будь добр, выйди на свет, – произнес Крысодав, вглядываясь во мрак темницы.

Из плотного сумрака выполз голос, настолько изнуренный и измученный, что едва ли походил на человеческий:

– Я слышал, как ты громко топтался на нашем крыльце, Фуро. Кхм-кхм, – глухо прокашлялся голос. – Зря ты накричал на Сильнуха, он не плохой человек. Но порой бывает рассеян, когда разливает мои помои по полу. Кхм-кхм. По-хорошему, ему бы водиться с внуками, сидя в своей хижине, а не сторожить мертвеца в загробной глуши.

– Старик бесконечно верен мне и может держать язык за зубами, – ответил Фуро, разламывая зачерствелый хлеб в тарелку с подсоленной водой. – Сложно найти ему замену, если учесть, что молодежь сейчас больше стремится к приключениям, нежели чем к сидячему дозору.

Фуро протянул в проем решетки миску с едой. Из темноты вытянулась сухая, как сосновая ветвь, рука.

– Юность создана для героизма. Молодые всегда грезят о приключениях. О великих битвах и страстных принцессах, – прохрипел голос, прожевывая смоченный хлеб. – Вспомни, какими были мы с тобой в молодости. Кхм-кхм. Ночевали в Темном лесу, прижавшись друг к другу спинами. Или пробирались через горы, по пояс зарывшись в снежные покровы.

– Ох, да. Мы были горячи и неудержимы! – воскликнул Фуро, схватившись за решетку. – Два родных брата. Два прямых наследника сурового вождя Черной Куницы!

– Кто мог тогда знать, что так все обернется для нас обоих, – грустно добавил Крысодав, опуская свои руки.

– Кхм. Твоя иссушенная горем душа стремится к покою так же, как мое измученное тело жаждет освобождающего огня, Фуро. – Из темноты выползла костлявая, обтянутая прозрачной кожей, рука, которая держала пустую миску.

Крысодав заботливо принял посуду и поставил на пол.

– Расскажи мне, Фуро. Расскажи, как там Мико? Кхммм, – умоляюще произнес голос, заползающий в дальний угол своей темницы.

– Твой сын, Киро, очень отважен и силен. Такой же, каким был ты в его возрасте, – гордо произнес Фуро. – Его храбрость идет всем остальным в пример.

– Ох, мой Мико, мой мальчик. – Из темноты послышались жалостные всхлипы. – Лишь мысли о нем не дают мне окончательно сойти с ума в этой мрачной темнице.

– Боюсь, тебе уже поздно взывать к своему рассудку, Киро. Времена, когда твое сознание подчинялось твоей воле ушли вместе с нашей молодостью.

В ответ из глубин темницы послышался нечеловеческий рев, вырывающийся из сухого горла обезумевшего человека. Фуро подождал, пока приступы ярости Киро сменятся на подконтрольное завывание.

– Я пришел сказать тебе, Киро, что хочу передать твоему сыну имя по воле Северного леса. Имя, заслуженное делом и отвагой.

Темница облачилась в молчание на пару минут.

– Я слышал его имя. Сырая земля нашептала его мне на ухо, – болезненно отозвался Киро, запыхаясь от собственной речи.

– И какое же?

– Кхрррр! – хрипло протянул голос. – Мико, мой кровный сын, назван по воле Северного леса – Волкодавом.

Фуро заметно изменился в лице. Его мышцы туго напряглись по всему телу.

– Юноше опасно носить это имя на Севере. Оно навлечет на него беду. Сам знаешь – кто, будет весьма недоволен этим.

Голос из темноты принял угрожающие нотки:

– С каких пор мы стали бояться этих блохастых собак, вождь Фуро? Времена, когда клан Гойлов имел влияние на весь Север, провалились в кровавую пропасть тех бесконечных воин.

– Цейла обратилась в древнюю религию. Она покланяется богине Скали, – с волнением в голосе произнес Крысодав. – Ее клан набирает силу. Мне тревожно за будущее Севера. Резня нам совсем ни к чему.

Киро подполз к клетке, затем схватился за прутья и повис на ней, выставляя на свет свои почерневшие длинные ногти.

– Передай Мико это имя. Ахгр…! Так решил Север. – Киро кашлял, прижимаясь ртом к холодной стали решетки. – Цейла тоже слышала это имя. Она лучше всех в Станоке знает, что произойдет, если не исполнить волю Великого Севера. Ей придется смириться с этим.

– Да будет так, – на выдохе произнес Фуро, вставая с табуретки и снимая со стены факел. – Мы проведем обряд на следующей неделе, когда из-под снега полезут первые полевые цветы.

– Фуро! – слабо прокричал Киро, вложив в крик остатки своих сил.

Крысодав обернулся, весь во внимании.

– Моя просьба. Она все еще в силе, – загадочно произнес голос из темницы. – Ты нашел человека, который решится это?

Фуро Росслер угрюмо отвел глаза.

– Кажется, да, Киро. Я нашел нужного нам человека, – так же загадочно произнес Крысодав, накрывая горящие факела деревянным гасильником, после чего выбрался по лестнице на свет и захлопнул дверь.

Подземелье обернулось в кромешную ночь. Пискливые крысы вновь выбежали из своих нор. Из скованной мраком темницы доносилось тихое завывание сумасшедшего человека.

Мико в одиночку выкатил карету Гойлов подальше со двора, передав перед этим лошадей конюху. Он всерьез обдумывал возможность попросить у Цейлы коня, чтобы добраться до своей общины побыстрее. Но, вспомнив свое положение и ее значительное влияние, как вождя, Мико решил не испытывать судьбу и пройтись до своей общины пешком.

Только юноша выступил из-за угла дома Гойлов, как заметил ковыляющую к лестнице гнедую лошадь, на стременах которой болтался полуживой человек с мешком на голове. Мико стрелой бросился снимать южанина с лошади. Вся его спина была пропитана кровью от глубоких порезов, а плечо чуть смотрело в другую сторону.

Он аккуратно взял в руки обмякшее тело, после чего направился в дом клана Гойлов.

– Кто-нибудь! Нужна помощь! Есть кто дома? – выкрикивал Мико, стоя в коридоре с раненым Мешком на руках.

Дом отозвался в ответ пустой тишиной.

Юноша ногой распахнул ближайшую к нему дверь, затем ввалился с телом в помещение. Оказавшись в темной комнате, залитой багровым светом, Мико щурился в поисках кровати, стола или, на худой конец, лавочки, чтобы положить раненого южанина. Но кроме странного алтаря с горящими красными свечами в комнате больше ничего не было.

Юноша уже развернулся к выходу, как в дверях его встретила Цейла.

– Кто тебе дал право сюда заходить, мальчик? И кто это у тебя в руках? – сердито спросила женщина.

– Таким его привезла лошадь, прямо к вашему порогу, сайха Цейла. Южанин тяжело ранен и еле дышит.

Цейла пригляделась на голову лежащего в руках Мико человека, и, заметив холщовый мешок, смягчилась.

– Неси его к алтарю. Живо! – скомандовала Цейла, быстро направляясь в дальнюю часть темно-рубиновой комнаты.

Мико заботливо опустил тело Мешка на темные доски лицом вниз, затем отошел на два шага назад, наблюдая за действиями Цейлы.

Женщина вытащила из огромного пучка волос обоюдоострую стальную спицу и разрезала ею куртку на спине южанина. Вся поверхность спины была покрыта засохшей кровью, а от правого плеча и до поясницы простирались три глубокие ссадины, словно три кровавых желоба, вырытые в спине южанина.

Цейла провела своими когтистыми ногтями по ранам, от чего Мешок чуть простонал, подавая признаки жизни. То, что он был еще в сознании, было для него одновременно хорошей и плохой новостью.

Мать Стаи потянулась за горящей свечой с алтаря, после чего пальцами затушила огонь. Она некоторое время нашептывала в тянущийся дымок странные древние слова, после чего наклонила свечу над Мешком.

На широкие раны вылился расплавленный горячий воск цвета алой крови. Южанин сквозь остатки сознания взревел адской болью, заполняя пустующую комнату своими криками. Жидкость моментально твердела, заполняя глубокие раны до краев. Цейла меняла свечу, если та переставала изливаться воском, проделав тот же ритуал, но уже с новой свечой.

Когда затвердевший воск закрыл собой все раны, Цейла перевернула раненого южанина на спину, после чего сняла с него верхнюю одежду. Внимание Мико привлекло красное родимое пятно, которое расползалось вокруг пупка южанина. Юноша невольно потянулся рукой к низу своего живота, с испуганным удивлением рассматривая голого по торс Мешка.

– Хватит пялиться на него, мальчишка. Прижми его грудь к полу, пока я не вправлю плечо, – рявкнула Цейла, затем принялась нащупывать место на левом плече Мешка, чтобы схватиться.

Мико опустил свои мощные ладони на грудную клетку, после чего с трепетом следил за движением рук женщины.

Цейла впилась своими ногтями в кожу южанина, оставляя небольшие кровоподтеки, затем с мерзким звуком вправляющейся кости вогнала плечо на место. Южанин издал последний, раздирающий душу вопль и потерял сознание.

– Я принесу окрепляющий отвар, а ты пока присмотри за ним, – сказала Цейла, вставая с колен.

Мико отстраненно водил пальцем по вишневому пятну на животе Мешка, не реагируя на слова Цейлы.

– Знакомое пятно? – произнесла женщина, с тайной в голосе.

Мико поднял на Цейлу взгляд до краев заполненный вопросами и изумлением:

– Но, как такое возможно?

Мать Стаи бросила на сидячего Мико холодный взгляд с туманными глазами:

– Разделаться с горсткой разъяренных волков для тебя было бы легче, чем отыскать ответы внутри своей безумной семьи, не правда ли, Волкодав?

На последнем слове глаза Цейлы вспыхнули ледяным прознающим огнем. Она провела рукой по обветренной щеке юноши, затем ее звериные когти нежно сомкнулись на его подбородке.

– Накрой его своей курткой, иначе бедолага еще и простудится, – хладнокровно произнесла Цейла, направляясь к двери.

Мико провалился в еще более глубокую задумчивость, продолжая смотреть в спину уходящей женщины, после чего снял с себя черную меховушку из кабаньей шкуры и укрыл ею обнаженный торс южанина.

Юноша остался сидеть рядом с Мешком, вдумчиво всматриваясь в две небрежно вырезанных в мешке дыры, пытаясь отыскать в них хоть какой-то намек на ответы.

Дорр пробирался по перистым облакам, расчищая себе путь к парящему в воздухе островку земли. Мир под его ногами стремительно вертелся. Время бежало сквозь него. Год за годом, век за веком. Рождение и смерть. Восхождение королевств и их трагическая гибель. Реки и озера, леса и горы сменялись горячими пустынями и бескрайными морями.

Добравшись по приторной радуге до земли, снежноволосый с опаской ступил на нее. В его руке стая крохотных звезд собрались в серебряный меч. Кисть привычно обхватила удобную рукоять. Рука наполнилась приятной тяжестью.

Пространство вокруг начало обрастать каменистыми постройками, исполинскими замками и булыжными мостами. Дорр оказался посреди широкой площади, покрытой слоем песка. По бокам стремительно воздвигались высокие трибуны. Доска за доской, трибуны заполнялись ликующими людьми, громко скандирующие имя:

– Дорр-Вунд! Дорр-Вунд! Дорр-Вунд!

Толпа ревела, приветствуя его. Дорр посмотрелся в свое отражение на клинке меча: неотразимый, подтянутый и совсем юный.

С дальней части арены подул ветер со знакомым запахом пряной лаванды. Скулы Дорра свело от количества выделяемой слюны.

Спустя мгновение перед юношей возник образ цветущей весны. Создание неописуемой красоты, испускающие блеклое сияние. Дорр потянулся, чтобы схватить призрака, но тот растворился в его объятиях, словно туман.

– Хи-хи-хи, – донеслось со спины юноши, после чего Дорр почувствовал легкий, безобидный укол острия.

Юноша резко развернулся, но успел лишь провести рукой по горящим белым льдом волосам.

– Хелла! – измученно вскрикнул Дорр, озираясь по сторонам в поисках девушки.

Трибуны замолкли как по команде, затем взревели с еще большей силой:

– Хе-лла! Хе-лла! Хе-лла!

Вокруг юноши стали появляться пылающие огнем волки со злобным оскалом. Хищники стали стягивать юношу в круг. Дорр всматривался в огромные глаза зверей и с ужасом наблюдал в них облик своей покойной жены.

Он принялся яростно размахивать своим мечом, поражая огненных зверей, но искры лишь на мгновение расплывались, после чего вновь собирались в огромных хищников. Бой длился целую вечность. Волки нападали на юношу, валили его с ног, затем вгрызались в плоть и рассеивались в воздухе.

Он бессильно упал на колени, выронив из своих рук меч. Беспомощность поселилась в его ледяных глазах.

«Невозможно одолеть врага, которого ты сам и выдумал» – произнес он про себя, потеряв всякую надежду.

В конце стая полыхающих зверей разрослась до нескольких десятков. Каждый из волков набрасывался на лежачее тело Дорра, затем отдирал кусок кровавого мяса и отходил в сторону.

– Хелла! – простонал юноша прежде, чем звери принялись грызть его великолепное лицо.

Дорр очнулся от хлопков, обрушивающихся на его спину с нарастающей силой. Астра несколько часов кряду пыталась пробудить спящего отца. За окном погожий полдень переходил в замыкающую четверть, предвкушая вечерний отдых.

– Отец! Ты проспал почти целый день! – взволнованно говорила Астра, уставившись на заспанного отца, на лице которого отпечаталась поверхность стола.

– Прости меня, Астра. Не знаю, от чего так произошло, – оправдывался вождь, растерянно вглядываясь в окно.

– Гойлы и Росслеры отъехали еще на рассвете, а я тебя целый день не могла поднять. Первый день весны, отец. Нам нужно возвращаться домой.

Он обтер свое опухшее лицо руками, затем кивком головы согласился с дочерью.

Астра и Дорр выехали из общины клана Вирсмунк, когда прозрачные сумерки чуть касались Северного неба. Отец обдуманно уступил ведущее место своей дочери, после чего оба их коня стремительно набрали огромную скорость.

Над Севером повисла властная полночь, когда путники достигли своей родной общины. Ветрогрив первым пересек ворота. Его нос моментально учуял в воздухе следы необъяснимой тревоги. Астра и Дорр добрались до центра общины, где стояло одинокое пугало без огня и жителей.

У самого дома их встречала толпа до смерти напуганных северян. Дорр попросил Астру отвести коней по стойлам, после чего спрыгнул с коня и направился к крыльцу.

– Мой вождь, – неуверенно начал один из мужчин, нервно разминая в своих руках шапку, – произошло нечто ужасное. Фьерд… Хелла никого к нему не подпускает. В общем…

Дорр руками раздвинул со своего пути людей, затем медленно, выжидающе, скользнул в дом.

Вернувшись с конюшни, Астра с опаской заметила на втором этаже выбитое окно. Подойдя к крыльцу, жители с печальным, расколотым видом взглянули в разноцветные глаза девушки. Она приказала людям расходиться и начинать праздновать в честь первого дня весны, затем вступила в объятый холодом дом. Входная дверь лежала под толщей наметенного за сутки снега. Девушка огнивом выбила искру, которая подожгла фитиль свечи, после чего стала подниматься наверх, громко окликая по имени отца и брата.

Войдя во мрак второго этажа, огневолосая девушка принялась освещать тусклым светом помещение. Комната была пропитана жутким холодом. В воздухе пахло борьбой и мучительной смертью.

– Фьерд? Отец? Что происходит? – вопросительно бросала девушка в темноту, испуская клубы пара изо рта.

Медленно подобравшись к дальнему концу комнаты, Астра остановилась. Ее холодные пальцы непослушно разжались, выронив свечу на пол. В волшебном свете полной луны ее отец прижимал к себе стылое тело ее брата. Их волосы переливались серебром в лунных лучах, но лишь у Фьерда часть белоснежных кудрей были пропитаны почерневшей кровью. Вождь неторопливо раскачивался взад-вперед, все сильнее прижимая голову сына к своей груди. Если прежде в его ледяных глазах и была жизнь, то она измученно их покидала, выливаясь на пол.

Хелла лежала рядом с телом, насквозь пропитанная кровью, тщетно пытаясь согреть своего хозяина. Лисица едва взглянула своими раскаленными глазами на пришедшую Астру, после чего виновато опустила взгляд.

Астра приблизилась к отцу, после чего упала на колени, схватившись за мертвую руку своего брата. Дорр продолжал раскачиваться, не обращая внимания на свою дочь. Девушку пробила стальная дрожь. Она водила своей теплой рукой по остывшей кисти Фьерда. Мягкими подушечками пальцев Астра чувствовала его стеклянные ногти, его маленькие рубцы от порезов. Разминала твердые мозоли, появившиеся от бесконечного трения его ладони с рукояткой меча. Девушка не решалась смотреть в разные глаза своего брата, боясь остаться в них навсегда.

Спустя несколько самых тяжелых в ее жизни минут Астра взглянула на отца. Ее рука с любовью потянулась к его плечу. Едва тонкие пальцы коснулись мощного плеча, Дорр с бушующей злобой обернулся на Астру и размашисто ударил ее ладонью прямо по уродливым ожогам. Девушка отлетела назад, ударившись спиной о деревянный пол. В ее правой стороне лица разжигалось кусачее пламя. Боль десятилетней давности отразилась в щеке, рассекая кожу раскаленной памятью.

Неудержимый гнев заполнил внутренности Астры. Ее правый глаз ярким пламенем осветил на мгновение весь второй этаж. Девушка со звериным воплем схватила лежащий меч брата и устремилась на улицу.

Жители в этот момент кружили возле полыхающего пугала с горящими свечами в руках, негромко завывая песню о прилетевших птицах и теплом лете. Разъяренная Астра растолкала жителей, затем влетела в круг. Кровавым серебром свернула сталь, опускаясь на охваченное огнем пугало. Астра издавала нечеловеческие звуки, разрубая чучело в горящие клочья. Предметы одежды разлетались по сторонам, словно падающие с неба огненные звезды. Правый глаз Астры насыщался ее гневом, проглатывал ее злобу, наделяя девушку яростью.

Охваченная безумием, она выпрямила свою руку с мечом. Клинок был идеальным продолжением ее изящной руки. Тяжело дыша и злобно скалясь на окружающих, девушка с ревом прошлась по стоящим людям, очерчивая своим холодным клинком круг. Верхушки горящих свечей скользко выпали на снег, оставив в руках людей лишь нижнюю часть восковых предметов.

Испуганные, жители разбежались в стороны, подальше от зверя с огненными волосами. Астра выронила из рук меч, затем рухнула в снег лицом вверх. Ее правый глаз медленно затухал вместе с горящим пугалом. Огромная, полная луна тусклым светом освещала изуродованное огнем лицо Астры.

И не было ей, горящей ледяным пламенем, равных на ночном небе. Любовалась она своим отражением в покрове сияющих снегов. Кланялись ее величественному лику звери, вышедшие в ночи из своих уютных нор. Раскачивали свои пышные ветви хвойные деревья, приветствуя королеву луну – владычицу неба в ночи.