Обошлось. Старая дама в испуге отпрянула назад, и я промчался мимо. И страшно неприятная мысль, которую только что в отчаянии сформулировал мой мозг, исчезла. Будто сама поняла, как ей не рады.

Я инстинктивно изо всех сил топнул по тормозу. Чуть ли не встал. И тут под педалью словно что-то лопнуло, и машина затормозила так резко, что сработали подушки безопасности.

Белла закричала. Я слышал, как позади взвизгнули по асфальту покрышки нескольких автомобилей. У меня перехватило дыхание (так часто бывает, когда срабатывает подушка безопасности) — вот сейчас кто-нибудь в нас врежется. Но нет.

В полном смятении я открыл дверцу и кое-как выбрался наружу. Обежал вокруг машины, вытащил Беллу.

— Все хорошо, — сказал я, утирая ей слезы. — Все… в порядке.

Вокруг собралась толпа, глазела на замершие машины. Старая дама сидела на тротуаре, в шоке, но невредимая.

— Пошли, — сказал я и взял Беллу за руку.

Вернулся к “порше”, к водительской дверце. Сел на корточки, осмотрел пол. Чем это пахнет? Я нагнулся ниже. И поначалу ничего не понял. Но запах — очень знакомый. Белла крепко вцепилась в меня, когда я сунул голову в машину. И вот тут я сообразил, в чем было дело.

Апельсин. Белла собиралась взять его к бабушке, а в машине уронила. Что он мог закатиться не куда-нибудь, но под педаль тормоза, ни ей, ни мне даже в голову не пришло. Вот и всё. На этот раз.

Люси смеялась до слез (до чего же приятно было снова видеть ее чудесную улыбку!), когда мы вернулись домой и я рассказал, что случилось. Самому мне было не до смеха.

— Кажется, я возненавижу “порше”, когда все кончится, — сказал я.

– “Порше”?

— Я ни секунды не сомневался, Люси, что кто-то поработал с тормозами. Ни секунды.

Люси погладила меня по щеке.

— Я уже начала готовить обед.

— Пахнет хорошо.

Про себя я подумал: чем мы занимаемся, черт побери? Не станем же играть в семью?

С тех пор как Беллу вернули, Люси ночевала у меня. И я не ставил это под вопрос, повода не было. Я и Белла — мы оба нуждались в ней, вот и все. Однако прошло уже несколько дней. Вполне достаточно, чтобы я начал паниковать. Белла — единственная, кто жил вместе со мной, взрослым, в одной квартире. Думаю, для меня так лучше всего. Я не создан существовать, постоянно сталкиваясь нос к носу с другими. Ведь даже в разгар нашего романа мы с Люси не жили вместе. В основном это моя вина или, может, заслуга. Меня страшат будни, как других пугают войны или экологические катастрофы. Мне необходимо иметь возможность отстраниться, перевести дух, перезарядить батарейки. В одиночестве или в обществе другой женщины. Просто чтобы держать будни на расстоянии.

Когда я не стал съезжаться с Люси, большинство окружающих говорили, что у меня не все в порядке с головой. Называли инфантильным. Страсть-то не вечна. Рано или поздно влюбленность переходит в любовь. От рутины и будней не убежишь. С этим надо примириться. И начинать любить.

Я рассеянно помешивал приготовленный Люси мясной соус. Да, я был и есть другого поля ягода. Не люблю будни.

— Ну как? — спросила Люси. — Вы что-нибудь видели?

Воспоминания брызнули, точно пули из автомата. Ребятишки. Асфальт. Дома. Игровая площадка. Мальчик, который не сводил с меня глаз.

Я подробно рассказал обо всем.

— Когда Мио исчез, дети играли на территории детсада. И у меня возникает вопрос, как это могло произойти. Ведь ребенок вроде Мио не может перелезть через такую высокую ограду. И калитку ему тоже не открыть.

— Это мы уже вычислили, — сказала Люси. — Ну, что он не мог сбежать сам. Неизвестно только одно: кто его забрал.

— Верно, — кивнул я. — Но, черт возьми, участок-то полностью открытый. Не какой-нибудь большой зеленый сад с множеством укромных уголков, где можно спрятаться. Мио увели прямо на глазах у воспитательниц. Или с заднего двора. Но в таком случае кто-то должен был остановить мальчика, когда он пошел туда. Там нет игровой площадки.

Я отошел от плиты, стал накрывать на стол. Люси положила спагетти в кипящую воду. Я стал не только сожителем. Но еще и частным детективом. Который шнырял по безлюдным летом детским садам и подсчитывал длину их ограды.

— Когда Мио исчез, было темно, — сказал я. — Стоял ноябрь, а время близилось к четырем.

— Двор и игровая площадка наверняка были освещены, — возразила Люси. — Да и на улице в этот час наверняка горели фонари.

— Само собой, — сказал я. — Но это не означает, что не было тени и темных углов.

Люси полила спагетти маслом.

— Никто из воспитательниц не помнит, чтобы они видели, как он ушел, — сказал я. — Или что его забрал кто-то из приемных родителей. Ведь ребенка не забирают молчком. Люди здороваются с персоналом, спрашивают, как прошел день.

Неужели все это говорю я сам? Я же вообще не собирался заводить детей. А теперь вот стою у себя на кухне и рассказываю Люси, как забирают детей из садика. Будто ей это неизвестно.

Люси крикнула, что еда на столе. Белла прибежала с двумя куклами под мышкой.

— За столом не больше одной куклы, — напомнил я.

Она, не раздумывая, бросила короткостриженую куклу на пол. Вторую посадила на детский стул, стоявший у стола подле ее места.

— Что будешь делать с машиной? — спросила Люси.

Я скривился и взглянул на часы.

— Поем и отгоню в сервис. Засохший апельсин жутко воняет.

Это было последнее, чем я занимался в тот первый рабочий день. Отогнал “порше” в мастерскую, которая работала и по воскресеньям, и оставил там. Домой поехал в прокатной машине. Даже не догадываясь, что сделал поистине блестящий ход.