7      «Как называется сотрудник Virgin в галстуке? Ответчик»

Всегда терпеть не мог костюмы. В начале 2000-х мне пришлось влезть в официальный костюм всего дважды и по совершенно разным причинам — чтобы нанести визит в два совершенно разных дворца.

В первый дворец меня вызвали ужасно официальным письмом, которое было доставлено на остров Некер. Конверт пестрел печатями и подписями, и я было решил, что внутри повестка в суд, но когда я его открыл, там оказалось совсем другое. Письмо гласило, что королева жалует мне титул рыцаря Британской империи и я приглашен ко двору. Я удивился как никогда.

Меня включили в новогодний Почетный список за заслуги в области предпринимательства — и это после того скандала в 1977 году, на 25-летие царствования Елизаветы II! Virgin Records тогда подписала контракт с одиозной панк-группой Sex Pistols — за пару месяцев до того ребятам отказали и EMI, и A&M. Тут выигрывали и мы, и они: Sex Pistols — потому что только мы могли как-то обуздать их чудовищные выходки, чтобы не повергать акционеров в шок, Virgin — потому что это помогло нам выйти из образа «хиппарей из Эрлс-Корт», который закрепился за нами в музыкальном бизнесе.

Мы подписали контракт в мае 1977 года, а к тому времени за Sex Pistols уже тянулась дурная слава после их матерщины в прямом эфире на всю страну: это ужасно возмутило зрителей. Причем их первый сингл для Virgin оказался еще хлеще: «God Save the Queen» («Боже, храни Королеву») вышел как раз к государственным торжествам по случаю 25-летия царствования королевы и стал «антиюбилейным» гимном. Из-за текста песни о «фашистском режиме» и «бесчеловечности» королевы песню запретили на BBC, и на вершины чартов ее не пропускали (спасибо кому следует), хотя и так было понятно, что она лучше всех.

Мы решили отметить выход сингла и устроили плавучую вечеринку на Темзе. Когда корабль проплывал мимо палаты общин, группа вжарила «God Save the Queen». И тут полиция, которая следовала за нами, забралась на борт. Завязалась рукопашная, полицейские скрутили менеджера Sex Pistols Малкольма Макларена, а тот обзывал их «фашистскими свиньями». Все помнили этот случай, а властям я был как заноза в одном месте — кто бы мог подумать, что через 23 года меня будут посвящать в рыцари?

И тем более мне не приходило в голову, что однажды меня вынудят влезть в выходной костюм. Я решил на этот раз не раскачивать лодку и одеться так, чтобы в Букингемском дворце сойти за своего. С первого раза не получилось. В спальню зашла Джоан и едва не расхохоталась над моим помятым воротником и моими тщетными попытками выглядеть прилично — но ей удалось все исправить.

И все равно я чувствовал себя как-то странно, направляясь в Букингемский дворец на пышную и помпезную церемонию посвящения. Церемония проходит в парадном Бальном зале, самом большом зале дворца — 36 метров в длину и, кажется, столько же в высоту: посреди бело-золотого великолепия начинаешь думать, что попал в сказку. Во время самой церемонии за наградами выходят по одному, а своей очереди ждут в соседней комнате, пока не вызовет лорд-камергер. Награждают под звуки национального гимна и военных маршей. Без пяти минут рыцари припадают коленом к специальному рыцарскому табурету, обшитому малиновым бархатом с золотой нитью, преклоняют голову, после чего их посвящают, прикасаясь рыцарским мечом сначала к одному, а затем к другому плечу.

Я стоял в боковой комнате, ожидая, когда меня вызовет лорд-камергер, и немного волновался. Помнит ли ее величество, что я приложил руку к выходу «God Save the Queen»? Вдруг стало совсем не по себе: а что если королева решит отомстить? Я преклоню голову для посвящения, и тут-то она мне ее и отсечет! Когда прозвучало мое имя, я вошел через огромные двери в зал и даже несколько растерялся. Окинул взглядом собравшихся гостей, и меня пробрала дрожь — то ли гордости, то ли оторопи.

К счастью для моей нервной системы, церемонию посвящения проводил принц Чарльз, а не королева. Он был сама любезность, и тема панк-рока так ни разу и не всплыла. Я покинул дворец по-прежнему с головой на плечах, и мы с семьей отправились на вечеринку, которую я организовал для всех награжденных. Стоило мне войти, на меня налетел журналист с вопросом, как я себя ощущаю в роли королевского рыцаря.

«Ощущения великолепные, — ответил я. — И странные, если подумать, что теперь придется спать с леди».

Джоан восприняла мой ответ без особого восторга, и я вспомнил старую поговорку о том, что за спиной любого великого мужчины стоит великая женщина… и закатывает глаза.

*

Во второй раз, когда мне пришлось одеться официально, это был другой дворец — дворец правосудия, а обстоятельства оказались чуть менее приятными: требовалось урегулировать затянувшийся спор между Virgin Mobile и T-Mobile.

Я ненавижу ходить в суды почти так же, как носить костюмы. Когда я только начинал заниматься бизнесом, я нацарапал у себя в блокноте: «Нам не нужны адвокаты», да еще и подчеркнул для пущей важности. Судебные разбирательства доводили меня до бессонницы, и я потерял счет, сколько раз за эти годы мы защищали себя в суде: то мы сами что-нибудь ляпнем, и приходится звать лингвистов, то другие нас откровенно оболгут.

Впервые меня потащили в суд в 1970 году: обвинили в употреблении слов «венерическое заболевание» в наших брошюрах Студенческого консультационного центра, призывающих молодых людей проверить свое сексуальное здоровье, и арестовали на основании Закона о непристойной рекламе 1899 года. На скамье подсудимых мы провели весь день, получили жалкий штраф в 7 фунтов, но зато и устаревший закон после этого изменили. Потом было знаменитое дело Sex Pistols 1977 года, когда на нас подали в суд за то, что мы выставили в окнах нашего музыкального магазина в Ноттингеме пластинку «Never Mind The Bollocks» («Не парься о яйцах»). Дело мы выиграли, спасибо профессору лингвистики: он показал в суде, что «bollocks» — это всего лишь прозвище священников. А потом оказалось, что он и сам был священником…

Борьба Virgin Atlantic с «грязными трюками» British Airways привела к нашей победе и крупнейшей в истории Британии (по крайней мере на 1993 год) выплате по делу о клевете. Деньги мы разделили поровну между всей нашей командой и назвали их рождественской премией от BA. Еще через пять лет мы выиграли дело о клевете у генерального директора лотерейной компании GTECH и отсудили 100 тысяч фунтов на покрытие убытков. В общем, что касается важных для нас судебных дел, то в таблице результатов у нас были одни победы. Но за эти годы я понял, какая противная штука суды и сколько они пожирают времени, даже если в итоге ты оказываешься на коне. У меня не было настроения торчать в суде еще день, и не только потому, что я ненавидел галстуки. Однако с T-Mobile мы попали в переплет, и выбора не оставалось.

Самое обидное, что дела у Virgin Mobile шли очень неплохо. В 2003 году оборот Virgin Mobile UK составлял больше миллиона фунтов в день, так что мы уже собирались выходить на фондовую биржу. Наших партнеров, T-Mobile, такой расклад тоже вполне устраивал — во всяком случае я так думал. Все перевернулось, когда главой британского отделения T-Mobile стал Харрис Джонс, американец. У мистера Джонса был совершенно иной взгляд на ситуацию: он ухватился за то, что мы относительные новички на мобильном рынке, и решил прибрать к рукам наши 50% акций компании, которая теперь стоила больше миллиарда долларов. Он заявил: T-Mobile крайне недовольна, что ей приходится выплачивать нам маркетинговое вознаграждение (около 4,56 фунта в месяц за каждого клиента Virgin Mobile). Условия сделки были предельно четко прописаны в контракте. Но это не помешало T-Mobile обратиться к своим опытным крючкотворам и пригрозить нам судом, если мы не изменим условия соглашения. Это было какое-то позорище, и наша команда немедленно обратилась за юридической консультацией. Мы твердо знали, что им до нас не докопаться, и начали думать, как ответить.

Однако мы оказались в ловушке: не имея ни собственной инфраструктуры, ни сотовых вышек, мы зависели от T-Mobile, которая и предоставляла услуги нашим 2,4 миллиона клиентов. Я часами висел на телефоне, консультируясь по технической стороне дела. В офисе на Лестер-сквер мы пытались все как-то утрясти. Ирония судьбы: здание называлось Домом связи, но наладить хоть какую-то связь нам не удавалось. Представители сторон бубнили в микрофоны, свисавшие с потолка, а заявления были предварительно одобрены адвокатами — и обстановка все накалялась и накалялась.

Мы начали подозревать, что T-Mobile сливает подробности прессе, но на заседаниях совета это было не обсудить — T-Mobile сама входила в совет! Когда поползли слухи о наших юридических баталиях, Гордон Маккаллум из головного офиса пошутил: «Как называется сотрудник Virgin в галстуке? Ответчик».

В то время живых денег у Virgin Group было мало, все средства тут же вкладывались в Virgin Atlantic и другие компании. Бодаться в суде стоило дорого, и мы не могли себе этого позволить. T-Mobile открыто предлагала нам отменить маркетинговые выплаты. Мы обсуждали, стоит ли отказаться от приличного дохода ради сохранения отношений, и в итоге решили из принципа стоять на своем.

«Правда тут за нами. Им меня не запугать», — сказал я своей команде.

Как только мы сообщили о своем решении, T-Mobile попыталась разорвать наше партнерство, ссылаясь на так называемое условие прекращения договора по объективным причинам. Если бы это у них выгорело, они смогли бы всего за один фунт получить все наши акции, которые стоили больше полумиллиарда фунтов. Что ж, пришлось назначить свидание в суде.

*

Утром в день разбирательства в Высоком суде я волновался еще сильнее, чем в Букингемском дворце, и точно так же чувствовал себя неловко в костюме и при галстуке. Хоть наши адвокаты и считали дело выигрышным, никогда не знаешь наверняка, куда судья повернет дышло закона. Я понимал, что поражение подставит под удар всю группу компаний Virgin. Ставки были высоки.

Пока судья Кук, мистер Правосудие, готовился огласить вердикт, мы сидели как на иголках. И вот он прокашлялся, а я скрестил пальцы: пусть это будет правильное решение. Однако оно превзошло и мои лучшие ожидания, и худшие опасения T-Mobile. Судья не только встал на нашу сторону, но более того, был возмущен позицией T-Mobile.

«На мой взгляд, — сказал он, — такое поведение неприемлемо для коммерческой компании. T-Mobile полагает, что коммерческая выгода — по ту сторону добра и зла… На мой взгляд, это заслуживает морального осуждения».

Я с огромным облегчением выдохнул, но хорошие новости на этом не закончились. T-Mobile хотела получить нашу долю акций за один фунт, а вместо этого судья приказал ей передать нам — за тот же один фунт — всю ее долю стоимостью 500 миллионов фунтов. Более того, T-Mobile следовало оплатить судебные издержки обеих сторон, а также все понесенные убытки. День для них начался плохо, а продолжился совсем скверно. Затащив нас в суд, T-Mobile в итоге потеряла больше полумиллиарда фунтов.

На следующий день мне позвонил глава Deutsche Telekom, компании — собственника T-Mobile. Он разговаривал очень вежливо и, кажется, сгорал от стыда за этот скандал. Он пригласил меня в главный офис Deutsche Telekom в Бонне, чтобы лично принести извинения, и сообщил, что собирается уволить Харриса Джонса и что полностью принимает решение судьи.

«Надеюсь, мы сможем заключить новое соглашение и продолжим сотрудничество», — сказал он.

Такой прагматизм нельзя было не оценить: даже потеряв полмиллиарда, он пытался выжать из этой ситуации хоть что-то. Я дал ему понять, что мы рассмотрим возможность и дальше работать с T-Mobile. Вскоре Брайан Макбрайд, новый глава британского отделения компании, принял дела у мистера Джонса. Он был искренне заинтересован сотрудничать с нами и дальше, и вскоре новое соглашение действительно было подписано. Virgin Group получила полный контроль над Virgin Mobile, а T-Mobile — повышенную компенсацию за использование сети и обязательство с нашей стороны выплатить 100 миллионов фунтов, если мы решим выпустить акции в свободное обращение в следующие два с половиной года. T-Mobile будет обеспечивать сетевую инфраструктуру для Virgin Mobile еще по крайней мере 10 лет, но не на эксклюзивных правах, то есть теперь мы можем пригласить и других телекоммуникационных партнеров. Нечего и говорить, с какой тщательностью обе стороны проверяли условия нового контракта!

А что стало с тем фунтом, который мы заплатили за полумиллиардную долю акций? Брайан Макбрайд вставил его в рамку и повесил на стену в своем офисе T-Mobile.

Отправить