«Милостивый государь Николай Васильевич!

Собрался Вам написать только потому, что расстроен сведениями, дошедшими до меня о странных событиях, связанных с Вами.

Мне казалось, что моё отношение к Вам всегда было недвусмысленно доброжелательным и Вами принималось именно как таковое.

Однако сие не даёт Вам права слова, сказанные при Вас, использовать в своих корыстных целях. Вы и раньше неоднократно обращались ко мне с просьбой подарить Вам какой-либо сюжет. Вам же, как опытному литератору, известно, сколь трудны бывают находки острых сюжетов. Вы сейчас всюду распространяете легенду о подаренном Вам мною анекдоте. Я имею в виду историю, услышанную мною в городе Устюжне и превращённую Вами в пьесу «Ревизор».

Однако если Вы сумеете напрячь Вашу память, то наверняка вспомните, что анекдот этот я вам не дарил, а неосмотрительно рассказал в Вашем присутствии, что и явилось поводом для написания Вашей «бессмертной комедии».

Впоследствии, при объяснении, Вы слёзно умоляли меня не разглашать тайны и не предъявлять претензий по этому поводу.

Более того, милостивый государь, Вы обещались прислать мне после премьеры 500 рублей ассигнациями, от чего я категорически отказался. Так или иначе, это теперь дело прошлое, и напомнил я Вам о нём только в связи со следующим.

Не далее как месяц назад, находясь вместе с Вами в доме госпожи Куракиной, я рассказал за обедом историю об одном осуждённом чиновнике, скупавшем мёртвые души. Помнится, Вы над этим много смеялись и сетовали на то, что это замечено не Вами.

Не желая ничего говорить о вас плохого, но памятуя случай, описанный выше, убедительно прошу Вас не использовать нигде этот анекдот, ибо я эту историю намерен описать сам и отдавать её кому бы то ни было не желаю.

С почтением, всё ещё уважающий Вас

«Милостивый государь Александр Сергеевич!

Искренне рад письму, полученному от Вас.

Благодарю судьбу, хоть таким способом пославшую мне общение с Вами.

Письмо Ваше сохраню на всю жизнь и оставлю в наследство потомкам в знак утверждения моего с Вами знакомства.

Александр Сергеевич, гений Вы наш, не знаю, чем разгневал Вас, почему легли на меня Ваши убийственные подозрения.

Что касается комедии моей пустячной, то кроме неприятностей ничего я от неё не имею и потому считаю, что Провидению было угодно наказать меня за проступок мой перед Вами, хотя и проступком-то его назвать нельзя, ввиду малости. Тем более, если память Вам не изменяет, вспомните Вы, что просил я у Вас анекдота малейшего, а взамен обещал наисмешнейшую комедию, не менее как в пять актов, что и выполнил, найдя эту кроху с Вашего стола.

А Вам, гению, что та кроха, одной меньше, да Вы и не заметите. Как у нас в Малороссии говорят: «Кура изменила, а петух и не заметил». К тому же и напиши Вы на этот анекдот повесть какую или даже драму – какой бы в ней смех был? А так люди посмеялись. А в наш мрачный век разве мало этого для общества нашего, для царя нашего всемилостивейшего, побывавшего на комедии и похвалившего за неё почему-то господина Бенкендорфа.

Что же касается денег, то беден я, как церковная крыса. Еле царскую стипендию выклянчил на каникулы в Италию.

Теперь же что касается анекдота, якобы рассказанного Вами в доме госпожи Куракиной, то помню я его отлично, но делать с ним ничего не намерен, поскольку история эта мне не приглянулась нисколько. А кроме того, она Ваша, раз уж Вы её открыли.

Так что не беспокойтесь понапрасну, Солнце Вы нашей отечественной словесности! Мне ли не понимать, как дороги для пишущего человека алмазы замыслов, да ведь их ещё гранить и гранить надо. Вам же, со многими заботами по журналу да по семейству, хранить своё здоровье надобно.

А без разрешения Вашего ничего делать не собираюсь, а и будет оно, разрешение Ваше на то, так и то трижды подумаю, прежде чем слово первое написать решусь.

С почтением, любящий Вас

«Милостивый государь, настоятельно требую ни в коем случае не использовать истории с мёртвыми душами. Никакого на то разрешения я Вам не даю и давать не собираюсь. Зная мой горячий нрав, не сомневайтесь в скандальной ситуации, последующей за Вашим возможным опрометчивым поступком.

С почтением,

«Гений Вы наш, Александр Сергеевич! Что бы мы все значили без Вас, куда бы шли, не освещённые светом могучего Вашего поэтического дара!

Не мыслю обидеть Вас или нанести Вам по неосмотрительности какое-либо неудобство.

О мёртвых душах, упоминаемых Вами с такой настойчивостью, я давно забыл, и думать не думаю, и знать не хочу. Наоборот, не только не могу взять Вашей темы, напротив, Вам хочу предложить любую из своих.

Может, помните рассказ мой под названием «Шинель»? Издан он небольшим тиражом. Ежели есть у Вас желание, перепишите его стихами да и считайте своим. Ни слова поперёк не скажу.

А взамен этого прошу Вас, дорогой и горячо любимый Александр Сергеевич, если не трудно Вам, подскажите мне несколько строк в кусок, начатый словами: «Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит он сквозь леса и горы полные воды свои…» Это из повести о запорожских казаках.

Видите, Александр Сергеевич, вроде бы неплохое начало, а дальше ерунда какая-то лезет: «Редкая птица долетит до середины Днепра, редкая рыба доплывёт до его середины…»

Если можно, помогите, чем сможете, а уж я Вас по гроб жизни не забуду.

Кланяйтесь Надежде Николаевне, супруге Вашей. Привет ей от меня и нижайший поклон.

«Милостивый государь, попытаюсь поверить Вашему обещанию, хотя и не без некоторого опасения. Ну, да Бог с Вами. Что же касается этого Вашего Днепра, то это просто ерунда какая-то. Птицы, да будет Вам известно, пролетают тысячи вёрст через моря и океаны, посему долететь им до середины Вашего Днепра не составит никакого труда. Не говоря уже о рыбах, но Вас, я думаю, такая формальная сторона этого дела мало волнует, а потому – пишите, что хотите.

Что касается жены моей, то зовут её не Надежда, а Наталья Николаевна.

Так вот, ваша Надежда Николаевна, то есть моя Наталья Николаевна, благодарит вас и ответно кланяется.

«Милостивый государь, благодетель! Спасибо Вам огромное за доброе письмо, за слова Ваши чудные, и совет Ваш выполняю тот же час.

Молю Вас, живите дольше и благодетельствуйте нам далее.

Любящий вас

«Беспардонный Н. В.! Увидел и прочёл книгу Вашу «Мёртвые души».

Вопреки обещаниям и заверениям, Вы всё-таки использовали анекдот, рассказанный мной, вопреки моей воле.

Последствия будут печальны, как я и предупреждал. Дуэль наша с Вами неминуема, и откладываю я её только лишь в связи с личными моими делами, наверняка Вам известными.

«Высокочтимый, горячо любимый Александр Сергеевич! Не могу в толк взять, почему Вы сердитесь? Привожу Вам цитаты из Вашего же письма: «Пишите, что хотите» и ещё «Ну, да Бог с Вами».

Как же мне было после этого Вашего благословения не написать «Мёртвые души», если Вы сами мне это позволили?

Может быть, мы не поняли друг друга, но о дуэли между нами не может быть и речи. Я вообще против дуэлей. А тем более между мной и Вами.

Ладно, если Вы меня убьёте, а если наоборот? Так я себе в жизни этого не прощу. Не гневайтесь, прошу Вас. Хотите, посвящу сию поэму Вам и всю жизнь говорить буду, что Вы мной руководили при создании сего труда? Тем более что я, по Вашей указке, действительно снял рыб, которые не доплывут до середины Днепра. Если бы это океан был, тогда другое дело, а так, Вы совершенно правы.

А что касается птиц, то тут не могу с Вами согласиться. Лично видел птицу, которая, не долетев до середины Днепра, рухнула замертво. Редкая птица.

Люблю Вас, нижайше кланяюсь, по гроб обязанный Вам