25

До Порту добирались почти шестеро суток. Теперь шли курсом крутой бейдевинд со скоростью узла четыре. Галера в одиночку добралась бы намного быстрее, но на ночь ложились в дрейф, чтобы не потеряться. Да и гребцы сильно уставали за день.

Я поставил шхуну на якорь на реке Дору чуть ниже пристани. К правому борту ошвартовалась шеланди. По пути выяснили, что она везла в Лиссабон хлопок, пальмовое масло, финики. Я решил, что эти товары в Англии будут пользоваться спросом, поэтому начали перегружать их в трюм шхуны. Заодно забрали большую часть канатов, сплетенных из копры, потому что они немного прочнее пеньковых, и запасные паруса с красными горизонтальными полосами шириной сантиметров двадцать. По ходу дела освобождали гребцов. Я нанял на берегу двух кузнецов для этой работы. Освободившиеся рабы с трудом передвигали ноги. Те, кто долго пробыл гребцом, почти разучились ходить. Ноги у них подгибались, не держали вес тела. Зато мышцы туловища были переразвиты, проступали, как тугие канаты, под пожухшей от недоедания кожей. На многих заросших бородами, диких и грязных лицах я видел слезы. Гребцы пытались помочь нам с грузовыми работами, но толка от них было мало. Мы сразу отвозили их на берег. Там местные жители помогали бедолагам, чем могли. На пристани собралось много народа, в основном родственники попавших в плен к маврам. Они называли имена, спрашивали, нет ли таковых среди освобожденных нами? К сожалению, не оказалось ни одного. Тогда они помогали чужим людям, в том числе и неграм. Наверное, в надежде, что точно также помогут и их близким.

На шеланди сразу нашлись покупатели, несколько иудеев. Они, видимо, договорились изображать конкурентов, чтобы купить по дешевке. Меня такими примитивными приемами не возьмешь, поэтому посоветовал им поискать лохов в другом месте. Цену назвал разумную.

– За такую цену у тебя ее никто не купит, она здесь больше никому не нужна, – уверенно заявил один из них.

– Разве?! – наигранно удивился я и прогнал свою дезинформацию: – Педру де Аламейда заверял меня, что королю Альфонсу нужны корабли. Это, конечно, займет больше времени, но я готов подождать.

Имя моего знакомого произвело на иудеев сильное впечатление. Не знаю, кем он тут является, но иудеи из боязни перейти ему дорогу чуть не отказались от покупки.

– Но если заплатите мою цену, уступлю вам, – отработал я немного назад. – Не хотелось бы ждать. За это время смогу захватить еще один корабль.

Они все-таки добились скидки на пять процентов. В итоге довольны остались обе стороны. Деньги иудеи пообещали привезти на следующее утро.

Ближе к вечеру на шхуну приплыл на восьмивесельной лодке Педру де Аламейда в своем шлеме с тремя белыми страусиными перьями и в сопровождении четырех слуг-охранников, вооруженных короткими копьями и длинными мечами. Оказывается, он алькальд Опорто – что-то типа градоначальника.

– Мне доложили, что на рейде встало судно с захваченной у мавров галерой, но я думал, что это купцам повезло, – сказал он, приветливо улыбаясь. – Затем мне сообщили, что капитан – рыцарь и знает меня. У меня много знакомых рыцарей и капитанов, но только один является одновременно и тем, и другим. Рад видеть тебя снова в Опорто!

– А я рад, что у тебя только один такой знакомый, иначе бы не встретились! – сказал я.

– Встретились бы рано или поздно, – уверенно произнес он. – Я знал, что ты вернешься к нам. Это благословенная земля, она притягивает к себе сильных и смелых воинов.

– Теперь понятно, почему ты здесь живешь, – шутливо произнес я, помня, что в каждой шутке есть доля шутки.

– Я приглашаю тебя с твоими рыцарями в свой дом, – церемонно произнес Педру де Аламейда.

– Я принимаю твое приглашение, – сказал я, – но сперва помоги мне разобраться с моим пленником. Он плыл на галере, однако не купец. Мой арабский слишком беден, понял только, что он вроде бы визирь эмира таифа Бадахос Абена Хашама. Что такое таиф Бадахос?

– По размеру территории вроде нашего графства или даже герцогства. До недавнего времени были под контролем альморавидского халифа Тешуфина, но эмир Абен Хашама недавно отвоевал независимость. Это в битве с бадахосцами погиб мой отец, – рассказал Педру де Аламейда.

– Какой выкуп можно получить за этого визиря? – поинтересовался я.

– Давай я с ним поговорю, узнаю, – предложил португальский рыцарь.

Визиря вытащили из трюма, обвязав веревкой, потому что сам по трапу подняться он не мог. За несколько дней сидения на диете мавр похудел, отчего щеки обвисли, как у бульдога. Или это припухлость спала с лица. Он щурил темно-карие глаза, рассматривая сперва нас с Педру, затем город Опорто. Наверное, пытался понять, где очутился.

Португалец бегло заговорил с ним на арабском. Задал сразу несколько вопросов. На арабском знаю только, как я называю, «туристический набор»: здравствуйте, до свиданья, спасибо, пожалуйста, сколько стоит, как пройти, я тебя люблю, пошел ты… Этого оказалось мало, чтобы понять их беседу. Догадывался интуитивно, по мимике и жестам. Жестикулировали оба, причем быстрее, чем говорили. Шел интенсивный торг. Визирь, судя по жестам, явно хитрил. Португальский рыцарь тоже был не лыком шит.

– Он говорит, что за него дадут три фунта, но я уверен, что и пять будет мало, – коротко перевел Педру де Аламейда их продолжительный диалог.

– Всего пять фунтов серебра?! – удивился я.

– Золота, – уточнил он. – У нас выкуп принято платить золотом. Оно занимает меньше места.

– Меня устраивает любой из этих благородных металлов, – сообщил я.

– Еще визиря можно обменять на нашего знатного пленника, сенешаля (типа военного министра) короля, который в плену у эмира Абена Хашама. За него требуют десять фунтов золота. У короля Афонсу сейчас нет столько свободных денег, – продолжил рыцарь Педру.

– Я готов получать эту сумму по частям в течение нескольких лет, – предложил я.

Все равно ведь буду наведываться в эти края, чтобы попиратствовать. Мне здесь больше нравится грабить, чем на севере, где добыча пожиже.

– Утром пошлю гонца к королю с этим известием, – пообещал он, – а сейчас прошу ко мне в гости.

Со мной поехали мои четыре рыцаря и пять оруженосцев. Во все эпохи короля и не только делает свита. На берегу нас ждали три верховые лошади. Еще две уступили слуги-охранники Педру де Аламейда. Рыцарю не положено ходить пешком. Зато оруженосцам пришлось топать на своих двоих на холм по кривой улице между двухэтажными домами с плоскими крышами. Окна в домах были только на втором этаже, узкие, скорее, бойницы. Закрывались они деревянными решетками, в которых планки были прибиты наискось, образуя маленькие ромбовидные отверстия. Двор огораживал каменный забор высотой метра три или проход был в самом здании, тоннельного типа. По краям улицы шла канализация закрытого типа, оставшаяся, как догадываюсь, от римлян. Из нее пованивало, но не так сильно, как, допустим, на улицах Честера и других английских городов.

Жилище Педру де Аламейда находилось на самой вершине холма. Оно скорее напоминало каменный форт. Двухэтажное прямоугольное здание, с очень высоким первым этажом и плоской крышей, имело на каждом углу по башне с навесом из досок над смотровой площадкой. В каждой нес караул солдат. Перед входными воротами из толстых досок, оббитых широкими железными полосами, несли службу еще трое. Во двор вел тоннель арочного типа длинной метров шесть-семь и высотой метра три. В нем гулял легкий сквознячок, приятно охладивший нас. И тоннель, и двор были выложены каменными плитами. Посреди двора находился фонтан высотой метра полтора в виде небольших чаш, расположенных каскадом. Струя еле заметно поднималась в середине верхней чаши, а потом стекала в нижние. Непонятно было, откуда поступает вода под давлением. На нижнем этаже дома располагались хозяйственные постройки: конюшня, сеновал, кладовые. Кузницу, хлев, кошару или птичник я не обнаружил. Это все-таки не замок. Слуги взяли у нас лошадей и отвели в конюшню.

Вслед за хозяином мы подошли к фонтану, умылись и помыли руки. Слуги подали каждому рыцарю отдельное полотенце из хлопка, белое и с красной вышивкой по краям. Я сперва подумал, что вышиты красные петухи, как на украинских рушниках, но оказалось, что это замысловатые кресты.

Хозяйка дома по имени Бланка встретила нас на верхней площадке лестницы, ведущей на второй этаж. Мне показалось, что она намного старше мужа. Впрочем, южанки созревают и стареют быстрее северянок. Волосы иссиня-черные, лицо белое, даже бледное, с суровым выражением. Над верхней губой усики. В ушах длинные и тяжелые золотые серьги в виде трех шариков разного размера, отчего напоминали маленькую снежную бабу. Одета она была в белую рубаху с широкими рукавами с красно-золотой каймой и что-то черное типа блио с золотым ожерельем. На голове – черная кружевная накидка. Ее трудно было назвать даже симпатичной. Подозреваю, что брак был заключен по расчету. Судя по тому, что супруги понимали друг друга с полуслова, расчет был сделан правильно. Бланка поздоровалась с нами и величаво повела в большую комнату. Это был не привычный нам холл, а скорее обеденный зал. Свет падал через широкие, застекленные окна, выходящие во двор. Стены оббиты яркой разноцветной материей. На белом потолке нанесены по краю красивые и явно восточные узоры из замысловато переплетающихся красных, золотых и зеленых линий. Камин отсутствовал. Мебель была легче, изящнее. Никаких лавок, только стулья. И стол не на козлах, а на резных ножках, и накрыт серовато-белой скатертью.

Каждому гостю поставили бокал из толстого красного стекла и отдельное бронзовое блюдо, на которое положили нож с рукояткой из красного дерева, а рядом – маленькое полотенце из хлопка на роль салфетки. Я его сразу постелил на колени, потому что ем быстро и имею дурную привычку ронять пищу на штаны. Остальные, в том числе и португальская чета, посмотрели на меня с удивлением. Они использовали эти полотенца только для того, чтобы вытирать руки. Если что-то упадет на одежду – не беда, слуги постирают. Вино и яства разносили смуглокожие слуги, скорее всего, арабы или берберы. Они разговаривали вроде бы на арабском языке, но понимал я его с трудом. Здесь тоже основным блюдом было мясо, но и рыбы подавали много, разных сортов и приготовленную по разному. Поражало обилие специй и вина. В Англии в лучшем случае на пиру подавали два вида – красное и белое. А здесь только красных вин было три, разной крепости, причем подавали их как к мясу, так и к рыбе. Белые принесли к десерту, сплошь восточному: халва, нуга, пахлава. Назывались они, правда, по другому, но от этого не становились менее сладкими. Мои рыцари, впервые пробовавшие их, не смогли скрыть восхищения.

– Не доводилось раньше есть? – спросил рыцарь Педру.

– Им – нет, в Англии такое подают разве что за королевским столом, – ответил я за своих рыцарей, потому что они плохо понимали тот вариант латыни, на котором говорил португалец. – Это мне довелось повоевать в Византии, поэтому была возможность попробовать раньше.

– Ты воевал в Византии? – с уважением спросил Педру де Аламейда.

Я рассказал и ему легенду о своей службе в Херсонесе.

– Теперь понятно, почему ты так удачлив в своих походах, – произнес он таким тоном, будто разгадал мой главный секрет.

Видимо, здесь тоже с благоговением относятся к Византии.

– До нас дошли известия, что новый император Мануил Комнин разбил турок во Фракисии, – сообщил алькальд Педру.

– Турок не трудно разбить, если знать их слабые места и иметь пусть небольшой, но хорошо организованный отряд, – поделился я своим мнением.

– У тебя такой отряд был? – поинтересовался он.

– В Византии я бил турок несколько раз, – ответил ему. – И сейчас у меня есть такой отряд.

– Мое предложение о службе королю Альфонсу остается в силе, – напомнил Педру де Аламейда.

– Я помню о нем. Но сейчас в Англии идет война, не могу надолго отлучаться оттуда. – сообщил я.

– Нам нужна и кратковременная помощь, – сказал рыцарь Педру и переменил тему: – Наш король теперь вассал Папы Римского.

– Мудрое решение, – согласился я. – Теперь королю Испании будет труднее покушаться на вашу независимость.

Всего несколько лет назад Португалия была всего лишь одним из графств недавно созданной империи Испания, которую образовали, объединившись, королевства Кастилия и Леон.

– Боюсь, что это не остановит его, – с печальной улыбкой произнес Педру.

– Значит, остановят мечи храбрых воинов, – подсказал я.

Бланка посмотрела на меня так, будто раньше я молчал, и только теперь хоть что-то сказал. Она ела мало, скорее ковырялась маленьким тонким ножичком с рукояткой из слоновой кости в маленьких кусочках мяса и рыбы, которые ей клали на серебряную тарелку. Только дыня ее действительно заинтересовала: съела аж три тоненькие дольки. На большинство людей дыня действует, как слабительное. У меня появилось подозрение, что благородная дама страдает запорами.

Ночевать меня разместили в отдельной комнате, а моих рыцарей, всех четверых, в соседней. Окно было плотно закрыто, но в комнате летало много комаров и в нее проникал с улицы сладковатый запах цветов.

Утром я съездил на пристань, где получил деньги за шеланди. Иудеи увидели, что я приехал на лошадях Педру де Аламейды и с в сопровождении его слуг, и решили, что провернули хорошую сделку. Я увидел тяжелый кожаный мешок серебра и пришел к такому же выводу. Деньги отправил на шхуну, а сам вернулся к гостеприимных хозяевам.

До обеда играл с Педру в шахматы на террасе. Мы сидели на низких стульях перед низкой доской, также расчерченной на красные и белые клетки, но фигурки были из красного и черного дерева. Черные были маврами. Играл ими я, хотя хозяин предлагал мне красные. Мне было без разницы, какими его обыгрывать. Я позволил ему выиграть всего одну партия из пяти и только потому, что я у него в гостях. Заодно поболтали о всяком-разном. Его дом расположен в городе, но в нем также скучно, как и в замке, стоящем на отшибе. Новый человек в эту эпоху – что-то вроде выпуска новостей по телевизору в двадцать первом веке, в которых показывают только диктора, но можно задавать вопросы.

Мои рыцари в это время махали мечами во дворе, в той его части, что была в тени. Всё они делали правильно, только не было легкости, полета, которые отличают первоклассного бойца. Он не бьется на мечах, он играет мечом известную только ему мелодию. Враг услышит заключительный ее аккорд.

– Они мне сказали, что ты лучший боец на мечах во всей Англии, – сообщил рыцарь Педру, перехватив мой взгляд.

– Они не видели всех бойцов Англии, – возразил я и добавил шутливо: – Как только решишь, что ты – лучший, в следующем же бою узнаешь, что это не так. Но будет уже поздно.

Перед самым обедом вернулся гонец. Вороная лошадь была в мыле, ее долго выводили, чтобы не запалилась. Он взбежал к нам на террасу и остановился сбоку и немного позади Педру де Аламейды.

– Говори, – приказал ему Педру, не отрывая взгляда от шахматной доски.

– Король согласен, деньги привезут вечером, – сообщил гонец. – Он будет выплачивать по два фунта золота каждый год. Спросил, какие проценты устроят?

Педру де Аламейда посмотрел на меня.

– Никаких процентов, – ответил я, помня, что ростовщик – это антипод рыцаря, причем даже более неприятный, чем маврский солдат. Тот, хоть и неверный, но все-таки воин. Знали бы они, что в двадцать первом веке самой большой оскорбухой для всеми уважаемого банкира будет, если его примут за презренного солдафона. – Я – рыцарь, а не ростовщик.

Рыцарь Педру уважительно кивнул головой. Он услышал то, что ожидал.

Вечером привезли два фунта золота в маврских монетах. Мы на славу отметили это событие, а утром я передал Педру де Аламейде пленного визиря, его сына и обеих наложниц. С девицами мне хотелось расставаться меньше всего. Да и им со мной тоже. Мы втроем неплохо провели время в моей каюте во время перехода в Опорто. Я надолго запомню их плоские животы и другие не менее соблазнительные части тела. Надеюсь, что и они не забудут кое-что мое.