14
Среда
Я ошибался. Прошло слишком много времени, пока я понял, что Веронике было нужно от меня. А когда понял, было уже поздно.
Но наутро, отправившись в контору, я ничего об этом не знал. Очередная скверная ночь, очередной недосып. Очередное утро с обеспокоенными взглядами Люси и раздражающими комментариями по поводу того, как я выгляжу. Раздражающими, потому что я не мог сказать, отчего сплю так плохо. Думал, что обойдусь ложью. Но опять-таки ошибался. Большие признания ждали впереди, а я даже не догадывался.
Божества погоды старались мощными аккордами аккомпанировать происходящей сейчас драме. Сперва, до того как все началось, стояло непривычно жаркое лето. Потом ко мне в контору явился Бобби, и тогда зарядили дожди. Я не говорю, что между этими событиями существует безупречная причинная взаимосвязь, но временна́я взаимосвязь бесспорно прослеживалась. Скверная погода не отступала. До того дня, когда в контору пришла подружка Бобби, Малин. В тот день вернулось солнце.
Она позвонила в дверь ровно в десять. Люси сидела у себя, разговаривала по телефону с клиентом. Сам я пил кофе. Ночь была долгая и бессонная. В голове вертелись мысли, которыми я не мог поделиться ни с одним живым человеком. Кошмары, до сих пор терзавшие меня по ночам, разгулялись вовсю и теперь преследовали меня и при свете дня.
Ненавистное ощущение — эта двойная беззащитность. Мне хватало проблем в реальной жизни — прошлое надо держать на расстоянии. Я уже совсем не верил, что встретил Веронику случайно. Стало быть, кто-то устроил так, чтобы она оказалась в “Пресс-клубе” именно в тот вечер. А знали, что я буду там, только двое — Люси и Дидрик.
Конечно, если Дидрик не рассказал кому-нибудь еще, что мы там встречаемся. Кому-нибудь вроде Стаффана. Мне действовало на нервы, что я так часто попадал в ситуации, когда требовалась именно помощь Дидрика, но получить ее не мог. Это нам не на пользу. Особенно если путаница обстоятельств, в которую я втянут, коренится в полиции. Но как такое возможно? Неужели в королевском министерстве правопорядка есть люди, замешанные во всем том, что свалилось на меня и мою семью?
В общем, Малин, подруга Бобби, пришла к десяти. И оказалась совершенно не такой, как я себе представлял. Что ж, это не редкость. Я был и есть человек с предрассудками. Подобно всем нам. Мы запоминаем и сортируем людей, встреченных в разных обстоятельствах. Предрассудки отражают и наши ожидания. И в случае с Малин ожидания не оправдались. Ведь мои предрассудки сложились после встречи с парнем, который назвался Бобби, но на самом деле был Элиасом. С Бобби я не встречался никогда, не мог знать, какой он и какая у него девушка.
Малин — девушка прямая, принципиальная. Я машинально почувствовал к ней уважение, почти как в свое время к моей подруге Мадлен Россандер. Некоторые люди просто требуют его. Иначе к ним не подступишься.
— Рада, что вы решили встретиться со мной, — сказала Малин, когда мы поздоровались.
Говорила она на норрландском диалекте, и голос вполне этому соответствовал — спокойный и сдержанный.
— Я тоже очень рад, что вы пришли, — сказал я.
И слегка замялся. Мне много надо было сказать, о многом спросить. Вдобавок меня тяготила нечистая совесть. И как раз это противоречило всякой логике. Ведь не я отыскал Бобби, а он меня. Он перевернул мою жизнь, а не наоборот. И все же в глубине души меня не оставляло ощущение, что я очень ему навредил.
В итоге мои сумбурные размышления закончились фразой:
— Мне так жаль, что Бобби погиб. Если я могу что-то сделать, скажите.
Малин склонила голову набок. Взгляд усталый, в последнее время она явно много плакала. Меня захлестнула неожиданная зависть. Сколько раз в моей жизни мне стоило бы заплакать, но я не плакал.
— Бобби возлагал на вас большие надежды, — сказала она.
Более точный удар она нанести не могла. Я не знал, что ответить.
— Он говорил о вас задолго до того, как пришел к вам.
Тут мне пришлось возразить:
— Он ко мне не приходил, Малин. Послал Элиаса.
— Бобби привык, что его не принимают всерьез. Потому так и вышло.
— Знаю. Но почему он выбрал Элиаса? Элиас едва ли относится к числу людей, вызывающих доверие.
— Для самого Бобби как раз наоборот. К тому же Элиас очень сочувствовал Саре, хотите верьте, хотите нет. А Эд, на которого, естественно, сначала пал выбор, отказался.
Я молча кивнул. Эд, неприятный экс-бойфренд Сары, не захотел помочь Бобби вступить со мной в контакт. Но передал это поручение Элиасу. Благородно.
— Насколько я понимаю, Бобби провел кой-какие собственные разыскания по поводу случившегося с Сарой и ее сыном. И выяснил куда больше, чем Элиас мне рассказал.
Малин несколько раз моргнула.
— Когда Сара беременная вернулась из Штатов, она была совершенно не в себе. Мы думали, с рождением ребенка станет лучше, но паранойя у нее только усиливалась. Сердце разрывалось смотреть.
— Значит, вы с Бобби уже тогда были вместе? — Я не сумел скрыть удивление.
Опять предрассудок — что Бобби не умел поддерживать продолжительные отношения.
— Мы сошлись, когда нам было семнадцать, — сказала Малин. — Он и я против всего мира. У него — никого, кроме меня, а у меня — никого, кроме него. Наверняка звучит высокопарно, а?
Ее вопрос застал меня врасплох.
— Да нет. Вовсе нет.
— Вовсе нет? Много ли тинейджеров рассчитывают только друг на друга?
Откуда мне знать. Я знал только, что сам принадлежал к числу таких вот одиноких. Что отца рядом не было, а мама злоупотребляла алкоголем и потому не могла как следует заботиться о нас с сестрой.
— Сара когда-нибудь рассказывала вам и Бобби, чем занималась в Штатах? — спросил я.
Малин посмотрела мне прямо в глаза.
— Не знаю, что вы имеете в виду под “чем она занималась в Штатах”, мы только поняли, что там у нее возникли огромные проблемы с бойфрендом. С отцом ее ребенка.
Я неловко кивнул.
— У нее на шее была татуировка, — сказал я. — Лотос. Сара рассказывала, откуда она взялась?
Малин пожала плечами.
— Она сказала, что сделала ее по пьяному капризу и потом пожалела.
Пьяный каприз. Тоже способ именовать метку, предназначенную сигнализировать определенным лицам, кому ты принадлежишь. “Лотос” — ласкательное прозвище, которое Сара получила от Люцифера. Его выжгли у нее на шее как вечное напоминание, что она никогда не станет свободной.
— Понятно, — сказал я.
— Думаете, она лгала? Татуировка означала что-то другое?
Я развел руками, как плохой врач, который хочет создать видимость, что, несмотря ни на что, пациент прав.
— Да нет, — сказал я.
Малин теребила браслет часов. Я заметил, что стрелки не двигаются и время показывают неправильно.
— Я знаю, что Бобби через Элиаса просил вас оправдать Сару, — сказала она. — Как далеко вы продвинулись?
Весьма далеко. Я добрался до суровой и грязной правды: Сара была не серийной убийцей, а проституткой, которую использовали.
— Не так далеко, как хотелось бы.
— Но после смерти Бобби вы прекратили работу?
Я хлопнул ладонями по столу, наклонился вперед.
— Да. Прекратил.
— Они говорят, Бобби убили. Вы, наверно, испугались.
— Еще как.
— Бобби тоже испугался. Потому и не сказал никому, что едет в Стокгольм.
Вот опять. Сигнал, предупреждающий, что я снова готов упустить что-то существенное.
— Кто-то наверняка знал, — сказал я. — Иначе он бы не погиб.
— Он, конечно, говорил Элиасу. Но не матери. И никому другому из своих приятелей.
— Кроме Эда, я полагаю?
— Нет, даже ему не говорил. Эд связал Бобби с Элиасом. А после уже не участвовал в происходящем. Держится в сторонке, всегда обтяпывает уйму собственных делишек.
Я снова воочию увидел перед собой Элиаса. Как он трясся от нервозности. Воспоминание вызвало такой страх, что подо мной буквально разверзлась пропасть. Я едва не вцепился в стол, чтобы не рухнуть туда.
— Элиас умеет держать язык за зубами? — спросил я.
— Да, безусловно. Он производит несколько грубоватое впечатление, но мы с Бобби ему доверяли.
Хотя он сидел в тюрьме, хотел сказать я. Хотя в юности — причем совсем недавней — обожал избивать людей в городе и за это загремел за решетку. Так что грубоватый — весьма мягкая характеристика.
— Малин, кто-то наверняка знал, — сказал я. — Наверняка. Подумайте хорошенько. Что было, когда Бобби приехал в Стокгольм? Он постоянно прятался в какой-то квартире или с кем-то встречался? Он рассказывал об этом?
У меня зазвонил мобильник. Громко, пронзительно.
— Извините, — сказал я и отключил сигнал.
Открыл верхний ящик стола и бросил туда телефон.
— Нет, он почти не рассказывал, чем занимался после смерти Сары, — тихо сказала Малин. — Но я понимала, что он не прекратил разыскания. Потратил бог знает сколько дней отпуска, мотаясь в Стокгольм. Я думала, он все сообщит вам, особенно то, что выяснил в садике Мио.
Волоски у меня на шее встали дыбом.
— А что он там узнал?
— Он пообщался с одной из воспитательниц. Она утверждала, что видела, как увели Мио.
Волоски снова улеглись. Это я уже знал. Почему же Бобби не сообщил мне все, что успел выяснить, ни через Элиаса, ни раскрыв свой обман и встретившись со мной лично? Непонятно.
— Вы же сказали, Мио вас не интересует, — тихо сказала Малин, словно прочитав мои мысли. — Бобби так боялся, что вы не поймете, какую важную роль он играет во всем этом.
— Почему же он не рассказал все, что знает? — спросил я.
— Хотел сперва убедиться, что вы работаете, — сказала Малин. — А вдруг бы вы его надули. Тогда бы он понапрасну выдал вам слишком много информации.
Такое объяснение я не готов был принять, но промолчал.
— Значит, он встречался с Сюзанной. А с кем еще?
— С Сюзанной?
— Если это та же женщина из детского сада Мио, с которой контактировал я, то она так себя называет.
Малин покачала головой.
— Я не знаю, как ее зовут.
Тут я вспомнил, что еще не просмотрел материалы о сотрудниках детского сада, собранные Люси.
— Так или иначе, он встречался с одной из воспитательниц, — сказала Малин. — Она утверждала, что знает, кто увел Мио. Некая Ракель, по-моему.
Голос у Малин сорвался, а я затаил дыхание.
— Он ее нашел? — спросил я. — Виделся с ней?
Малин несколько раз сглотнула.
— Нет. Он погиб и не успел выяснить, как ее найти.
Трудно не пожалеть Бобби. Он хотел так много и не сумел ничего добиться. Кто-то задавил его. На моей машине. Или на похожем “порше”. Об этом Малин не знала, и пусть так и останется.
— Вам что-то от меня нужно, — сказала Малин. — Потому я и пришла.
Я приготовился закончить разговор.
— Мне нужна фотография Мио, если у вас она есть.
— Значит, Элиас не врал. Он так и сказал: вам нужна фотография. Зачем? Вы ведь больше не работаете над делом Сары.
— Верно. Это слишком опасно. Но Бобби очень хотел выяснить, что случилось с Мио. Думаю, все-таки не помешает осторожно покопаться в этом деле.
Беззастенчивая ложь. Она горела на языке. Бобби нет в живых. С какой стати мне беспокоиться о том, чего он хотел и чего не хотел?
Малин открыла сумочку и достала маленькую фотографию.
— Ее сделали в садике за несколько недель до его исчезновения, — сказала она, положив фото передо мной.
Хоть и знал, что́ увижу, я все равно удивился. Цветом Мио совсем не походил на мать.
— Можно подумать, он приемный ребенок, правда? — сказала Малин.
Она не имела в виду ничего плохого, просто констатировала факт. Сам я не мог оторвать взгляд от фотографии. Призрачный мальчик Мио наконец-то обрел лицо. Он был куда меньше, чем я думал. Серьезными, широко раскрытыми глазами смотрел прямо в объектив. Вполне аккуратный. Клетчатая рубашка, вышитый жилет, чуть великоватый.
— Какой симпатичный, — сказал я. — Можно я оставлю снимок себе?
— Конечно. У меня их несколько.
Малин закрыла сумочку и встала. Я тоже встал.
— Знаете, Бобби возмущало, что Мио отдали в приемную семью. Опека сочла, что Бобби недостаточно взрослый и не сумеет позаботиться о ребенке, а меня они вообще в расчет не принимали. Бобби больше нет, но я есть. Если Мио жив… я хочу, чтобы у меня был шанс дать ему дом.
Вот тут я мог бы заплакать, но не стал.
— Я не волшебник. Однако постараюсь что-нибудь сделать.
Малин протянула руку, я пожал ее.
— Сара тоже очень на вас надеялась, — сказала она. — Словно вправду считала волшебником.
— Сара?
Малин выпустила мою руку.
— Да.
— В смысле Бобби? Ведь именно он, или Элиас, пришел сюда и попросил о помощи. Услышав по радио интервью со мной.
Малин рассмеялась. Тепло и искренне.
— Может, он так сказал, но это неправда. Ваше имя ему назвала Сара.
Солнце заглянуло в окно, яркие лучи заплясали по столу.
— Когда же? Сара полгода с лишним была мертва, когда Элиас пришел сюда.
Я отчаянно рылся в памяти. Я когда-нибудь встречал Сару? Нет, вряд ли.
Малин легонько улыбнулась.
— Вы спрашивали, что́ Сара рассказывала о своей жизни в Штатах. Помимо бойфренда, был еще кто-то, хотя, может, это одно лицо. Сара называла его Дьявол. Но мы услышали о нем, только когда за нее взялась полиция.
Я затаил дыхание, ожидая продолжения.
— Бобби очень хотел помочь Саре, только она не соглашалась, — сказала Малин. — Передала через своего адвоката, что это плохая идея. Бобби настаивал, но она отказывалась иметь с ним дело. Поскольку она сидела в СИЗО под строгим арестом, мы не могли повидаться с ней, а от ее адвоката толку не было. После того как ее посадили, Бобби мог заняться лишь тем, что узнал от нее до ареста. Она понимала, что ей грозит опасность, пыталась что-то сделать. Но обратилась за помощью не к тому человеку. И однажды сказала Бобби, что жалеет, что не обратилась к вам. Что именно вы могли бы подобраться к Дьяволу.
Я мог бы подобраться к Дьяволу.
— Почему она думала, что я бы мог? — В голосе у меня звучало большее напряжение, чем мне хотелось, а волосы на шее опять встали дыбом.
— Потому что вы знакомы.
— Простите?
— Ну, Сара иногда говорила странные вещи. Я имею в виду Дьявола. Его ведь вообще не существует. Адвокат говорил, нам надо забыть то, что она говорила, это, мол, сущая бессмыслица. По его словам, важно, что она призналась во всех убийствах. Но Бобби судил иначе. Совершенно иначе. Обо всем. Бобби думал, что надо попытаться, и обратился к вам. Сары ведь уже не было в живых, что плохого могло случиться, если он свяжется с вами?
Все могло полететь в тартарары. Ведь Дьявол существовал, просто Малин об этом не знала.
Я снова чувствовал себя так, будто земля под ногами разверзлась. Зияющая пропасть, бесконечно глубокая. В окружении Сары хватало плохих людей, но хуже всего был человек, носивший имя самого дьявола.
Дьявол — персона в высшей степени своеобразная. Дьявол — это Люцифер.
И теперь из могилы слышался голос Сары:
Вы знакомы.
Да ни в жизнь. Быть такого не может.
— Не понимаю, — сказал я. — В каких обстоятельствах тот, кого зовут Дьяволом, сказал, что знаком со мной? И как мы могли встречаться?
— Не знаю. Вы что же, принимаете это всерьез?
Более чем все прочее, что я слышал за последние недели.
— Какими же качествами, по мнению Сары, я отличался? — Голос у меня звучал как чужой.
Малин явно замялась.
— Она говорила, что человек, которого Дьявол так ненавидит, наверняка единственный, кто сильнее его, — тихо сказала она.
В конторе словно бы начался шторм. Мне казалось, бумаги вот-вот вспорхнут со стола и разлетятся по всему полу.
Он знал меня и ненавидел.
Я не понимал, о чем толкует Малин.
Недоразумение, думал я. Все это недоразумение.
Но в глубине души знал, что это не так.
— Но почему же она не обратилась ко мне? Почему не попросила в защитники меня? Я бы охотно ей помог.
Малин опустила глаза.
— Вряд ли вы могли бы помочь ей как адвокат. Пожалуй, она думала… о другом. Но так или иначе, это другое не позволило ей завязать с вами контакт. Она не рискнула вам довериться, опасалась, что вы не примете ее сторону.
Очень сомневаясь, вправду ли я хочу получить ответ, я спросил:
— Что другое, Малин? Почему Сара думала, что не может мне довериться?
Малин молчала. Теребила замок сумочки, неуверенная, стоит ли отвечать на мой вопрос.
— Она говорила, вы убили человека, — в конце концов прошептала она. — Тот, кого она звала Дьяволом, говорил, что вы единственный адвокат в Стокгольме, который безнаказанно совершил убийство.
