Говорят, взрослые мужчины охотно действуют сообща. Мол, в одиночестве нам труднее, чем женщинам. Мы с Дидриком покинули его волшебный сад, спустились на берег. Прогуливались там. Как двое людей, которым не хочется быть в одиночестве.

— Сара пришла к нам домой, — сказал Дидрик. — Тогда все только-только началось — американцы связались с нами, и мы провели первый допрос. Был вечер, лил дождь. Она так молотила в дверь, что я подумал, она ее вышибет. Когда я открыл, она стояла на крыльце, держа за руку мальчугана. “Я сяду в тюрьму, — сказала она. — И кто-нибудь должен позаботиться о моем сыне”.

— Как в романе, — обронил я.

Дидрик продолжил:

— Подобное предложение вообще-то обычным не назовешь. Вдобавок слегка щекотливая деталь, которую мне до тех пор удавалось скрыть от моих любезных коллег.

— Что Себбе и Мио посещали один детский сад.

— Совершенно верно. Большей частью мальчика отвозила во Флемингсберг Ребекка, и забирала тоже она, но и я побывал там несколько раз. Мы сталкивались там с Сарой, хотя дети были в разных группах. Садик большой, шумный, детей полно. Мио и Себбе ровесники, но попали в разные группы. Мы об этом жалели, потому что дома Себбе все время говорил о Мио. Ведь они встречались, когда дети играли во дворе. Мы несколько раз пытались пригласить Сару и Мио к себе, но она отнекивалась. То работа, то учеба, то стирка, то еще какая-нибудь ерунда.

— Она жила такой бурной жизнью?

— Да нет, скорее беспорядочной. Мы понимали, что-то у нее не так, но, честно говоря, наши предположения были крайне далеки от истины, могу тебе сказать.

Ноги у меня тонули в песке. Идти становилось все труднее.

— От истины, говоришь.

— Да. Думаешь, тебе что-то о ней известно?

— Уверен, — сказал я.

Дидрик отвел от глаз длинноватую прядь. Оборотная сторона модной прически, основанной на том, что в любом случае она остается примерно одинаковой длины. Элегантность она теряет уже через неделю-другую.

— Расскажи, — попросил Дидрик. — Расскажи, каковы твои успехи.

— К сожалению, не могу. Я поклялся больше не делиться с полицией. Вряд ли человек, взявший с меня эту клятву, станет различать сообщение в полицию и наш с тобой разговор.

— Любопытно. Кому же ты дал такое глупое обещание?

Теперь голос его был спокойнее, прежнюю горячность буквально как ветром сдуло.

— В известном смысле сам характер этой темы не позволяет мне ничего открыть.

Дидрик вздохнул.

— Дай угадаю. Люцифер?

Я резко остановился. Дидрик кивнул, продолжая идти. Я поспешил следом.

— Раз ты знаешь, кто такой Люцифер, то знаешь и что Сара не совершала тех убийств.

— Разумеется, — сказал Дидрик.

— Почему же ты не разоблачишь его? Из-за Мио? Если б ты оставил меня в покое и не старался засадить за убийства. И тогда бы раскрыл это дело. Ты бы…

— Что — “я бы”, дурак несчастный? С какой стати ты вообразил, будто мы с тобой находимся в абсолютно разном положении, будто я не знаю того же, что и ты?

Я больше не мог пройти ни метра. Как ребенок, плюхнулся на песок.

Дидрик последовал моему примеру, но куда ловчее. Между нами всегда существовала разница. Он был стильным не только внешне, как я. Дидрик был стильным во всем. Стильным до мозга костей.

— Давай начнем с самого начала, — сказал я. — Сара пришла к вам после первого допроса. Она знала, что сядет за убийства и хотела пристроить Мио. Я тебя правильно понимаю?

— Да. Я решил, что она пришла именно ко мне, поскольку я полицейский, потому что мы с Ребеккой хорошо относились к ней и потому что первый допрос провел я. Она понимала, что я останусь с ней до конца. Думала, что мы с Ребеккой сможем и захотим позаботиться о ее сыне.

— И тогда ты сразу сказал, что вы с Ребеккой могли бы взять его к себе? Как благородно.

— Трудно подытоживать эту историю спустя столько времени. Сара не знала, в каком положении были мы, не знала, что Себбе болен и что мы надрывались изо всех сил, чтобы обеспечить ему лечение. Она осталась у нас до утра. Все говорила, говорила. Я сказал, что ее страх — полный абсурд. Если она невиновна в преступлениях, за решетку ее не посадят. Рассказ, который она нам преподнесла, Господи Иисусе, я в жизни не слыхал ничего подобного.

— Но ты ей поверил?

— Нет, не поверил. Понял только, что она жутко взвинчена. У меня даже мелькнула мысль, что она, возможно, виновна. И пришла ко мне, чтобы позднее, если доказательная база изменится, сказать: “Я же говорила, что так оно и будет”. Дальше события развивались чертовски быстро. Буквально в одночасье обнаружилась уйма улик, и она дала признательные показания. Ее задержали и посадили в СИЗО, а Мио попал в приемную семью.

Он умолк.

— Будь добр, объясни, как ты отказался от мысли, что Сара лжет, и поверил ей, а вдобавок решил позаботиться о ее сыне.

Дидрик сглотнул.

— Пожалуй… так вышло ненамеренно, — сказал он. — По крайней мере вначале. У нас с Ребеккой детей не было. Мы мечтали завести четверых, а не получилось ни одного. Усыновление Себбе тянулось очень долго. А нам несколько лет назад уже сравнялось сорок. Пора было поторопиться и усыновить еще одного ребенка. В начале минувшего года мы попытались подать документы на второе усыновление. Но тут нас, черт побери, обвинили в жестоком обращении, спустя всего месяц-другой. Я просто ненавижу этих людей. Персонал, который не желал ничего слышать, врачей, которые не приняли нас всерьез, когда мы обратились за помощью. Мы же знали, что пальцем Себбе не трогали, что дело в чем-то другом. Он постоянно чувствовал усталость, испытывал боли, у него появлялись кровоподтеки, которые персонал детского сада считал побоями. Время шло, а помощи никакой. Жалкое утешение, что датские врачи констатировали: помочь Себбе было вообще невозможно. Он мог бы прожить разве только еще несколько месяцев, но не больше.

Дидрик перевел дух, сделал паузу в рассказе о том, как его жизнь полетела в тартарары.

— Сара пришла просить о помощи, как раз когда мы узнали, что Себбе болен. Я ей не поверил. Пока ее не арестовали, а к нам в дверь не позвонили снова.

— Дженни или Бобби, — сказал я.

— Нет. Люцифер.

Ощущение такое, будто я шел по льду и провалился в немыслимо холодную воду.

— Прости? Не верю. Люцифер не пришел бы сам. Послал бы подручного.

— Думай, как хочешь. Только было не так. У меня весьма мало оснований полагать, что я превратно понял что-то существенное. Напротив, я допустил ошибку, поначалу среагировав так же, как ты. Поскольку он был вооружен, мне пришлось впустить его в дом. Он стоял на крыльце, с пистолетом. Я был дома один. Мы прошли в гостиную. Он разъяснил, как и что я должен делать, и предупредил, чтобы я не посвящал своих коллег в то, что слышал и что собираюсь делать. Ко мне его привела Сара. Она не понимала, как пристально он за ней тогда следил. После первого допроса в полиции он знал о каждом ее шаге.

— Чего конкретно хотел Люцифер?

— Чтобы я позаботился о Мио.

— Но…

— Я отказался, сказал, что не могу действовать по его указке. И услышал в ответ, что, как выяснилось, забрать Мио с собой в Штаты ему не удастся, потому он и просит меня помочь. Сперва я должен похитить мальчика. Потом спрятать. А когда все уляжется, самолетом доставить его в Штаты и передать Люциферу.

— Ты, конечно, отказался?

— Ясное дело. Объяснил, что нельзя путешествовать с ребенком, находящимся в розыске. Но, как тебе известно, мало что вокруг Люцифера происходит добровольно. Он считал, что Мио можно вывезти по паспорту Себбе, примерно так, как нелегально провозят беженцев. По паспорту внешне похожего человека. Когда я сказал, что не стану с ним сотрудничать, он спросил, где сейчас Ребекка и Себбе. Я сказал что-то вроде “уехали по делам”. На самом деле они были у врача. Люцифер усмехнулся и сказал: “Позвоните им”. Я позвонил.

Большие тучи наплывали с моря. Собирался дождь, а может, и гроза. Я озяб, но мне было не до этого.

— Они не ответили, — тихо сказал я.

— Да нет, ответили. Ребекка рыдала в трубку, как ребенок, рядом плакал Себбе. Люцифер взял у меня телефон и сказал, что вернется через три дня. И тогда мне придется решить, соглашаться на сотрудничество или нет. Если нет, Ребекка и Себбе умрут. Если я соглашусь, они в тот же день будут дома. Я страшно испугался. Потребовал вернуть их немедля, обещал ему все, чего он хотел. Он отказался идти на уступки. Три дня, не больше и не меньше, я пробуду без семьи. Полная катастрофа. Меня не оставляло ощущение, что он повсюду, знаком со всеми. Я ведь знаю, как вести себя в случае шантажа. Надо обязательно связаться с полицией. Но это было невозможно. Потому что я знал, он ни перед чем не остановится. В случае чего, не медля ни секунды, убьет мою жену и моего ребенка. И скроется. Так я понял из рассказа Сары. Которым ни с кем не поделился.

Потемневшими глазами Дидрик посмотрел прямо на меня.

— Дни без Ребекки и Себбе были самыми долгими в моей жизни. Когда Люцифер позвонил и спросил о моем решении, я готов был отдать ему что угодно. Кричал в телефон, что сделаю все, как он хочет, лишь бы получить обратно Ребекку и Себбе. Их оставили на парковке возле шоссе, к северу от Стокгольма. Ребекка не могла идти сама. Вконец обессилела. Я отвез ее в больницу, в отделение неотложной помощи, сказал, что на нее напали в городе. Но врачи-то видели, что многие травмы получены несколько дней назад. Ну и заявили на меня, обвинили в жестоком обращении. Провели разбирательство, дело закрыли. Ребекка сказала, что упала с лестницы. Потом ее защемило дверцей машины. А вдобавок на нее напали уличные хулиганы. К тому времени мы уже начали готовиться к переезду в Данию. Через пару недель состоялся переезд, деньги от продажи дома творили чудеса. В Швеции продолжалось расследование по делу Сары. В других обстоятельствах я бы плюнул на все и взял отпуск, чтобы побыть с семьей. Но после визита Люцифера не рискнул, надо было держать дело Сары под контролем. Я не знал, что она задумала сбежать из увольнительной. Позвонила мне с левого телефона, который работал, как позднее выяснилось, от незарегистрированной карточки. “Вы возьмете Мио? — со слезами спросила она. — Вы должны его взять! Чтобы его не забрал отец”.

При воспоминании об этом Дидрик заплакал. Я понятия не имел, что были еще и заявления на жестокое обращение с женой.

— Она не знала, что Люцифер вышел на тебя, — сказал я, ошеломленный услышанным.

— Нет, и я не стал говорить ей об этом. Сказал, что она должна сдаться полиции, но это она, понятно, оставила без внимания. Ее жизнь кончилась. Она хотела только одного — уверенности, что Мио будет в безопасности. И я дал ей слово. Сделать все, что в моих силах.

— Я слышал, Сарина подружка Дженни приезжала в Швецию, чтобы позаботиться о Мио, — сказал я.

— Возможно, но в таком случае без ведома Сары.

— Я так понял, что это был их общий план.

— Трудно поверить.

Выходит, подручный Люцифера накачал меня враньем, когда позвонил и дал задание разыскать Мио. Неудивительно, он ведь и обо всем прочем врал.

— Короче, ты обещал сделать все, что в твоих силах. Вместе с Ракель?

Он явно изумился, когда я назвал имя Ракель.

— Да. Она дружила с Сарой, и идея обратиться к ней за помощью принадлежала Саре. После того как увела Мио из садика, Ракель несколько дней присматривала за ним. По-моему, ей хотелось оставить его у себя. Но об этом не было и речи. Она бы не смогла защитить мальчика.

Мне вспомнились встречи с Ракель. Вспомнился секс.

— Да, преданная подруга Сары, эта Ракель, — сказал я.

— У тебя есть свои слабости, — заметил Дидрик.

— Ты боялся, что одного “порше” недостаточно? Потому и понадобилась моя ДНК?

Язык не повернулся сказать “сперма”. Не повернулся, и все.

— В первый раз надо было только выведать, много ли тебе известно, — сказал Дидрик. — Ракель уже по уши увязла в дерьме, так что особо уговаривать ее не пришлось. Несколько дней спустя, перед вашей второй встречей, ситуация изменилась. Стало просто необходимо засадить тебя за решетку. Тогда и понадобилась ДНК.

Безумие, думал я. И мерзость.

— Ты и Германа втянул в этот цирк поневоле?

— У Германа крайне мало друзей. И менее любопытного человека, чем он, я не знаю. Ракель требовалось другое жилье, и его летний домишко вполне подходил. Сперва мы думали до поры до времени спрятать Мио именно там, но этот план просуществовал считаные минуты. Герман потребовал дом обратно, выставил его на продажу.

— А взамен Ракель получила таунхаус в Сольне?

— Да как тебе сказать. Пока жила в Орста-Хавсбаде, она продолжала искать жилье. Дачный домик с летним водопроводом и биотуалетом проблему все равно не решает.

Я сменил тему:

— Вы похитили Мио в тот же день, когда Сара исчезла.

Дидрик кивнул.

— Изначально мы этого не планировали, но в тогдашней суматохе просто представился удобный случай. Жуткий был день, сущий кошмар.

Дидрик провел ладонью по щеке. Пошел дождь, мы встали. Когда мы возвращались к вилле Дидрика, в лицо бил встречный ветер.

— Потом Себбе умер, — сказал я.

— Да.

— И Мио стал Себбе? Ведь люди не замечают, когда одного черного мальчика заменяют другим?

Дидрик презрительно фыркнул.

— Конечно. Потому мы и остались здесь, где никто нас не знает. Мио требовалась новая идентичность, вот он и стал Себбе. Так было проще всего.

На это я не купился. Дидрик что-то недоговаривает.

— Но разве у Себбе нет дедов и бабушек, которые хотят регулярно видеть внука? Или других родственников?

— Мои контакты с родителями оборвались, когда я унаследовал бабушкин фантастический дом, — сказал Дидрик. — Отец Ребекки умер, а у матери несколько лет назад случился инсульт. С тех пор она не в себе. Братья и сестры есть у нас обоих, но, переехав в Данию, мы с ними перестали общаться, отчасти сознательно. Они всерьез твердили, что нам лучше отказаться от попыток спасти Себбе. Мол, раз врачи говорят, что он безнадежен, значит, пытаясь обеспечить ему лечение за границей, мы только продлеваем его страдания.

— Братья-сестры иной раз и впрямь полные жлобы, — поддакнул я, хотя никогда не думал так о своей сестре (в отличие от ее мужа).

— Верно, — согласился Дидрик.

Но я по-прежнему недоумевал:

— Почему вы превратили Мио в Себбе? Вы же знали — и знаете, — что Люцифер потребует отдать ребенка ему. Он что же, извини за выражение, снова умрет? По-настоящему? Не проще ли назвать его как-нибудь иначе? Ведь к тому же здесь, в Дании, Себбе мертв.

— У тебя много вопросов, — сказал Дидрик. — Ребекка и Себбе зарегистрированы в Мальмё, чтобы в первую очередь держать на расстоянии как датские власти, так и стокгольмский губернский совет. Пойми, Себбе не считают мертвым ни в Дании, ни в Швеции. Он умер дома, здесь, в Эбельтофте, и мы не заявляли о смерти. Когда стало ясно, что лечение не помогло, мы сказали в копенгагенской больнице, что отвезли его домой, в Швецию. А в стокгольмской больнице — что Себбе по-прежнему лечится в Дании. Но на самом деле остались здесь, и мальчик умер в своем новом доме. Это была единственная возможность передать Мио его идентичность. Утаить смерть Себбе.

В этом плане было столько дыр, что он мог рухнуть в любую минуту. Однако, судя по всему, не рухнул. Дидрик продолжал свою жизнь в Стокгольме, а Ребекка все свое время в Дании отдавала ребенку. Сначала умирающему, а потом чудом выздоровевшему.

— Мио не страдает эпилепсией? — спросил я.

— Что есть, то есть. Мы нашли здесь врача, который выписывает ему лекарства. Без проблем.

Я остановился. Дождь хлестал по лицу. Надо было собраться с мыслями. Я что-то упустил в лавине Дидриковых слов и сведений.

Что-то очень важное.

Дидрик забрал Мио, потому что Люцифер его принудил.

Но почему, черт побери, я-то получил задание разыскать пропавшего ребенка?

— Люцифер, — хрипло сказал я. — Похоже, ты много с ним контактировал.

— Больше, чем хотел.

— Стало быть, он знает, где ты живешь? Знает, где находится Мио?

— Да.

Я покачал головой. Безумие нового калибра. Быть такого не может. Никак не может.

— Вам придется отдать его, — сказал я.

— Нет, Мартин, отдавать его мы не собираемся. Мы выкупили свободу.

— Можно спросить как, черт побери?

Дидрик смотрел на море. Лицо было бледное, напряженное.

— Я привез Мио из Стокгольма за неделю до смерти Себбе, — сказал он. — Семь дней кошмара. Мы тогда уехали из Копенгагена сюда, в этот дом. Спрятали Мио и Себбе от окружающих. Даже не берусь описать, как одиноко Мио чувствовал себя в те дни. Мы с Ребеккой занимались одним только Себбе. Ужасно. Ужасно! Всю ночь просидели подле Себбе, когда он умер, обсуждали, что нам делать. Тебе не понять… ты себе не представляешь… какое презрение можно испытывать к себе… и скорбь… черная, как ночь. А посреди всего этого — Мио. Мы… Люцифер вынудил нас дать ему идентичность Себбе. Чтобы, так сказать, обеспечить ему мобильность. Несмотря на уйму новых проблем. Мы согласились с огромным трудом. Сейчас я вполне доволен, что так вышло. Это была, так сказать, возможность, которой больше не представится.

Значит, предложение сделать из Мио Себбе исходило от Люцифера. Я бы должен был понять.

В ходе минувших недель я твердил всем подряд, что знал Дидрика не слишком хорошо. Толком не знал, как зовут его сына, никогда не бывал у него дома. Но у слова “знать” множество значений. Мне казалось, я знал Дидрика в том смысле, что он предсказуем. А теперь понимал, что это отнюдь не так. У меня набралось столько вопросов по поводу его истории, что я затруднялся, с чего начать.

— Где вы его похоронили?

Дидрик вздрогнул, потом ответил:

— На участке. Под яблоней.

Голос у него едва не сорвался.

Сил нет слушать дальше. Но мне не давала покоя эта его “возможность”. Чего-то в рассказе Дидрика недостает. Чего-то, о чем он уже говорил. “Отдавать его мы не собираемся”.

— Как я уже говорил, Люцифер не спешил забирать Мио, — сказал Дидрик. — Поначалу. Прошло несколько месяцев, настала весна. Потом он начал проявлять нетерпение, захотел получить сына. Я снова и снова изворачивался, говорил, что вот сейчас никак не могу поехать в Штаты. А затем, благодаря тебе, появилась возможность оставить Мио у себя.

— Это как же?

— Я согласился отдать Люциферу то, что он предпочитает даже своему сыну.

— И что же это, черт побери?

Дидрик повернул голову, посмотрел на меня.

— Ты, Мартин. Ему нужен ты.