16

Город Шерборн располагался на берегу реки Ео, на краю долины Блэкмор. Городские стены и башни, а также большая часть домов в нем, были сложены из коричневатого камня. Создавалось впечатление, что они немного поржавели. Жители не имели желания участвовать в гражданской войне, поэтому быстро выторговали приемлемые условия сдачи и открыли ворота перед армией графа Глостерского.

Замок Шерборн был построен рядом с городом на высоком холме из такого же коричневатого камня, как и город. Сделал это несколько лет назад Роджер, епископ Солсберийским и канцлер Англии, как сказали бы в двадцать первом веке, с учетом последних научно-технических достижений. Стены, башни и особенно донжон внушали уважение. Этот замок был даже покруче Уоллингфордовского.

В один прекрасный день король Стефан решил, что епископ начал борзеть, и посадил его в тюрьму, конфисковав все имущество. Потом, правда, отпустил Роджера умереть на воле, но Шерборн оставил себе. За это на короля и взъелись церковники. По странному стечению обстоятельств именно через пару месяцев после ареста Роджера в Англии высадилась императрица Мод и началась гражданская война. Когда и императрица не достаточно корректно обошлась с попрошайками, Стефан опять стал королем. Угадайте с трех раз, кто правит Англией?

Брать такой мощный замок штурмом было глупо. Да, он занимал важное стратегическое положение и, если бы был включен в линию таких же замков, протянувшуюся до берега Ирландского моря, затруднял бы сообщение с Нормандией и Анжу. Но такой линии не существовало. По крайней мере, в конце прошлого года виконт Генрих благополучно был переправлен к отцу на материк. Да и к нам почта от Жоффруа прибывает без задержек и происшествий. На военном совете мы решили осаждать замок, пользуясь тем, что король Стефан остался без большей части своей армии и вряд ли в ближайшее время нападет. Его поражение при Уилтоне сочли решением божьего суда, особенно с учетом того, что его армия в несколько раз превосходила по количеству отряд графа Глостерского. Победа, самом собой, была зачислена на счет графа Глостерского. За нее он мне наконец-то выделил пять маноров неподалеку от Бристоля, чтобы было, где остановиться по прибытию в это славный город.

– Давно собирался сделать тебя своим вассалом, но не хотел вмешиваться в твои отношения с графом Ранульфом, – объяснил он свою медлительность. – А теперь ты еще и вассал Фиц-Каунта, так что зять не сможет меня упрекнуть, что сманиваю его лучшего командира.

– Не стесняйся, граф, сманивай и дальше! – шутливо произнес я.

– Надеюсь, у меня будет повод для этого, и не один! – в тон мне сказал Роберт Глостерский.

Мне была поручена разведка и охрана нашего лагеря, чтобы король Стефан не нанес нам ответный удар. Мои сержанты по очереди патрулировали все дороги, ведущие к замку Шерборн, даже со стороны Ирландского моря.

Параллельно я вел переговоры к королем Стефаном о выкупе пленных. По поводу всех рыцарей-наемников, попавших в плен ко мне и другим рыцарям из моего отряда, договорились быстро, сойдясь на стандартной цене десять фунтов серебра за голову. Встретились с посредниками на нейтральной территории, произвели обмен людей на серебро. От посредников мне поступило предложение лично прибыть к королю Стефану и обговорить сумму выкупа Уильяма Мартеля. Король клялся, что не причинит мне вреда.

– Стоит мне ехать? – спросил я Роберта, графа Глостерского.

– Думаю, да, – ответил он. – У нас в руках его кравчий, которым Стефан не станет рисковать.

– Да и не такая уж я важная птица, чтобы становиться из-за меня клятвопреступником, – высказал я свои соображения.

– Ну, это как сказать… – хмыкнул граф Глостерский. – Были случаи, когда короли нарушали клятву и из-за менее важных птиц. А ты ему насолил достаточно, чтобы он захотел устранить тебя… или переманить на свою сторону. – Роберт Глостерский посмотрел мне в глаза.

Я выдержал его взгляд.

– Не думаю, что он сделает мне предложение, от которого я не смогу отказаться, но если такое все же случится, оговорю, что против своих сеньоров воевать не буду, – сказал я.

– Поступай, как сочтешь нужным, – произнес граф Роберт, которого вырастили на приоритете материальных ценностей над моральными.

К королю Стефану поехал с Умфрой, Джоном и семью оруженосцами, один из которых скакал впереди с моей хоругвью. Тибо Кривого с Нуддом и Рисом оставил осаждать Шерборн, проинструктировав, как поступить в случае моего пленения или более печальных вариантов. Ехали с попутным, западным ветром, который принес дожди. Жара уже начала меня доставать. Она в Англии более влажная, паркая, чем на материке, целый день ходишь мокрый от пота. Особенно тяжело, когда ты в доспехах. По спине ручьями течет пот, а не можешь даже почесать ее. Под дождем уже стало как-то привычнее. Тоже мокрый, но хотя бы не чешешься постоянно, как блохастая собака. Направлялись мы в знакомый город Винчестер, где в данный момент расположился король Стефан. Видимо, решил охранять государственную казну.

В стане врага я не заметил особого уныния. Жизнь в городе Винчестере, расположенного в Гемпшире, неподалеку от порта Саутгемптон, в котором я бывал неоднократно, текла своим чередом, как будто и не было войны. Да она и проходила в основном на территории Оксфордшира, Беркшира, Уилтшира и Глостершира, изредка захватывая окраины соседних с ними графств. Лишь солдаты, которые прогуливались по улицам города, увидев мою хоругвь, останавливались и провожали взглядом, кто злобным, а кто любопытным. Вот они издержки и плюсы популярности!

Охрана замка тоже меня признала. Никто ничего не спросил, просто старший караула пошел впереди, показывая дорогу, а сзади потопали десяток копейщиков. Наверное, на всякий случай. Все мои люди проинструктированы не оказывать никакого сопротивления в случае нападения. Умфра и Джон снабжены некоторыми тщательно спрятанными предметами, которые могут пригодиться для побега из тюремной камеры. Я тоже кое-чем зарядил свою одежду. Главное, чтобы нас не раздели догола.

Возле донжона начальник караула надворотной башни передал меня начальнику караула донжона, одному из тех рыцарей, которые недавно были у меня в плену. Поскольку там с ними обращались хорошо, он тоже вел себя вполне прилично. Впрочем, рыцарь не позволял себе обращаться некорректно с другим рыцарем, потому что вскоре могли поменяться местами или оказаться в одном отряде, или за одни столом. Он похвалил моего арабского иноходца, а затем проводил меня, Умфру и Джона на второй этаж, где мы оставили оружие. Оттуда меня повел на третий этаж другой рыцарь – мужчина лет тридцати, с черными кучерявыми волосами, карими глазами и тем живым, очень подвижным лицом, которое будет присуще французам двадцать первого века, особенно выходцам из южных регионов. Только кожа у него была светлая.

– Я уехал из-под Уилтона за два дня до твоего нападения, – сообщил он, когда мы поднимались по винтовой лестнице.

– Жаль! – сказал я. – Тогда бы мы познакомились раньше.

Он засмеялся весело и без злости.

– Нет уж, предпочитаю встречаться с тобой в мирной обстановке, – заявил он, скаля зубы, покрытые коричневатым налетом, как у заядлого курильщика.

Странно, Америку еще не открыли, табак сюда не завезли. Может, он побывал на Ближнем Востоке и приобщился к радостям марихуаны?

Король Стефан был одет в алую рубаху длиной ниже колен и более короткое, темно-красное блио с золотой оторочкой по подолу. Из-под рубахи выглядывали чулки в черно-белую горизонтальную полоску, будто сшитые из тельняшки. Туфли черные, с округлым носком и без каблука. Он сидел на стуле с низкой спинкой, а по бокам от него, образуя крылья полукруга, разместились на таких же стульях его свита. Справа я опознал Вильгельма Ипрского, графа Кентского, Алена Черного, графа Ричмондского, Вильгельма, графа Омальского, а слева – по горбу – Роберта де Бомона, графа Лестерского. Первым слева от короля сидел епископ – тщедушный мужчина, который выглядел старше короля Стефана. У него на шее на золотой цепи, толстой, выдержит и теленка, висел килограммовый золотой крест с пятью рубинами: одни, самый большой, в центре и четыре, поменьше, на концах. Новые русские отдыхают! Скорее всего, это Генрих, младший брат короля, епископ Винчестерский и папский легат.

Я произнес общее приветствие. Ответил мне только король Стефан. Сесть не предложил, поэтому я продолжал стоять. Они все вместе снизу вверх рассматривали меня и мой византийский кафтан шестого века. Наверное, думают, что это сейчас в моде в Константинополе. Под ним у меня шелковая синяя рубаха и черные шелковые штаны. Сапоги из мягкой кожи и с вышивкой золотой нитью в растительном стиле. Еще на мне пояс кожаный с золотыми бляхами. Головные уборы, кроме шлема, здесь не в почете, а свой я оставил этажом ниже.

– Я же говорил, что он не побоится приехать! – заявил король Стефан.

– Чего ему бояться?! – произнес Алан Черный. – У них в руках Уильям.

– Я бы приехал в любом случае. Мне достаточно слова короля. Он рыцарь, и с рыцарями ведет себя соответственно, – сказал я, глядя насмешливо на Алана Черного.

Тот сразу стушевался.

– Хочешь сказать, что граф Алан – не рыцарь?! – задиристо спросил сидевший на той же стороне, что и граф Ричмондский, рыцарь лет двадцати трех, рыжеватый, курносый, конопатый, с ярким румянцем на щеках, широкоплечий и явно ростом выше среднего и меня тоже.

– Наша предыдущая встреча с графом была слишком коротка, поэтому ничего не могу сказать о нем, – ответил я. – А вот о тебе уже могу сказать определенно: настоящий рыцарь себя так не ведет.

– Ты мне ответишь за эти слова! – Он вскочил со стула с сжатыми кулаками.

– Сядь, Эд! – прикрикнул на него король Стефан.

Конопатый скрипнул зубами и сел. Судя по отсутствию элементарного воспитания, он не знатный рыцарь, а по отсутствию терпения, не талантливый полководец. Но его зачем-то пригласили сюда. Значит, хороший индивидуальный боец. Победа над таким повысит мой рейтинг, а о гибели простого рыцаря никто не будет слишком горевать.

– Ну, почему же?! – пожал я плечами. – Если он хочет сразиться, я не против. Спустимся во двор и выясним, кто из нас рыцарь. Наглых щенков надо учить, пока они не стали наглыми псами.

Такую оскорбуху здесь принято смывать кровью. Эд посмотрел на короля умоляющим взглядом.

– Я не могу допустить поединок, – сказал король. – Меня обвинят в нарушении клятвы.

– Не обвинят, – молвил я. – Мои рыцари передадут, что это я вызвал его на поединок.

– Ты, действительно, хочешь биться с ним? – спросил король Стефан.

– Конечно, – ответил я и выдвинул условие: – Я приехал на иноходце, не предназначенном для сражения, поэтому будем биться пешими.

Обычно на поединках чести дрались пешими, но в последнее время все чаще стали сражаться конными. Я не так силен на копьях, как на мечах. Да и доспехи тяжелые с собой не взял, чтобы зря не таскать их туда-сюда и чтобы не конфисковали в случае ареста. Поэтому и выдвинул условие, сославшись на отсутствия коня.

– Можно и пешими, – согласился Эд. – Я покажу тебе, как оскорблять рыцарей.

– Это бабушка надвое сказала, – познакомил я его с русской поговоркой, которую здесь не оценили. Видимо, перевел неясно.

– Мы можем перенести поединок на другое время и место, когда у обоих будут надлежащие кони, – сказал король Стефан, предлагая мне путь к отступлению.

– Не будем откладывать, – отказался я от сомнительного выхода из положения.

Теперь я шел первым. В холле на втором этаже забрал свое оружие и шлем и в сопровождении Умфры и Джона спустился во двор. Там уже знали, что предстоит поединок. Видимо, акустика в донжоне очень хорошая. Двор был вымощен камнем. Их намочил недавно закончившийся дождь. Мои сапоги, к счастью, не скользили.

Когда во двор вышли все заинтересованные лица, я громко и внятно сказал своим рыцарям и сержантам:

– Это я вызвал рыцаря Эда на поединок. Король предлагал мне отказаться, но я не согласился.

Теперь их точно выпустят отсюда живыми и здоровыми. Я взял у Ллейшона свой щит. Он был в виде пятиугольника, вытянутого в высоту, с прямыми верхней и боковыми сторонами и пятым углом внизу. Его усиливали железные полосы: одна продольная по середине, две поперечные, между которыми находился овальный умбон, и окантовка по краям из особо прочной стали, причем верхний и правый края, куда приходится большая часть ударов, усиленные. На выкрашенном в синий цвет поле была нарисована белая «роза ветров» с более длинной стрелкой, указывающей на юг, вниз. В высоту щит был всего сантиметров семьдесят и сравнительно легкий.

На рыцаре Эде была длинная луженая кольчуга с капюшоном и рукавицами. На голове округлый, яйцевидный, высокий шлем с длинными нащечниками и наносником, который доходил почти до подбородка. Меч он имел франкский – из сварочного дамаска, который здесь тоже умели делать из трех частей твердой стали и двух частей мягкого железа, – сантиметров девяносто длинной и четыре-пять шириной. Щит каплевидный, больше метра высотой и тяжелее моего. От умбона отходят восемь стальных, изогнутых лучей, закрученных по часовой стрелке. Сапоги на нем из толстой кожи, тяжелые. У меня все легче: и кольчуга маврская, и сабля, кстати, тоже маврская, и щит, и даже сапоги. Может быть, шлемы весят одинаково. Кафтан я снял, чтобы не стеснял движения.

Эд напал первым. Я принял его удар на щит. Удар шел сверху вниз, в надежде разрубить мой щит и задеть меня. Только верхняя кромка у меня, как я называю, «наалмаженная», выдержит и не такой удар. На мече Эда осталась глубокая зазубрина. Рыцарь этому удивился. Привык, видимо, раскалывать щиты первым или вторым ударом. Я замахнулся саблей, но понял, что он успеет закрыться щитом, и не стал бить. Зато зашагнул за правую руку рыцаря, как учил меня гепид Сафрак. Эд ударил во второй раз сверху вниз и слева направо. Я отбил удар щитом, оставив на мече еще одну зазубрину, замахнулся в ответ, чтобы рубануть сверху. Как только Эд приподнял щит, закрываясь, перенес удар вниз и, чуть присев, ударил его по ноге ниже кольчуги. Задел концом сабли, разрезав сапог и ранив ногу, правда, судя по малому количеству выступившей крови, не сильно. У Сафрака такие удары получались лучше. И тут же, закрывшись щитом, отшагнул назад. Закрылся вовремя – на щит обрушился очень сильный удар. Я выпрямился и зашагнул за правую руку. Все-таки попал я по ноге неплохо: рыцарь начал прихрамывать. Отбив щитом следующий удар, опять зашагнул за правую руку, причем сделал аж три шага, заставляя врага побегать.

Из толпы послышалось улюлюканье и свист, пока не очень дружные. Эти звуки подбодрили рыцаря Эда. Он, прихрамывая, быстро догнал меня и опять тупо рубанул сверху вниз и слева направо. Я опять отбил удар щитом, ушел влево на несколько шагов. Теперь улюлюканье и свист стали дружнее и громче. Даже кто-то крикнул что-то остроумное, отчего послышался гогот. Странно, обычно я во время боя почти ничего не слышу, а на этот раз воспринимал все звуки обостренно. Рыцарь Эд догнал меня и ударил еще раз. Он поверил, что я струсил, и решил побыстрее закончить бой, пока не истек кровью. Я шагнул за его вооруженную руку, замахнулся саблей, якобы, как в прошлый раз, собираясь продемонстрировать удар сверху, а потом поразить ногу. Щит Эда сперва дернулся вверх, а потом быстро пошел вниз, закрывая ногу, которая была вся в крови. Наверное, в сапоге уже хлюпает лужа крови. Я не стал бить по ноге, а с коротким замахом и оттягом рубанул по открывшемуся плечу у шеи, тоже сверху вниз и слева направо. Эд понял свою ошибку, но не успел быстро поднять тяжелый щит. Моя сабля легко рассекла кольчугу, а затем и тело рыцаря Эда наискось к подмышке, пока не стукнулась о кромку его щита. Голова Эда вместе с шеей и верхней левой часть туловища с левой рукой, как бы откинулась, увлекаемая тяжелым щитом, открыв окровавленное мясо и разрубленные кости. В глазах Эда не было боли. Скорее, удивление. Мозг еще жил и не понимал, почему тело перестало слушаться его. Голова вместе со щитом повисла на недорубленной кольчуге, перевесила – и безголовое туловище начало валиться влево, причем правая рука так и не выронила меч. Я стряхнул капли крови с лезвия сабли и засунул ее в ножны.

Больше никто не улюлюкал, не свистел и не острил. Они смотрели на рассеченного рыцаря Эда, вокруг которого все шире растекалась по темно-серой после дождя брусчатке лужа алой крови. Это были профессиональные рубаки, которые знали, какой тяжести должен быть меч, как им надо размахнуться и какую силу надо приложить, чтобы получить такой результат. Меч у меня легкий, замах сделал короткий, значит, сила в удар была вложена чудовищная. Сабля для них в диковинку, не знают, что, благодаря изгибу клинка и оттягу при ударе, верхняя ее часть движется намного быстрее, чем нижняя, и что сила – это произведение массы на скорость в квадрате. Теперь ко мне цепляться будут только полные отморозки, каковых среди знатных рыцарей трудно найти: им есть, что терять.

– Бог на стороне правого! – произнес Генрих, епископ Винчестерский, и перекрестился.

Его примеру последовали все присутствующие, в том числе и я.

Теперь в холле на третьем этаже освободился стул, который король Стефан предложил занять мне. Я поставил стул посередине, напротив королевского, чтобы видеть всех присутствующих. Разговор предполагался нелегкий.

– Сколько у тебя было людей при нападении в Уилтоне? – первым делом спросил король Стефан.

– Девяносто рыцарей и две с половиной сотни сержантов, – ответил я.

Они переглянулись, причем лицо короля выражало торжество, как будто сражение под Уилтоном выиграл он.

– Я же вам говорил, что это весь отряд, а не авангард! – воскликнул король Стефан. – Надо было биться!

Слова его в первую очередь относились к графам Кентскому и Ричмондскому. Первый смотрел на меня очень внимательно. Наши судьбы чем-то похожи. Мы оба оказались в чужой стае и добились чего-то, только благодаря умению воевать и преданности; мы оба – сторонники жесткой дисциплины и не очень уважительно относимся к тяжелой коннице. К сожалению, судьба развела нас по разные стороны баррикады, и порой удача одного оказывается неудачей другого.

– После драки кулаками не машут, – примирительно сказал я.

– Но теперь мы будем знать, как бороться с тобой, – заявил король Стефан.

– Я никогда не повторяюсь, – возразил ему. – Всегда исхожу из того, что противник не глупее меня, умеет делать правильные выводы из предыдущих ошибок.

– Похвальное качество, – согласился король и резко сменил тему разговора: – Переходить на мою сторону не собираешься?

– Когда кончится эта война, с удовольствием перейду, – ответил я и, усмехнувшись, добавил: – Но слишком многие заинтересованы в том, чтобы она не кончалась.

– Кто именно? – спросил король.

Было видно, что ему очень хочется найти источник зла. Не понимает, что он сам, точнее, королевская власть, и есть этот источник.

– Пожалуй, кроме короля Стефана и императрицы Мод, она нужна всем, в том числе и мне, – ответил ему.

Еще война не нужна была крестьянам тех территорий, где проходили боевые действия, но их мнение здесь не учитывалось.

– Пока идет война, мы все, – показал я двумя руками на сидевших по обе стороны от короля, – нужны, следовательно, нам надо платить деньгами, землями, титулами, привилегиями. То же самое и в противоположном лагере.

Король Стефан тяжело вздохнул. Война ему надоело. Так часто бывает после проигрыша.

– А чего хочешь ты? – спросил он меня.

– Привилегии и титулы меня не интересуют, деньги, – я улыбнулся королю, – тоже пока есть, так что остаются земли. Где-нибудь в Ланкашире, на северном берегу реки Мерси, неподалеку от моего замка.

– У тебя есть замок? – удивился король Стефан.

– Построил с разрешения графа Честерского, – ответил я. – Все-таки в соседях у меня валлийцы, а они порой бывают очень назойливыми.

Шутку мою оценили, хотя у большинства не было владений по соседству с Уэльсом.

– Не такой большой и неприступный, конечно, – показал я на стены холла, подразумевая весь Винчестерский замок, – но и не обычный манор. Скажем так: каменный дом с каменными стенами и башнями, огораживающими двор, расположенный на холме, который окружен рвом.

– Сколько у тебя земли сейчас? – спросил король Стефан.

– Девятнадцать «кольчужных» ленов, – ответил я. «Кольчужными» называли лены, за которые надо было выставлять на службу рыцаря. – Хотелось бы, чтобы их стало тридцать. Уильям Мартел божился, что за него дадут десять и еще один – за сундуки со свитками.

– Но тогда ты станешь моим вассалом, – с усмешкой произнес король Стефан.

– А я и не отказываюсь быть вассалом такого смелого рыцаря, – лизнул я. Судя по поступкам Стефана, в первую очередь он считает себя рыцарем, а королем – во вторую. – Только после того, как будет заключен мир с императрицей Мод. Тогда я принесу королю тесный оммаж (высший по отношению к другим сеньорам) и буду служить ему, не нарушая клятвы, данной ранее другим сеньорам. Но до этого буду сражаться на их стороне и платить щитовые деньги за маноры от короля.

– Так будет справедливо, – вдруг поддержал меня епископ Генрих.

Мне показалось, что поединок произвел на него неизгладимое впечатление. Видимо, не так уж часто и кроваво убивают на его глазах в честном поединке. Большой физической силы ему бог не дал, а в детстве, видать, мечтал стать рыцарем, как и старший брат. Теперь, наверное, представляет себя на моем месте.

– Пусть так и будет, – решил король Стефан.

Вскоре я обрел еще одного сеньора, короля Стефана, и стал лордом сеньории Чейлдвол, расположенной в графстве Ланкастер, на правом берегу устья реки Мерси. В сеньорию входил Чейлдвол, тянувший на три лена, и восемь деревень, в том числе и Лиуерпул, которому предстоит превратиться в Ливерпуль. Теперь я с полным правом мог называться бароном, потому что имею более двадцати ленов.

После совершения оммажа я был приглашен на пир. Обслуживали нас монахи. Они приносили блюда из кухни расположенной во дворе. Это уже были не просто куски зажаренного на вертеле мяса, а, скажем так, переходный вариант к будущей французской кухне. Подали даже острый соус темно-коричневого цвета. Единственным достоинством соуса была его острота.

Я сидел рядом с епископом Генрихом, который попросил Роберта де Бомона уступить мне это место на один вечер. Братья не рискнули ссориться с ним. Папскому легату хотелось расспросить меня о Византии. Я исправно отвечал на его вопросы, хотя мало что мог рассказать. Ведь по легенде я служил в пограничной провинции, а не в Константинополе. Рассказывая о крещении кочевников (не стал говорить, что аланов), не нашел подходящего слова и употребил греческое. Епископ понял меня. Мы поговорили на греческом, затем перешли на латынь, которую понимал кое-кто из сидящих за столом. Только не король Стефан, поэтому, по моему предложению, вернулись на норманнский.

Короля удивило, что я держу вилку в левой руке. Точнее, это была бабушка вилки – двузубый предмет с рукояткой из черного дерева. Такую подали только епископу Генриху.

– А для меня такой не найдется? – спросил я.

– Принесите и ему, – приказал епископ толстому монаху с круглым лоснящимся лицом.

Тот поклонился, показав капельки пота на гладко выбритой тонзуре, и засеменил в угол у камина, где стояло подобие буфета. Бабушка вилки была со стальными зубьями, круглыми и очень острыми. Подозреваю, что прототипом послужили крестьянские вилы. Я взял ее в левую руку, нож – в правую и начал быстро разрезать и поглощать мясо, макая его в соус, отлитый из золотого судка в форме гуся на край моей серебряной тарелки, мелкой, но большой. У епископа, который держал вилку в правой руке не получалось так ловко, как у меня левой. Остальные вообще ели руками.

– Ты левша? – спросил король Стефан.

– Нет, – ответил я, – но меня научили биться и левой рукой. Просто нож сейчас выполняет более важную работу, поэтому держу его в правой.

Епископ Генрих взял вилку в левую руку, но получалось плохо.

– Всё дело в тренировке, – поделился я опытом. – Через несколько дней будет получаться не хуже, чем у меня.

– Начну тренироваться с завтрашнего дня, – решил епископ и пошутил: – а то сегодня останусь голодным.

Все засмеялись, кроме короля. Во-первых, ему незачем было подлизываться к брату; а во-вторых, шутки он понимал с трудом. Зато был отменным едоком. Я не съел и половины того, что умолотил он. Наевшись, король Стефан завел разговор о Нормандии. Дела там у него шли неважно. Жоффруа Красивый отхватывал один кусок за другим с завидной скоростью.

– Что бы ты сделал на моем месте? – спросил меня король Стефан.

– Если потеряешь Нормандию, все равно останешься королем. Если потеряешь Англию, то и герцогом Нормандии пробудешь не долго, – ответил я.

– Это я и сам понимаю, – немного раздраженно произнес король.

– Жизнь устроена так, что мы не можем всегда быть сильными, – продолжил я. – Это касается и наших врагов. Хороший полководец умеет дождаться момента, когда он силен, а враг слаб.

– Ты командовал большими армиями? – просил король.

– Нет, – ответил я. – Самое большее – тремя тысячами.

– Разве это маленькая армия?! – удивился Вильгельм Ипрский, граф Кентский.

– По византийским меркам – да, – ответил я.

– Вильгельм Завоеватель с пятью тысячами рыцарей захватил Англию, – вставил епископ Генрих.

– Он напал вовремя, когда враг был слаб, – произнес я.

– Так ты предлагаешь подождать, когда Жоффруа захватит всю Нормандию и ослабеет? – вернулся король Стефан к интересующему его вопросу.

– А есть выбор? – спросил я в ответ. – Если все пути ведут к проигрышу, то минимальный проигрыш – это выигрыш. Не стоит менять Лондон на Руан.

– Вот и они мне тоже самое говорят, – кивнул король на сидевших слева от него графов Кентского и Ричмондского.

– Советники иногда дают хорошие советы, – шутливо произнес я.

Значит, король Стефан в Нормандию не сунется в ближайшее время. По крайней мере, пока не избавится от армии Роберта, графа Глостерского.