17 сентября 2000 г. 41-летнюю Полу Йейтс нашли мертвой в своем доме, она умерла в результате передозировки героина. Ее трехлетняя дочь Тайгер Лили была дома одна, когда было найдено тело.

Четырнадцать лет спустя, в ночь с 6 на 7 апреля 2014 г., 25-летняя Пичес Гелдоф, вторая дочь Полы и Боба Гелдофа (создателя международного благотворительного музыкального фестиваля Live Aid), также умерла в своем доме от передозировки героина. 11-месячный сын Пичес был дома один, когда нашли ее тело.

Трагедия становится более страшной оттого, что произошла в семье одного из величайших гуманистов мира. Он потерял мать в возрасте пяти лет, а затем ему пришлось пережить ужасный конец любимой жены и обожаемой дочери.

Хоронили Пичес в той же церкви, где она выходила замуж и где проходила церемония бракосочетания и отпевание ее матери.

И у Полы, и у Пичес это был не первый случай передозировки. Ни одна, ни другая не пытались покончить с собой, однако обе приняли смертельную дозу героина, находясь дома наедине с маленьким ребенком. Обе женщины были добрыми, умными и любили своих детей. То, что они не смогли противиться желанию принять героин, несмотря даже на присутствие маленького ребенка в соседней комнате, указывает на совершенно невероятный уровень тревоги и смятения.

Незадолго до смерти Пичес говорила, что Пола «живет внутри нее», потому что «мы так похожи». Пичес действительно очень сильно напоминала свою мать. Должны быть какие-то физические или психологические механизмы, объясняющие это. Учитывая, что дело не в генах, возможно, речь идет о других физических процессах, как в случае умения вести мяч у меня и моего сына. Но, несомненно, особые отношения, связывавшие Полу и Пичес, — не такие, как между Полой и другими дочерьми, — сыграли важную роль. Эта история объясняет, каким образом от родителей детям передаются психические черты и почему они становятся семейными.

И Пола, и Пичес работали журналистками и телеведущими. Обе были остроумными и эффектными. Они часто привлекали внимание таблоидов, и их личная жизнь широко освещалась в СМИ.

В быту они отличались нервозностью, эмоцио­нальной неустойчивостью и зацикленностью на себе. Они хотели быть более уравновешенными и приятными в общении, однако надолго их намерений не хватало. Перед публикой они представали в образе куклы Барби — выглядели подчеркнуто женственными в своих розовых нарядах, но это была лишь маска. Обе были расчетливыми и могли манипулировать другими как в личной, так и в профессио­нальной жизни. Обе наполняли жизнь театральными эффектами, острыми ощущениями и мелодрамой, однако мечтали быть более здравомыслящими, спокойными и стабильными. Они могли быть любящими и стремились дарить и получать нежность.

И та и другая начали принимать сильные наркотики в раннем подростковом возрасте. В 12 лет, учась в школе в Малаге, Пола два года регулярно курила героин с парнем, который был гораздо старше. Пичес пристрастилась к наркотикам, в частности к героину, примерно в том же возрасте. Алкоголь в больших количествах или регулярно они не употребляли, если не считать короткого периода в конце жизни Полы.

Неприятности на почве секса начались у Полы очень рано. В больнице в возрасте девяти лет она пострадала от сексуальных домогательств со стороны ночной сестры. С 12 лет ей позволяли спать в одной кровати с мальчиками старше ее и мужчинами, хотя она и сохранила девственность до 15 лет. Неясно, когда Пичес начала вести сексуальную жизнь, но, похоже, что, как и ее мать, она часто меняла партнеров, будучи взрослой.

Обе любили сочинять о своей жизни сказки, в которые сами наполовину верили. Они страстно мечтали об идеальном браке и хотели быть идеальными матерями — и снабжали СМИ соответствующими небылицами. Пола была не очень хорошей мамой, она плохо обращалась со своими детьми и часто изменяла мужу. Она писала, что надеялась дать детям не такое детство, какое было у нее самой, но не смогла. За два года своего материнства Пичес гораздо лучше удовлетворяла потребности своих детей, чем Пола, но вскоре ужасно устала и начала отправлять их на выходные к родителям мужа, чтобы отдохнуть. Незадолго до смерти она, очевидно, отчаянно пыталась не повторять прошлое.

Так случилось, что я много знаю об их сложной жизни из первых и из вторых рук. Мой близкий друг продюсировал музыкальное шоу The Tube. Он часто брал меня с собой на съемки в студию Tyne Tees Television и в 1985 г. познакомил с Полой, одной из ведущих программы. В следующем году я в течение шести месяцев работал с ней над сериалом «Секс с Полой» и бывал у нее дома в Челси, где она жила с Бобом Гелдофом.

У нас установились деловые отношения, но у меня часто бывала возможность наблюдать за Полой во время съемок и мы несколько раз проводили время вместе в свободное от работы время. Я знаю нескольких человек, которые поддерживали близкие отношения с Полой до конца ее дней, а также тех, кто был свидетелем жизни Пичес, в том числе в ее детстве. Эти люди подробно рассказывали мне о том, какими людьми были Пола и Пичес.

Также имеются открытые источники информации, в первую очередь автобиография Полы, опубликованная в 1995 г. Пичес рассказывала о своей жизни в газетах и журналах.

Я никогда не встречался и не общался с кем-либо из дочерей Полы, но благодаря всей имеющейся информации можно составить картину, объясняющую, почему Пичес стала похожа на мать гораздо больше, чем две ее родные сестры и одна сводная.

Некоторым читателям может показаться неприличным, что я пишу о Пичес всего через два года после ее смерти. Это горькая и печальная история. Однако я уверен, что то, что я хочу рассказать, — правда и она поможет тем, кто продолжает жить, хотя наверняка расстроит их. Обе женщины были публичными фигурами, стремящимися привлечь к себе внимание. Анализ похожих сторон их жизни и методов, с помощью которых Пола невольно воспитала подобные качества в своей дочери, послужит ценным уроком. Многие читатели хорошо знают из СМИ истории Полы и Пичес, и им кажется, что они знакомы с этими женщинами. Такая эмоцио­нальная связь должна породить естественный интерес к судьбам моих героинь. А рассказ об их несложившейся жизни, возможно, поможет уменьшить число подобных трагедий в будущем.

Детство

Пичес родилась в 1989 г. и была второй из трех дочерей Полы и Боба Гелдофа. Ее старшая сестра Фифи родилась на шесть лет раньше; Пикси была на полтора года младше.

После рождения Пичес Пола отдала ее на попечение няни Аниты Дебни, которая жила в подвале их дома. Пола не хотела нарушать заведенный порядок, беспокоясь за Фифи. Только когда девочке исполнилось два года, мать попыталась взять заботу о ней на себя, но попытка оказалась неудачной. Пичес плакала каждую ночь, и ее невозможно было успокоить перед сном. Всего через месяц малышку вернули няне, которая, по сути, стала ей полноценной матерью, и эту роль Дебни продолжала исполнять все раннее детство Пичес.

Сразу после расставания с няней вся кожа Пичес покрылась экземой. Опираясь на результаты исследования этой психосоматической реакции [46], можно предположить, что девочка была очень привязана к няне и не чувствовала себя в безопасности в ее отсутствие. Долгая разлука с человеком, который в основном заботится о ребенке, может сильно травмировать последнего [47]. У повзрослевшей Пичес экзема появлялась снова, когда девушка испытывала стресс после расставания с молодыми людьми.

Пичес выросла в женщину, ужасно боящуюся быть отвергнутой. Она не чувствовала себя в безопасности в отношениях с мужчинами. Ей было трудно расставаться с близкими даже ненадолго, даже просто прощаться.

Пола обращалась с Пичес совсем не так, как с ее сестрами. Мать, чувствуя, что дочь отвергает ее, была гораздо более раздражительной с Пичес и часто ее расстраивала. Пола хотела, чтобы Пичес любила ее, но если девочка падала или была чем-то огорчена, она шла за утешением к няне. Когда ей была нужна медицинская помощь, в больницу или к врачу ее везла Дебни. Пола сама не знала материнской заботы и, возможно, завидовала близким отношениям Пичес и Дебни.

Тем не менее Пичес отчаянно хотела чувствовать любовь Полы и с раннего возраста отождествляла себя с матерью, восхищаясь ее умом, как чувствительный заложник идентифицирует себя с «захватчиком». Она была сообразительным ребенком и быстро поняла, что нужно делать. Еще в раннем детстве она осознала, что, чтобы заслужить одобрение матери, нужно говорить Поле то, что та хочет слышать. Это хороший пример того, как формируется сообразительность. Пичес не была умнее других от рождения: роль, которую она играла в семье, заставляла ее использовать ум как мостик на пути к Поле.

Она также пыталась установить связь с Полой, выставляя себя напоказ. К тому времени как Пичес пошла в школу, другие родители считали ее последовательницей матери. Она, как и Пола, любила все чрезмерно женственное, вроде розовой кровати с балдахином, окруженной фонариками.

Пола часто ужасно сердилась на Пичес из-за ее привязанности к няне. Но хуже всего Пичес стало после того, как Пола влюбилась в Майкла Хатченса, солиста известной группы INXS. В 1995 г., когда Пичес еще не исполнилось и шести, Пола разошлась с Гелдофом и стала жить с Хатченсом.

После этого дети два года жили то с одним из родителей, то с другим, и только Дебни постоянно была с ними. В этот период они постоянно переезжали из дома в дом, из одной страны в другую. Пола, Майкл и Боб много времени проводили в поездках, и дети сопровождали их.

В июле 1996 г. у Полы и Хатченса родилась дочь, Тайгер Лили. Ужасное самоубийство Майкла годом позже в Сиднее стало шоком и, понятно, вывело Полу из равновесия. Живя с Хатченсом, она часто принимала сильные наркотики, когда дети были под ее присмотром. В 1997 г. суд принял решение о совместной опеке родителей над детьми, которые тем не менее должны были жить в основном с Полой, что оказалась катастрофой для восьмилетней Пичес. Дебни имела право видеться с детьми раз в шесть недель, то есть Пичес вынуждена была расставаться со своей названой матерью на долгое время. Гелдоф мог видеться с детьми каждые две недели. В этот момент Фифи уже училась в школе-пансионе, но ее младшим сестрам приходилось проводить большую часть времени с неуравновешенной матерью-наркоманкой.

Теперь, когда Дебни не было рядом, в доме появилась новая няня, но она уходила домой ровно в шесть вечера, после чего дети оставались на попечении Полы. Она придиралась к Пичес, и Дебни больше не могла утешить и защитить ее. Иногда Пола пыталась завоевать расположение Пичес, но, когда та не реагировала, рявкала на нее и становилась злобной. Пола возмущалась, когда Пичес умоляла позволить ей жить с Гелдофом. Сначала девочка жаловалась на плохое обращение социальным работникам и просила, чтобы ее не заставляли жить с Полой. Узнав, что ее слова передают матери через адвоката, она научилась скрывать правду, чтобы избежать истерик Полы.

До развода родителей Пичес не знала, что ее мать пьет и принимает наркотики. В результате решения суда ей пришлось часто наблюдать это в возрасте всего восьми лет. Пола начала переливать алкоголь в банки из-под Coca-Cola или прятать маленькие бутылочки в сумке. Пичес пугало и сводило с ума, что мать врет ей. Пола шла в туалет и выходила оттуда явно в другом психическом состоянии. Пичес знала, что мать принимала вещества, меняющие настроение. Она также знала, что Пола знала, что дочь знала, что мать принимала их, однако отрицала это, что создавало между родителем и ребенком ситуацию глубокой растерянности и стресса, нанося эмоцио­нальный вред.

Когда Пичес спорила с Полой, последняя становилась невероятно агрессивной. Однажды пьяная разъяренная Пола на ходу вытолкнула Пичес из такси за то, что дочь осмелилась не согласиться с ней. После этого случая Пичес несколько раз говорила, что хочет умереть; мрачное настроение девочки отражено в ее письмах этого периода.

Воскресные вечера в конце выходных, проведенных с Гелдофом или Дебни вдали от Полы, были полны отчаяния. Пичес умоляла не отправлять ее обратно. Девочка не только подвергалась эмоцио­нальному насилию, мать просто не заботилась о ней. Она плохо кормила ребенка и не покупала то, что нужно для школы. Пичес часто оставалась одна, а когда ей исполнилось восемь лет, они с Пикси часто бродили вокруг Кингс-роуд, недалеко от их дома в Челси.

Детский стокгольмский синдром в данном случае проявлялся в том, что Пичес чувствовала, что должна взять на себя ответственность, когда Пола по крайней мере трижды пыталась покончить с собой. В первый раз она нашла обмякшее тело Полы после передозировки и выбежала на улицу, крича прохожим, что ее мать умирает. В другой раз Пола вскарабкалась на оконный карниз и хотела прыгнуть вниз. Пичес отговорила ее, но мать бросилась с лестницы, к счастью, получив лишь незначительные повреждения. В третий раз Пичес поняла, что Пола приняла повышенную дозу, хотя та отрицала это. Это был травмирующий опыт, ужасный для девочки ее возраста. Пикси или не участвовала, или наблюдала со стороны.

После самоубийства Хатченса Пола начала принимать все больше наркотиков. Ее жизнь стала еще более беспорядочной, мужчины намного моложе ее менялись один за другим. В 1998 г. суд наконец передал опеку над детьми Гелдофу. Однако Пичес и Пикси по-прежнему каж­дую вторую неделю находились у Полы, женщины, чья жизнь рушилась на глазах.

Ее смерть в 2000 г. вызвала у Пичес смешанные чувства. Поскольку Пола в течение пяти лет представляла эмоцио­нальную и физическую угрозу, девочка испытала огромное облегчение, так как больше не должна была проводить с матерью время. В то же время это стало ужасным шоком, и у нее появилось подавляемое чувство незаменимой утраты.

В соответствии с тем, как работает механизм передачи травмы от поколения к поколению, с самой Полой плохо обращались в детстве. Джесс Йейтс, ее отец, страдал резкими перепадами настроения, из-за чего находиться рядом с ним иногда бывало страшно. Пола утверж­дала, что ее мать не заботилась о ней и не пыталась удовлетворить ее потребности.

И Пола, и Пичес много раз публично заявляли о своем желании избегать плохого обращения с детьми, от которого страдали сами. Пола писала: «Я думаю о собственном детстве и хочу, чтобы у них все было по-другому». Зная Полу, думаю, что она не могла осуществить свое желание из-за отсутствия осмысления собственного опыта. Однако она была достаточно умна, чтобы понимать, что плохое обращение в детстве повлияло на нее. Но она не смогла использовать это знание, чтобы изменить траекторию своих отношений с детьми с помощью глубокого самоанализа, которому помогает осмысление. Не знаю, к какому типу психотерапии она обращалась, но лечение не помогло. Женщина не смогла поверить в невероятное о своем детстве, она просто что-то знала о нем. Знать умом и чувствовать — не одно и то же.

Стабильные, эмоцио­нально теплые отношения с психотерапевтом дали бы ей другой опыт, иную платформу для строительства новых моделей поведения. Похоже, ни одному из ее психотерапевтов не удалось добиться этого; возможно, Пола не была способна на такого рода привязанность. В течение коротких периодов времени она проходила лечение в психиатрических клиниках и наркологических центрах, но в подобных заведениях редко предлагают терапию, помогающую устранить причины. Авторитетные лица вроде психиатров вынуждают уязвимых пациентов и наркоманов поверить в то, что они больны неизлечимым, генетически передаваемым заболеванием, которое можно контролировать только с помощью лекарств или когнитивных уловок. Существуют убедительные доказательства [48], что пациенты врачей, считающих, будто «болезнь» неизлечима, реже выздоравливают, чем подопечные медиков, не верящих в подобные сказки (см. приложение 4). Хотя в случае наркотической зависимости [49] понимание того, что невозможно контролировать свою навязчивую тягу, может быть полезным в краткосрочном плане (усилия должны быть сосредоточены на том, чтобы не воспроизводить зависимое поведение), только осознание истинных причин, кроющихся в детстве, может привести к глубоким изменениям или даже полному выздоровлению [50]. Пола лечилась у многих частных врачей, однако никто из них не смог добраться до того, что лежало в основе ее проблем. Поле не хватало осмысления причин, поэтому она так и не научилась поворачивать руль, чтобы не дать машине врезаться в стену, или, как пел Джон Леннон, она не заметила, как переключился сигнал светофора. Чтобы замечать красный свет в своей жизни и останавливаться, нужно понимать прошлое, присутствующее в настоящем.

В случае Полы наследием плохого обращения с ней в детстве стало жестокое эмоцио­нальное насилие над Пичес. Это наследие заявило о себе в жизни Пичес очень похожим образом.

Подростковые и взрослые годы

К 12-летнему возрасту Пичес насмотрелась на свою сексуализированную мать и переняла некоторые ее черты, манеру одеваться и подавать себя. Пола всегда преподносила себя дочерям как образец для подражания, и Пичес очень сильно идентифицировала себя с ней. Эмоцио­нальное насилие в раннем возрасте в сочетании с очень плохим обращением в возрасте с восьми до одиннадцати лет повысили риск стать неуравновешенным взрослым — эмоцио­нальное насилие является самым сильным прогностическим фактором серьезного психического заболевания [51].

Только благодаря чувству безопасности, исходившему от Аниты Дебни, Пичес не пострадала еще больше. Очень плохое обращение любого вида в детстве весьма распространено среди людей с расстройством личности [52], которым страдали и Пола, и Пичес. Таким людям свойственны зацикленность на себе, нарциссизм, напыщенность, тревожность и склонность к фантастическим идеям. Они могут быть блистательными: почувствовав беспомощность, унижение и никчемность в юном возрасте, они решают обрести контроль и уважение других, начинают стремиться к успеху и добиваться его. Как мы подробнее поговорим в главе 7, «талант» не является врожденным. Часто он бывает результатом невзгод, хотя иногда вырастает и из любви и авторитета родителей, когда учеба и достижения приносят радость. Один из троих человек, добившихся выдающихся успехов, потерял кого-либо из родителей в возрасте до 15 лет [53]. Такое случилось и с Бобом Гелдофом.

В начале карьеры Пичес тоже подавала большие надежды. Когда ей было 14 (и до 17 лет), нацио­нальные газеты писали о ней как о голосе своего поколения; она вела колонку в The Daily Telegraph и публиковала статьи в The Guardian. Снималась в нескольких телевизионных программах и работала моделью, став лицом модного бренда. Подобно многим знаменитостям с расстройством личности [54], она наслаждалась вниманием пуб­лики, чувствуя себя особенной. Как и в случае Полы, ее сексуальная жизнь стала постоянной темой таблои­дов, и она появлялась на людях, приняв наркотики. Употребление алкоголя и наркотиков является распространенной формой борьбы со стрессом среди людей, переживших эмоцио­нальное насилие [55]. Героин особенно нравился Пичес, она говорила своим близким, что он «помогает избавиться от боли», перенося ее в «воздушное, теплое место».

В 17 лет Пичес уехала в США и исчезла, и Гелдоф понял, что дочь в опасности и может разрушить себя так же, как ее мать. Он предпринял «оперативные меры» и поместил Пичес в реабилитационную клинику для наркоманов, но безрезультатно. Сбежав оттуда, Пичес некоторое время хаотично принимала наркотики, вела беспорядочную сексуальную жизнь и в конце концов в 18 лет вышла замуж за Макса Драмми, музыканта, игравшего инди-­рок. Их отношения никогда не были стабильными. Пичес стала еще больше пить и употреблять больше наркотиков во время романа с режиссером Элайем Ротом, который был на 17 лет старше ее. После внематочной беременности она поняла, как хочет быть матерью. Но она полагала, что этого не произойдет, отчасти потому, что врачи предупредили ее, что она вряд ли сможет снова зачать. Роман закончился, когда она вернулась к наркотикам и бессмысленным отношениям.

Как и Пола в последние несколько лет, Пичес просто не думала, что с ней станет, и добивалась сексуальной агрессии от мужчин. К этому времени она приняла столько наркотиков и поменяла стольких партнеров, что почувствовала себя неуязвимой, считая, что ей все нипочем. Однако вернувшись в Англию в 20 с небольшим лет, она изменилась, хотя и всего на год. Она познакомилась с рок-музыкантом Томом Коэном, вышла за него замуж и была преданной матерью их двух сыновей.

Учитывая, что ей обещали бесплодие, беременность стала для нее большим сюрпризом и освежила отношения с Коэном, которые начали ослабевать, так как он был нежным, любящим мужчиной и ей было неком­фортно с ним. После рождения сына, начался единственный спокойный период ее взрослой жизни. Она принимала метадон, постепенно снижая дозировку, чтобы избавиться от зависимости от героина. Вероятно, она умерла от передозировки потому, что организм отвык от героина, и наркотик, которые она приняла в ту роковую ночь, был очень чистым. Она говорила друзьям, что не верит, что в Англии можно нелегально купить наркотики, достаточно сильные, чтобы убить ее.

К моменту смерти отношения Пичес с Коэном начали портиться. Как и ее мать, Пичес никогда не удавалось долго сохранять в себе интерес к одному мужчине. Кажется вполне вероятным, что, если бы она осталась жива, ее мальчики столкнулись бы с такой же неспокойной обстановкой, в какой росла их мать по вине бабушки, причем ситуация усугублялась бы употреблением наркотиков и неспособностью Пичес поддерживать стабильные отношения.

Смерть: по стопам матери

Хотя ни Пола, ни Пичес не убивали себя преднамеренно, смерть обеих стала результатом действия сильных саморазрушающих импульсов. Повторные случаи передозировки не обязательно являются попытками самоубийства, но указывают на сознательное безразличие к собственной жизни [56]. Но поскольку они похожи на самоубийство и повторяются из поколения в поколение, ничего удивительного, что одна из дочерей Полы умерла так же, как мать.

Исследование населения Швеции за последние 30 лет показало, что самоубийства в три раза чаще встречаются среди детей покончивших с собой родителей [57]. Мы знаем, что это происходит не из-за генов, потому что количество самоубийств среди детей, потерявших родителей в результате несчастных случаев или болезней, не повышалось. Самоубийство родителя сеет стремление повторить его, суицид оказывается заразным. Мы знаем об этом по самоубийствам среди врачей, полицейских и фермеров [58]. Когда один представитель какой-либо профессии кончает с собой, это повышает вероятность суицида среди его коллег. «Зараза» также распространяется в школах и университетах: самоубийство одного ученика или студента может повлечь за собой новые случаи в данном учебном заведении [59]. Когда знаменитости или персонажи телевизионных сериалов накладывают на себя руки, уязвимые люди подвергаются риску [60]. Поклонники того же пола и возраста чаще сводят счеты с жизнью в следующие несколько месяцев [61], что говорит об идентификации.

Если говорить о Поле, то она пыталась имитировать смерть Хатченса. Несколько независимых свидетелей говорили о том, что после его смерти она думала о самоубийстве. Под воздействием дозы сильных наркотиков он повесился на дверной ручке. Несколько месяцев спустя зашедший в гости друг обнаружил Полу без сознания висевшей на дверной ручке, что иллюстрирует, насколько точно «заразившиеся» пытаются воспроизвести смерть близкого человека, и объясняет, что произошло с Пичес.

Исследования показывают, что если самоубийство совершила мать, а не отец, вероятность самоубийства у ребенка повышается вдвое, но чаще у дочери, чем у сына [62]. У дочери матери-самоубийцы вероятность суицида в два раза выше, чем у ее брата [63]. У сыновей риск также возрастает в случае самоубийства матери, а не отца, но не настолько. Этот факт убедительно доказывает, что дочери идентифицируют себя с самоубийством матери сильнее, чем сыновья.

Кроме того, женщины, подвергшиеся сексуальному насилию, в 13 раз чаще кончают с собой [64]. Сексуальное насилие (пережитое и Полой) чаще приводит к смерти именно от наркотиков [65]. Инъекции наркотиков увеличивают опасность передозировки. И Пола, и Пичес чаще кололи, чем курили наркотики, еще больше рискуя (хотя в ночь своей смерти Пола курила наркотик). Можно увидеть, что сам факт смерти Полы от передозировки создал риск для Пичес умереть так же.

Но само по себе это еще не объясняет, почему Пичес закончила свою жизнь так же, как ее мать, а ее сестры, которые росли в такой же обстановке, — нет. Кроме того что Пола обращалась с ней хуже, чем с другими детьми, и Пичес видела три ее попытки самоубийства, пожалуй, самая важная разница заключается в том, что она не смогла как следует оплакать Полу. В 2012 г. Пичес рассказывала журналисту: «Я помню день, когда умерла мама, и мне до сих пор тяжело говорить об этом. Я отгородилась от этих мыслей. Я пошла в школу на следующий день, потому что отец всегда учил нас "быть спокойными и делать свое дело". Поэтому мы все пошли в школу и пытались делать вид, что ничего не произошло. Но это произошло. Я не горевала. Я не плакала на ее похоронах. Я ничего не могла выразить, я как будто онемела. Я толком не начала горевать, пока мне не исполнилось 16».

Увы, те, кто забывает прошлое, обречены воспроизводить его. Что касается Пичес, она была крайне уязвима и испытывала очень противоречивые чувства к матери. В возрасте с восьми до одиннадцати она все больше боя­лась, что мама покончит с собой. Кажется вероятным, что смерть в результате саморазрушения выступала в качестве образца для подражания и привела к идентификации дочери с разрушающей себя матерью-наркоманкой. Возможно, Пичес надеялась воссоединиться с матерью через смерть.

Пичес начала оплакивать ее только в 16 и в этом возрасте стала очень похожа на Полу, принимая множество наркотиков и ведя беспорядочную жизнь в Америке. Только вернувшись к своей названой матери, Аните Дебни, она смогла не быть как Пола. В течение первого года отношений с Томом Коэном и после рождения первенца она наконец перестала походить на мать. Отказавшись от героина и даря любовь сыну, она поняла, что в жизни есть более важные вещи, чем быть на виду, и больше не искала публичности и не выставляла себя напоказ, как Пола.

Проблема, по-видимому, заключалась в том, что идентификация была слишком сильной. С ней обращались настолько плохо, что желание повторить прошлое в надежде на другой результат пересилило. Отождествление и плохое обращение подкрепляли друг друга. Пичес говорила близким, что ей недостаточно мужа, точно так же, как Пола говорила о Гелдофе. Она не находила себе места и нуждалась в стимуляции, в конце концов вернувшись к героину, как и ее мать.

Никто не знает, о чем она размышляла ночью 6 апреля 2014 г. Пичес не оставила письма, никому ничего не сказала, возможно, не отдавая себя отчета в том, что может произойти. Она вернулась домой с вечеринки и находилась дома одна с младшим сыном. О чем она думала, принимая героин в такой ситуации, учитывая, что сделала ее мать? На каком-то уровне, надо признать, она чувствовала себя очень похожей на Полу и действительно походила на нее. Если употреблять героин, выполняя обязанности матери, было допустимым, это было допустимо для Полы, жившей в ней.

В одном из последних интервью, которое она дала незадолго до смерти, Пичес рассказала, что отождествляет себя с матерью [66]. Она говорила, что чувствует, будто Пола «все время живет внутри меня, потому что мы так похожи». Быть может, часть Полы, «живущей внутри», включала в себя и смерть при таких же обстоятельствах — смерть от передозировки в присутствии в доме маленького ребенка была частью личности Полы. Умерев подобным образом более или менее сознательно, возможно, Пичес надеялась воссоединиться с матерью.

Почему Пичес была похожа на мать больше, чем ее сестры

Может показаться странным, что Пичес походила на мать в гораздо большей степени, чем ее сестры, притом что именно с ней Пола обращалась особенно плохо. Логика подсказывает, что, если с вами случилось что-то ужасное, вы будете избегать этого в себе и других. На самом деле как раз из-за того, что ее выделяли и третировали сильнее, чем остальных детей, сходство с матерью оказалось самым значительным. Здесь сработали два основных механизма: детский стокгольмский синдром и идентификация в результате плохого обращения. Когда дети находятся под влиянием ненормального поведения родителей, оно становится частью их самих, как, впрочем, и в противоположных случаях: видя спокойствие и эмоцио­нальное здоровье родителей, мальчики или девочки часто перенимают эти свойства.

Пикси также наблюдала ненормальную жизнь Полы, но ей не пришлось нести на себе всю тяжесть домашней ситуации. Кроме того, Пичес больше, чем другим девочкам в семье, доставалось от матери. Именно Пичес, как и многие дети, пыталась не давать матери пить и покончить с собой. Именно Пичес, а не Пикси, была вытолк­нута из движущегося такси. А Фифи вообще училась в школе-пансионе в самый сложный период. Повзрослев, Фифи, как говорят, начала страдать депрессиями — ее ответ на детскую травму отличался от реакции Пичес, выражавшейся в безрассудстве и безалаберности [67].

Тот факт, что судьба дочерей Полы сложилась по-­разному, типичен, так как дети в одной семье выступают в различных ролях и степень воздействия на них положительных и отрицательных качеств родителей не одинакова. Я считаю, что, если бы Фифи или Пикси поменялись местами с Пичес, они могли бы стать такими же, как она, и, возможно, умерли бы так же. Пичес отличалась от них из-за характера и степени плохого обращения с ней.

Аналогично тому, как гены не обусловливают сходство психики родителей и детей, они не влияют на то, что дети в одной семье неодинаковы. Как сказано в следующей главе, это доказывают результаты исследований в рамках проекта «Геном человека».

Что делать? Три совета

1. Взгляните по-новому на свое прошлое. Осмысление помогает превратить последствия плохого обращения в эмоцио­нальное здоровье — но чем хуже было обращение, тем тяжелее осознать его.

Жизнь Полы стала кошмаром вскоре после разрыва с Гелдофом. Хотя у нее случались романы и раньше, катастрофические отношения с Хатченсом можно считать причиной ее смерти. Однако не следует забывать о масштабе ее проблем и отсутствии прогресса в их понимании. Она мало чему научилась на собственном опыте, и то же самое можно сказать о Пичес. Обе испили смертельный коктейль такого детского опыта, какой почти всегда приводит к трагедии.

Имеются достаточные доказательства того, что преждевременная смерть известных личностей связана со степенью и видом плохого обращения с ними в детстве [68]. В целом рок- и поп-звезды умирают раньше, чем обычные люди. В ходе одного исследования ученые изучили судьбу 1210 музыкантов, которые выпускали наиболее популярные в Америке и Европе альбомы с 1950-х гг. и оставались на вершине славы не менее пяти лет: 9% из них умерли преждевременно [69].

Главным открытием стало то, что негативный детский опыт (НДО, включающий в себя развод родителей или такие виды плохого обращения, как безразличие или эмоцио­нальное насилие) является основной причиной преждевременной смерти, прежде всего потому, что он ведет к усиленному употреблению алкоголя и наркотиков. Среди звезд, умерших от алкоголя и наркотиков, было в два раза больше людей, имевших в прошлом как минимум один НДО, чем среди тех, кто умер по другим причинам. Примерно треть умерших в результате употребления алкоголя и наркотиков не столкнулась ни с одним НДО, в то время как у 80% таких случаев было два или более.

Это согласуется с данными исследования обычного населения. Четыре и более НДО повышают вероятность злоупотребления алкоголем в семь раз и суицида — в двенадцать [70]. Несколько НДО также обусловливают расстройства личности вроде нарциссизма, который, в свою очередь, как было доказано, больше распространен среди стремящихся к славе и известных людей [71].

Проблема людей, подобных Пичес и Поле, и других звезд, умерших от передозировки, в том, что степень и характер плохого обращения с ними в детстве мешает им осмыслить свой опыт. Если у вас было тяжелое, нерадостное детство, вы будете помнить его гораздо хуже [72], ведь мы предпочитаем не помнить ужасных вещей. Нужно осознавать, что вы будете упорно стремиться к повторению травматического опыта в надежде, что на этот раз результат будет лучше. Вероятно, понадобится несколько лет работы с психотерапевтом, который сможет показать вам другой опыт безопасного детства. Одна из самых больших проблем, вероятно, боязнь такой зависимости (потому что зависеть от родителей было страшно) и защитное убеждение человека в том, что он особенный, не такой, как все, и нормальные правила не применимы к нему (так он защищается, чтобы не чувствовать себя никчемным, невидимым и бессильным). Нужно преодолеть это чувство и найти психотерапевта, способного стать вам мамой с папой, которых у вас никогда не было.

Натали, моей пациентке, было 26 лет, когда ее мать погибла в автомобильной аварии. Ее отец обезумел от горя, и Натали пришлось переехать в его дом и присматривать за папой, чтобы он не покончил с собой. Однажды она вернулась с работы и обнаружила, что отец застрелился.

Каким бы безоблачным ни было детство, по понятным причинам все дети испытывают сильнейший стресс, если их родители совершают самоубийство [73]. Плохое обращение и негативный опыт повышают риск необратимого расстройства [74]. В детстве Натали домогался собственный дядя, а в 11 лет ее изнасиловали, что похоже на историю Полы. Теперь Натали была замужем, но, как и Пола, в молодости вела беспорядочную сексуальную жизнь, и у нее по-прежнему периодически случались лесбийские связи, хотя и с согласия ее понимающего мужа. Одним из следствий пережитого сексуального насилия стала ее склонность к садомазохизму. Даже без учета попыток свести счеты с жизнью у этой женщины имелось достаточно проблем.

Ее мать, работавшая преподавателем, была холодной и лицемерной женщиной, но с отцом, тоже занимавшимся преподаванием, Натали связывали близкие дружеские отношения. Он отличался эмоцио­нальной теплотой и богатым воображением. Натали не могла смириться с его потерей. Он оставил ей предсмертную записку, где просил прощения за то, что подвел дочь, отправляясь вслед за женой.

Натали очень сердилась на него за то, что он ушел из жизни, и за то, что сделал это по своей воле. Снова и снова в своих галлюцинациях она возвращалась к ужасному эпизоду, который ей пришлось пережить из-за него. Женщина не могла спать, лишь впадая в забытье на два-три часа за ночь. В попытках уменьшить тревожность и обрести чувство контроля она придумала ритуалы, которыми сопровождала уборку дома. По той же причине она иногда резала себя. Она продолжала работать медсестрой, но на работе ей поставили условие, что она должна посещать психиатра (тот применял КПТ, и, отзываясь о враче, она называла его идиотом).

Натали, медсестра по профессии, имела множество талантов: писала стихи, сочиняла песни и исполняла их под гитару, удивительно хорошо рисовала и увлекалась Винсентом Ван Гогом, как известно, покончившим с собой. Благодаря бессоннице Натали могла читать, смотреть фильмы и телевизионные программы и поэтому великолепно знала поп-культуру. Она дружила с несколькими знаменитостями из сферы искусства и могла бы достичь не меньших успехов. Она не страдала нарциссизмом, не стремилась добиться славы и богатства, чтобы чувствовать собственную исключительность. Как ее герой, Ван Гог, не признанный при жизни, она хотела быть тайным сокровищем.

Она пересматривала фильмы о Гарри Поттере и перечитывала книги о нем. Поскольку Поттер был сиротой, она сильно идентифицировала себя с ним и находила утешение в выдуманном Джоан Роулинг волшебном средстве, позволяющем видеть своих любимых родителей (движущиеся фотографии). Ее также подбадривал тот факт, что Поттер ощущал, будто мама и папа смотрят на него и умерли, чтобы он мог жить.

Период перед первой годовщиной смерти ее отца был сложным. Натали чувствовала в себе желание покончить с собой, отчасти чтобы воссоединиться с папой, отчасти чтобы наказать его. Редкое самоубийство обходится без злых заявлений вроде: «Теперь вы увидите, до чего довели меня. Теперь вы будете знать, что я чувствую», — что является одной из разновидностей механизма «Я в порядке, ты — нет». Отец поставил перед дочерью задачу справиться с потерей лучше, чем смог он сам.

У Натали возникла сильная привязанность ко мне. Я изо всех сил старался признать, насколько моя пациентка умна, так как она была значительно остроумнее меня и гораздо лучше разбиралась во многих вопросах, связанных с культурой. Для нее психотерапия была возможна, только если она не думала о ней как о психотерапии, Натали надо было чувствовать, что между нами скорее дружеские, чем профессио­нальные отношения. Нам удалось установить такие отношения. По мере того как приближалась годовщина смерти ее отца, мы ежедневно говорили по телефону, если не встречались во время сеанса. В итоге она смогла пережить годовщину (всегда болезненный период во время траура) и найти в себе уверенность и стойкость, чтобы продолжать жить. Мужу было сложно жить с ней, в том числе и из-за ее бессонницы, и в конце концов они расстались (у них не было детей). Ее поддерживала любовь отца, полученная в детстве, глубокая связь между ними. Перенеся ее на меня, она могла продолжать жить.

Сегодня ни в коем случае нельзя сказать, что Натали «излечилась» от своей травмы, у нее до сих пор присутствует несколько симптомов посттравматического стрессового расстройства. Но она нашла, на что ей опереться, чтобы продолжать жить, — в первую очередь на свою деятельность в отделении экстренной медицинской помощи, которой она отдавала всю душу и умения. Работая с людьми, пострадавшими в авариях, как ее мать, и находящимися в тревожном состоянии в результате несчастных случаев, как ее отец и впоследствии она сама, она могла контролировать случившееся с ней. Она стала понимать, что, пытаясь минимизировать ущерб, повторяла свою травму в надежде на другой результат. Узнав с помощью психотерапии, какие события детства сделали ее особенно уязвимой, Натали смогла перейти в родильное отделение, работа в котором легче эмоцио­нально. Желание воспроизводить свою травму уменьшилось благодаря тому, что она чувствовала заботу с моей стороны. В конце концов Натали смогла вести сравнительно здоровую эмоцио­нальную жизнь, ухаживая за новорожденными.

Вероятно, Пичес тоже страдала посттравматическим стрессовым расстройством. Если бы у нее сформировались достаточно прочные отношения с психотерапевтом, возможно, она осталась бы в живых.

Конечно, это очень серьезные случаи. Но большинство из нас иногда принимает «лекарство для утешения» в виде никотина, алкоголя или слишком большого количества еды, чтобы почувствовать себя лучше [75]. Мы можем отвлечься от стресса множеством способов, «горя» на работе или с головой уходя в хобби. Чтобы избавиться от этих нежелательных привычек, нужно действовать так же, как и в самых серьезных случаях: мы можем спастись от разрушающего нас поведения, только осмыслив его корни, уходящие в детство. Книги практических советов и когнитивные трюки могут принести временное облегчение, однако рано или поздно лежащая в основе проб­лема снова всплывет. Бесполезно рубить головы дракону, надо разобраться с причинами.

2. Избавьтесь от вредной идентификации с родителями.

Кончина Пичес стала результатом ее сильного самоотождествления с Полой. Это нелегко признать и преодолеть.

Если вы вернетесь к совету № 1 из главы 1, вы вспомните, что там вам нужно было найти сходства со своими родителями. Обдумайте еще раз общие с ними отрицательные качества.

Спросите себя, каким образом эти свойства стали вашими: вы им научились, приобрели их путем подражания или они результат идентификации? Мой отец любил повторять: «Правила созданы для того, чтобы их нарушать», — он меня учил. Я осознаю это, но мне пришлось усвоить, что, хотя в данном утверждении, возможно, и есть определенная мудрость, но им следует пользоваться с большой осторожностью. Здесь у меня есть выбор.

У моей матери была привычка ругаться, и я подражал ей. Сколько я себя помню, когда она была расстроена, то произносила «б…ь». По мере того как раздражение росло, она повторяла это слово, и если проб­лема не решалась, ругань усиливалась до «что за х…ня, б…ь!». Об этом я тоже знаю и слежу за своей речью.

Все гораздо сложнее с идентификацией. С помощью терапии я понял, что родители сделали меня нахалом с помощью обучения («Правила созданы для того, чтобы их нарушать») и подражания (рискованной манере вождения отца). Став плохим парнем, я идентифицировал себя с тем человеком, каким они меня воспринимали. С большим облегчением я осознал, что как взрослый я необязательно плохой, что мне не нужно ходить целый день с чувством, будто я плохой, и опасаться, что кто-то докажет это (думаю, что здесь мне помог процесс Хоффмана).

Как писал Р. Д. Лейнг, «мы носим вуаль, которая закрывает нас от самих себя» [76]. Самое трудное — понять, что Оливер, обдумывающий вопрос, действительно ли он плох, заражает сам себя таким восприятием. Только поднявшись над уровнем родитель — ребенок, мы можем понять с отстраненной позиции взрослого, что отождествляли себя с тем, какими сделали нас родители, или с одним из их качеств.

Скорее всего, вы сможете сделать это с помощью треть­ей стороны — друга, партнера или, если нужно, хорошего психотерапевта. Пример жизни Пичес учит всех нас, что мы просто не можем позволить себе жить без осмысления своей жизни. Немногим из нас грозит ее печальная судьба, но никто не свободен от негативной идентификации, которая вредит нашим отношениям и мешает работе и отдыху. Мы просто обязаны освободиться от нее.

3. Минимизируйте детский стокгольмский синдром у своих детей.

Пола поставила Пичес в положение, в котором та испытывала сильную потребность защищать свою мать и бессознательно повторять ее ошибки. Родителям следует изо всех сил стараться не поступать так по отношению к своим детям.

Конечно, детский стокгольмский синдром возникает у детей практически автоматически. Во многом он хорош для обеих сторон. Одна из радостей материнства или отцовства — безусловное восхищение и любовь, которые мы получаем от детей и которая заставляет нас быть добрыми к ним. Ребенку детский стокгольмский синдром позволяет находиться в безопасности и испытывать чувство родства.

Но мы должны помнить, что мы — взрослые, и не пользоваться уязвимостью наших детей. Когда нас охватывает грусть или ярость, мы должны стараться изо всех сил, чтобы ребенку не пришлось справляться с нашими эмоциями. Мы должны присматривать за ними, а не наоборот. Я знаю, что сказать легче, чем сделать. Родитель не может полностью скрывать свой стресс, когда дела идут плохо. Все мы теряем терпение. Но мы можем объяснить детям, что они не должны чувствовать ответственность за наши эмоции.

Задача родителей обеспечить своим детям такое детство, которого Пола хотела для своих дочерей. Нужно делать все возможное, чтобы в «плену» нашим «заложникам» ничего не угрожало, и окружить их любовью. Независимость наших детей рождается из удовлетворения их потребности в зависимости и из таких сокровищ, как творчество и радость.