Глава 10
Группа Монаха продвигалась по Беговой улице в поисках Пита и Михея. Здесь царило запустение, как и везде в центре. Деревья засохли, брошенные машины покрылись пылью, дома зияли пустыми глазницами выбитых окон. Кажется, не замечали этого только Адам и Лаки. На остальных Зона действовала как всегда – возникло тягостное ощущение тревоги, смешанной со страхом. К тому же время от времени встречались зомби. Они брели по одному, иногда по двое. Порой очень старые, лишившиеся некоторых конечностей, с тошнотворным запахом. Монах заметил, что Адам заставляет их проходить стороной. Любопытно, что они для него: мутанты или аномалии? Упыри шли, покачиваясь, некоторые что-то тихонько бормотали. Одни могли еще обходить препятствия, другие врезались в них, отлетали назад, падали, поднимались и снова двигались вперед к какой-то невидимой цели.
Впереди, посреди дороги, столкнулись три автомобиля. Давно уже столкнулись, да так и остались стоять, как памятник тому страшному, первому дню харма в Москве. Монах хорошо его помнил. У него на глазах люди сходили с ума при виде только откопавшихся мертвяков, которые не были еще такими безобидными. Зарождающаяся Зона была голодна и особенно агрессивна. Монах тогда организовывал эвакуацию из метро. Запомнилась женщина, бледная как полотно, державшая на руках мертвого ребенка, попавшего в аномалию. Он был страшно изломан, шея вывернута позвонками наружу. Мать, прижимая его голову к груди, чтобы не упала, подходила к людям, о чем-то просила. «Врача, пожалуйста, врача», – услышал Монах ее тихий, бесцветный голос. А вокруг крики, суета, паника, давка. Он подсадил ее в автобус, ребенка отнять не посмел. Не многие тогда добрались до Большой земли…
За столкнувшимися автомобилями на асфальте лежал свежий труп. Лежал на спине с гримасой ужаса на лице. Монах равнодушно подумал, что теперь его уже не трогают такие картины. И это плохо, ведь умение сопереживать – признак человека духовного. А он, похоже, становится черствым, если все, что вызывает в нем этот мертвец, – только интерес к тому, что так напугало бедолагу.
Ноги трупа были обглоданы до костей, по-видимому, собаками. На асфальте тут и там остались кровавые пятна. Эти пятна терла тряпкой бабка в платке. Макала швабру в ведро и терла. Посмотрела на Монаха укоризненно – и снова за работу.
– Ходють и ходють. Чего ходють? Только грязь разносють, – ворчала она себе под нос, бросая на Монаха неприветливые взгляды. Теперь она совала тряпку прямо ему под ноги. Он посторонился.
– Стой и маску возьми, – мужским голосом сказала бабка. Потом подняла ведро и выплеснула воду ему прямо в лицо.
Монах выпростался из наваждения. Адам брызгал на него водой из бутылки. Остальные уже приняли меры безопасности – надели маски.
– «Страх», – пояснил юноша, указывая на невысокие белые цветы возле ближайшего дома. «Страхом» называлось растение, аромат которого вызывал галлюцинации. Чаще всего кошмары. Белые цветочки «страха» буйно цвели и возле дома, и во дворе. И, скорее всего, в самом доме, потому что с верхнего этажа доносился монотонный крик человека, испытывающего нестерпимый ужас.
Монах потряс головой, но крик не прекращался. Значит, не кажется. Какой-то бедняга попался. Скорее всего, это его напарник лежит обглоданной берцовой костью наружу. Настоятель посмотрел наверх, засомневался. Но решение принять не успел. Адам, которому маска была не нужна, уже зашел в подъезд.
– Никакой дисциплины, – проворчал настоятель и кивнул остальным держать оружие наготове. Неизвестно, кто выйдет из дома.
Крик на мгновение усилился и резко стих. Вскоре Адам вытащил из подъезда качка в спортивном костюме и туфлях. Тот был в отключке, из носа шла кровь. Все правильно, применил грубую силу. Добровольно попадалец не пошел бы.
По всему было видно, что это новичок. Ни оружия, ни снаряжения. Непонятно, как он вообще добрался сюда живым.
Дюжие ребята Монаха подхватили пострадавшего, и группа двинулась дальше. С Беговой Лаки повел к Краснопресненскому путепроводу, оттуда свернул направо, к кладбищу. Там, по-видимому, Пит и Михей перелезали через невысокую ограду. Возле нее Монах решил остановиться. Пора было привести в чувство спасенного. По кладбищу ходить нужно осторожно, любая лишняя ноша только мешала бы.
Человека положили на землю, освобождая поле деятельности для Дока, но тот не торопился. Присел на ограду, опустил голову и тяжело дышал. «Совсем засиделся в лагере, пройти несколько километров для него проблема», – подумал Монах. Док все сидел, потом поднял взгляд на настоятеля. Лицо его приобрело синюшный оттенок.
– Прости, Монах. С утра неважно себя чувствовал, но не придал значения. Не хотел тебя подвести, – сказал Док и закашлялся. – Сейчас отпустит.
Док попросил несколько минут передышки и принял лекарства. Адам, стараясь быть полезным, нашел для него «родниковое сердце». Пока отдыхали, очухался спасенный незнакомец.
Выяснилось, что его зовут Николай, по кличке Кабан. Выпив бутыль воды, сбиваясь и путаясь, он поведал свою историю.
– Тимон с Митина наехал на нас. А денег поднять негде, как назло. Вот и сунулись на Зону, как лохи. Хотели по краешку, чутка артефактов собрать. А там какая-то хрень на земле, на сетку похожая. Я ему говорил, не суйся. А Порошок за свое, давай разрядим – будет артефакт. Ну, поймали кота, кинуть в нее хотели. Исцарапались об него все. Он, сука, вырвался, а мы влетели. Как получилось – не знаю. И выбросило нас на богатое кладбище, во, сюда и выбросило.
Он с обидой посмотрел на своих спасителей и завернул трехэтажную конструкцию, в основе которой лежал вопрос: «Как я опять здесь оказался?», затем продолжил:
– Стали мы с Порошком выбираться. Пока шли, уже темнеть начало. Какие-то псы смердючие на нас полезли. Оружия при нас не было, все возле хрени той оставили, пока кота ловили. Короче, Порошок отстал, а я в дом забежал, на верхнем этаже в квартире спрятался. Думал переночевать. А туда черти как полезли, все зеленые. Махался с ними до утра, чуть они меня не кончили. Потом дракон их разогнал и как дунет на меня огнем, и все, больше ничего не помню. Че ржете-то?
Монах давно так не смеялся. Даже синий Док, и тот пофыркивал, держась за бока. Кабан обиделся, но на рожон не полез.
– А на фига вы в жару так упаковались все? Загореть боитесь? – ехидно спросил он и стянул с себя спортивную куртку, под которой не оказалось ни футболки, ни майки.
– Да крапива тут колючая, – ответил ему один из бойцов. – Обожжет и жало оставит. Не заметишь вовремя – прорастет внутрь, обовьет корнями органы и высосет все соки. Одна оболочка останется, глазом не успеешь моргнуть.
Кабан поежился и натянул куртку обратно. Вся его бравада мигом улетучилась.
– Я из Зелека сам. Мне бы до Митина добраться, а там уж я как-нибудь. Поможете, мужики? – заискивающе спросил он. – Эта сетчатая хрень может назад работать? Так я покажу, где нас с Порошком из нее выбросило. Кстати, Порошка не встречали? В адидасовском костюме такой. У него сиги мои остались…
– Погиб твой товарищ, – кратко ответил Монах. – Насчет выхода из Зоны – у тебя два варианта. Первый – идти с нами, выполнять мои указания и не мешаться. Тогда дойдешь до лагеря, а там пристанешь к первой же группе, которая согласится взять тебя на Большую землю. В любом направлении. Или второй – выбираться одному. Мы тебя не держим. Но оружие не дадим, лишнего у нас нет.
– С вами пойду, – буркнул Кабан.
Доку полегчало, и Монах поднял группу. Лаки повел дальше. В этот раз они продвинулись недалеко. У первой же аллеи Лаки потерял след. И понятно почему.
– Хрень! – заорал Кабан. – Вот в такую же мы с Порошком и влетели. Может, она в Митино вернет?
– Хочешь проверить? – спросил Монах, начиная злиться. Кабан сник.
Похоже, что Пит и Михей попали в аномалию типа «тоннель». Выглядит она как паутина или сеть мелких трещин на земле или асфальте. Перебрасывает километров на десять в известном только ей направлении. По сути – портал, но в одну сторону. Питу такая аномалия была хорошо знакома и не опасна: детектор ее отлично ловит, да и глазом она видна. Попасть в нее он мог, если бежал и оглядывался или если его туда подтолкнули. Неприятность состояла в том, что эта аномалия каждый раз перебрасывала в разные места, поэтому проследовать по ней за Питом было невозможно.
Монах отправил Адама с Лаки прочесывать Ваганьковское от края до края, но пес так и не взял след. Ни единого свидетельства пребывания Пита и Михея в других частях кладбища обнаружено не было. Кабан от нечего делать тоже побродил вокруг и наткнулся на место, где они с Порошком вчера материализовались, – недалеко от «тоннеля», возле которого терялся след Пита. Кабан потоптался там и даже попрыгал, но ничего не произошло. Аномалия не работала в направлении «обратно».
Монах осмотрел зону возле «тоннеля». Ни гильз, ни следов борьбы. Зато нашел место привала, прямо возле аномалии, на краю аллеи. По примятой траве было ясно, что здесь сидели двое. Монах сел на одно из примятых мест, огляделся. Потом то же самое проделал со вторым местом и увидел на краю аллеи какие-то каракули. Как если бы сидящий чертил по пыли палочкой. Он пригляделся. Там среди кружочков и загогулин, выглядящих как рисунок, который рука непроизвольно рисует во время телефонного разговора, явно была нацарапана стрелка в сторону портала.
Разглядывание рисунка ни к чему не привело. Это не было похоже ни на формулу, ни на текст. Казалось, смысл имеет только стрелка, тем не менее Монах решил зарисовать загогулины, пока их не смыл дождь или не затоптали зомби. Только вот бумагу с ручкой никто с собой не взял, второпях собирались.
– Э, мужики, давайте я на телефон сфоткаю, – предложил Кабан.
Монах крякнул. Про телефоны в Зоне давно забыли, нет здесь связи от слова «совсем». А вот фотографировать на него можно. Что ж, свежий взгляд всегда полезен.
Кабан снял рисунок. В этот момент впереди, за деревьями, послышались шаркающие шаги. Приближался мертвяк, не очень старый.
Монах задумался, откуда он здесь такой? Кладбище закрыто для массовых захоронений с середины двадцатого века, значит, свежих трупов, способных восстать и передвигаться, должно быть немного. В последнее время хоронили здесь либо в родственных могилах – поверх старых гробов, – либо в урнах. Родственников мало, а из пепла еще никто не восставал. Так что свежие зомби на этом кладбище и вокруг него – это загадка.
Кабан освоился настолько, что стал фотографировать мертвяка. Тот остановился, словно позируя.
– Сфоткай меня с ним, – легонько толкнул он Дока, который сидел рядом.
От толчка Док повалился на траву и зашелся кашлем. Глаза у него ввалились, руки тряслись. Монах бросился к нему.
– Похоже на пневмонию, но не могу понять, чем она вызвана. Снимки бы сделать и анализы, – прохрипел Док. Монах потрогал ему лоб. Несмотря на лекарства, температура у Дока явно зашкаливала. Нужно было срочно доставить его в лагерь. И хорошо бы успеть до того, как он отключится. Другого доктора в лагере нет, и помочь себе со снимками и анализами мог только он сам. Все, что мог сделать для него Монах, – это переправить на Большую землю. Но болезнь развивалась слишком быстро, а транспорт за Периметр не ходил. Так что шансы Дока уменьшались с каждой минутой.
* * *
Адам искал для Дока «родниковое сердце», когда обратил внимание на памятник на одной из могил. Он показался ему знакомым. Высокая женская фигура без головы и рук, под пальмами из металла, стремилась вверх, как будто хотела взлететь, но потеряла крылья. Надписи на могиле не было, только дата. Воспоминание о том, как он обходит памятник в поисках фамилии, мелькнуло и потухло. Он пытался удержать его, но оно ускользало. Время года? Весна или осень: нет ни травы, ни снега. Адам снова обошел вокруг памятника, потом вернулся к «тоннелю», представил себе это место в пасмурный осенний день. И опять что-то неуловимо знакомое. Какие-то голоса, детская фигурка, человек вполоборота о чем-то просит. Адам замер. Он знает что-то важное про этот «тоннель»! Нужно только вспомнить, нужно еще чуть-чуть времени.
Монах окликнул его, группа спешно уходила. Настоятелю пришлось выбирать между жизнью доктора и поисками Пита. Поиски были отложены.
Обратный путь проделывали так быстро, как только возможно. Здоровяки Монаха оказались очень кстати: тащили Дока, как пушинку. Кабан нес его рюкзак. Адам шел впереди, прокладывая путь среди аномалий, но мысли о кладбище не покидали его. В конце концов он попросил у Кабана телефон, чтобы во время одной из небольших передышек посмотреть фотографии того места еще раз. Кабан заглядывал ему через плечо.
– Глянь, как получился, – сказал он, тыкая пальцем на фото зомби. – Этот мужик чем-то на дядю Колю похож. Дядя Коля умер недавно, на Митинском кладбище похоронили. У него на пальце еще кольцо такое было….
У Адама опять возникло дежавю. Митинское кладбище, что-то знакомое. Он приблизил руки зомби. На пальце было кольцо. Лицо Кабана вытянулось, он вгляделся в фото.
– Да это дядя Коля и есть, – заорал он. – Фига се, как он сюда попал?
Адам уже знал как. Так же как и сам Кабан. Эти два «тоннеля», с Митинского на Ваганьковское кладбище и с Ваганьковского дальше – он пока не смог вспомнить куда, – были рукотворными. В отличие он аномалий Зоны у них имелся свой «маршрут». Но знание это пришло само по себе, отдельно, без подробностей. Как и то, что могила с запомнившимся ему памятником – это могила легендарной воровки Соньки Золотой Ручки.
Но этим знанием он не успел поделиться. Док, опрокинувшись на спину, забился в судорогах, пена хлынула у него изо рта. Монах рванул комбинезон у него на груди, вероятно, чтобы сделать массаж сердца, и отпрянул. Вся грудь доктора была покрыта черными сочащимися язвами. Через несколько секунд Док умер.
Адам видел, что настоятель потрясен. Несмотря на сотни смертей, свидетелем которых он стал здесь, на Зоне, гибель друга, такая внезапная, выбила его из колеи. Несколько минут он сидел возле Дока и смотрел в пустоту. Затем распорядился слить бензин из ближайших машин. Тело необходимо было сжечь.
Адам догадался, что сожжение нужно не только для того, чтобы тело не сожрали псы или Док не восстал в виде зомби. Черные язвы напугали не одного Монаха. Вся группа теперь была в зоне риска.
В два пополудни группа попрощалась со своим товарищем. Настоятель объявил, что все они пробудут на карантине столько, сколько нужно.
Дальше двинулись в полном молчании. Даже Лаки уловил общее настроение, притих и прекратил совать морду в чужие карманы в поисках лакомств. Особенно плох был Кабан, который вскоре после сожжения Дока увидел своего товарища с обглоданными до костей ногами и выражением ужаса на лице. Его трясло, он чуть не плакал. Он смертельно боялся остаться в Зоне один, но и с группой идти теперь тоже было опасно. Адам положил ему в карман лист «страха», который в подсохшем состоянии действовал ровно противоположным образом, чем в живом: защищал психику от стресса и воздействия других пси-аномалий.
Когда подошли на километр к лагерю, ожил детектор. Пришло сообщение от бойца Ильи, оставшегося в лагере за старшего: «Срочно возвращайтесь. У нас эпидемия».
