Глава восемнадцатая
— Ну, как дела в конторе, дорогой?
Никто не произносил слово «дорогой» так, как Джильда. Со смесью снисходительности, усталости и презрения. Оно никогда не было случайным. Никогда не вставлялось в беседу небрежно, но вонзалось в съежившуюся кожу адресата резко и точно, как бандерилья.
— В конторе, дорогая? — переспросил Эндрю, прекрасно зная, как жена ненавидит, когда повторяют ее слова. Она называла это «попугайством». Латам поступал так, когда не желал отвечать на вопрос и даже думать о нем. При этом повтор сопровождался вежливой, но насмешливой улыбкой.
Сегодня Джильда превзошла себя. Она сидела на двухместном диванчике, искусно задрапировавшись в парусину цвета фламинго и сирени, которой можно было накрыть пару верблюдов. На перламутровом столике стояла разрисованная золотыми рыбками банка «Молтизерс». Эндрю как зачарованный следил за пухлыми белыми пальцами, хватавшими дюжину мягких шариков и отправлявшими их в рот. За этим следовал один жадный глоток, после чего процесс возобновлялся.
— Куда ты смотришь?
— Мой ангел, я думаю, каким собирательным существительным можно назвать множество «Молтизерс».
— Собирательным чем?
— Ну, вроде стаи скворцов. Или скопища дикобразов.
— Мешок.
— Мешок! — воскликнул Эндрю и радостно хлопнул в ладоши.
— Постарайся не повторять все, что я говорю.
— Все, что ты… — Эндрю осекся. Правила поведения пишет рука, в которой находится кошелек.
— Ты не ответил на мой вопрос. Как дела в конторе?
— Лучше не бывает.
— А я слышала совсем другое.
Эндрю не стал спрашивать, что именно она слышала. И от кого. Время от времени ему нравилось демонстрировать свою независимость. Она все и так скажет.
В действительности дела шли хуже некуда. За годы подневольного положения шкура Эндрю, толстая от природы, приобрела пару дополнительных слоев. Но новая ситуация, в которой оказалась фирма «Форчун и Латам» (как теперь называли контору все, кроме самого Эндрю), начинала его угнетать.
Через двадцать четыре часа после прочтения завещания Лео Форчун, которому досталась львиная доля наследства Бринкли, повесил на дверь кабинета Денниса табличку со своим именем. В отсутствие клиентов эта дверь оставалась открытой, и люди привычно входили и выходили из кабинета, чтобы поговорить с Лео, задать ему вопрос и получить совет. Почему-то это злило Латама больше, чем внезапное возвышение Форчуна и его попытки командовать фирмой.
Хотя Эндрю всегда наслаждался своим кабинетом, из которого можно было лениво следить за рабочими муравьями, ощущая собственное превосходство, теперь эта ситуация казалась ему невыносимой. Часто, отрываясь от «Файнэншл таймс», Латам замечал, что кто-то следит за ним через стекло. Черт побери, это напоминало жизнь в аквариуме! Когда Джессика и Гейл Фуллер склонились над кофеваркой и посмотрели в его сторону, пытаясь сохранить бесстрастные мины, это стало последней каплей. Потом Гейл сказала что-то Джессике, прикрывшись рукой, после чего девушка безудержно расхохоталась и убежала в туалет. Было ясно, что речь шла о нем; Эндрю догадывался, что они обсуждают его сексуальные подвиги. Это его очень разозлило. Одинокая мисс Фуллер была рада перепихнуться после работы. Зная, что молния не ударяет в одно и то же место дважды подряд, она снимала трусики раньше, чем он успевал вытащить свой член.
Что ж, положить этому конец будет нетрудно. Он перехватит Гейл перед уходом и выскажет ей свое неудовольствие. После этого она запрет рот на замок. Но когда рабочий день закончился, за Гейл зашел кто-то из счетоводов, и они ушли вместе.
— Это был молодой человек, которому достались клиенты Денниса, — сказала Джильда.
— Какой молодой человек? — Слава богу, стоял вечер пятницы. Рабочая неделя закончилась.
— Который ввел меня в курс того, что происходит в конторе.
— Он не молодой. Ему сорок два года.
— Значит, у тебя не осталось клиентов вообще?
— Я хожу в контору каждый день. Работаю. Не путаюсь у тебя под ногами. За это ты платишь мне так называемое жалованье. Таковы были условия договора.
— Звучит неважно.
«Она права, черт побери, — подумал Эндрю. — Утешение одно: это ненадолго. Все в мире меняется, верно?» Не такой уж он моллюск. Он составлял планы с того самого дня, когда очутился в ошейнике раба. Грубые планы, тонкие планы, кратко-и долгосрочные планы, дурацкие планы, не имевшие никакого шанса на успех и составленные лишь для смеха. Пока ни один из них не осуществился, но то, что он сделал в последние недели, сулило удачу. Он скрестил пальцы, боясь сглазить.
Составляя эти планы, Эндрю писал и переписывал сцену своего прощания с Джильдой. Обращал внимание на каждую мелочь, оттачивал каждое оскорбление, совершенствовал стиль. Сначала она не поверит своим глазам. И ушам тоже. Не сможет понять, что ее муж, бедный униженный дурачок, которого она много лет топтала ногами, обзавелся плотью, костями и мускулами, надел сверкающие доспехи, взял в руку копье и изо всех сил вонзил его ей в сердце. Йес!
Но пока что она продолжает зудеть. Лучше ответить.
— Извини, дорогая. Я был за тридевять земель отсюда.
— Если бы, — сказала Джильда.
Вчера после ухода полиции Рой почему-то перестал волноваться. Похоже, первая попытка оказалась удачной. Он чувствовал, что может справиться с чем угодно. Подросток храбро позвонил в справочное бюро «Граждане» и спросил, что нужно делать, когда умирает человек; не следовало позволять людям, крутившимся вокруг, интересоваться, почему он до сих пор этого не сделал. Конечно, в справочном бюро пытались узнать его имя и телефон, но Рой сумел от них отбиться.
Потом, когда пришло время пить чай, снова позвонил коп в штатском, который торчал здесь все утро. Нельзя ли ему увидеть мобильник Авы? Рой уже знал, что в сумочке Авы телефона не было, но пообещал поискать.
— Рой…
— Что?
— Как ты думаешь, Карен по-французски означает «королева»?
— Нет.
— Оно тоже начинается на «кы».
— Это тут ни при чем.
— Почему?
Рой не хотел забивать себе голову такой ерундой. Он знал значение своего имени только благодаря школьной учительнице. Она обнаружила его горько плачущим в раздевалке. Две девочки сказали ему, что их матери знали его мать и что она бросила его, потому что от него воняло и потому что он был хуже мусора. Учительница сказала, что это неправда, потому что мать дала ему самое великое, громкое и славное имя в мире. Вот так он и узнал, что Рой по-французски означает «король».
Карен, уставшая ждать ответа, начала чистить большой и сладкий апельсин сорта «яффа».
— Рой, правда, апельсины чудесно пахнут?
По мнению Роя, после исчезновения вонючих окурков все стало пахнуть намного лучше. Конечно, мебель и шторы пованивали по-прежнему, но воздух явно стал чище.
— Юная Карен, я рад, что вы не курите.
— Ава бы мне не позволила.
— Это верно.
— Она говорила, что убьет меня, если я буду красть ее сигареты.
Рой продолжал тревожиться за Карен. Когда девочка не замечала, он пристально следил за ней. Она перестала плакать и когда не жаловалась на головную боль, то делала вид, что все нормально. Однако Рой знал, что это не так. Нормально уже не будет. Он знал это по собственному опыту. В их детском доме некоторое время находился мальчик, мать которого умерла от передозировки наркотиков. Малыш плакал день и ночь, и с ним возились три воспитательницы.
— Хочешь половинку? — Она протянула ему апельсин.
— Нет. Теперь мы можем съедать по целому апельсину каждый день. И не забудь про молоко.
— Он хорошо пахнет. Но по-другому.
— Он свежий. Посмотри. — Рой перевернул картонный ящик и ткнул пальцем в дату. — Использовать до девятнадцатого. Если мы этого не сделаем, апельсины испортятся.
— Как это?
Рой объяснил, что они прокиснут. Ему нравилось разговаривать с Карен. Казалось, у него появилась младшая сестра. Она смотрела на него снизу вверх и задавала кучу вопросов. Ответов на большинство Рой не знал, но притворялся, что знает. Причем отвечал уверенно; Карен должна была чувствовать, что может на него положиться.
Конечно, им было чему учиться. Они уже пробовали готовить овощи. Вчера вечером Рой положил в кастрюлю брокколи и картошку и варил их, пока картошка не стала мягкой. Правда, к этому времени капуста совсем разварилась. Но на упаковке с рыбой была инструкция, так что все получилось.
После этого они собирались взяться за комнату Авы. Рою казалось, что еще рановато, но это предложила Карен. Она сказала, что Рой не должен спать в чулане, если платит за весь дом. Кроме того, они смогут поискать там мобильник, которого больше нигде нет.
Рой сказал, что возьмется за это. Карен может ему помогать, но только если она чувствует, что способна на такой подвиг. Они взяли во «Всегда готов» несколько ящиков, чтобы сложить в них все ценное. А остальное отправится в костер.
Он начал опустошать платяной шкаф. Складывал одежду в аккуратные кучки и выносил на лестничную площадку. На комод с вышедшими из моды свитерами и попахивающим нижним бельем много времени не понадобилось. Все это тут же отправилось в мешок для мусора. Парики, украшения и пустые сумочки он положил в ящик из-под чипсов «Уокер Криспс».
Кровать Рой оставил на десерт. Он не хотел прикасаться к ней. Воспоминание об Аве, лежавшей с открытым ртом и смотревшей на него, было еще слишком сильным. На наволочке застыло желтое пятно рвоты. Он подумывал надеть резиновые перчатки, но не хотел выглядеть педиком. Даже в собственных глазах. Впрочем, перчаток у них не водилось, так что и говорить было не о чем.
Постель нужно сжечь. Одеяло, простыни, подушки, матрас — словом, все. Рой решил выбросить их в окно, выходившее на задний двор. Отличный получится костер.
Рисунок на постельном белье был дурацкий. Женщины в странных поднятых юбках, танцующие на носочках, и летящие в воздухе мужчины в костюмах типа Робина Гуда. Все белье было грязным.
Вскоре после переезда Роя Ава сказала ему, что выдающийся дар не позволяет ей заниматься домашним хозяйством, а потому все, с чем не справится Карен, будет оставаться таким как есть. Это автоматически означало, что стирать в доме никто не станет.
Выбросить стеганое одеяло оказалось не так-то просто. Окно, и без того маленькое, имело старомодную раму, в которой створки открывались порознь. С матрасом было еще тяжелее. Рой решил, что лучше вынести его на площадку, спустить по лестнице и оттащить за угол. Сбросив матрас на пол, он обнаружил лежавший на сетке конверт, взял его кончиками пальцев и заглянул внутрь. Конверт был битком набит деньгами. Рой машинально сунул его в карман, но тут же вынул обратно. Нужно было как следует подумать. Началась новая жизнь. Теперь ему есть о ком заботиться.
Он попытался сосчитать деньги, но это оказалось нелегко. Пятидесятифунтовые банкноты отсырели и слиплись. Рой осторожно разъединил их. Бумажек оказалось девять. В четырех связках двухфунтовых банкнот было еще четыреста фунтов. Еще одна бумажка лежала отдельно.
— Карен… — Она мыла посуду, как обычно, разговаривая сама с собой. Ворча, словно старая судомойка. — Карен! — снова позвал он.
— Что?
— Посмотри, что я нашел.
В то же субботнее утро Дорис лихорадочно просматривала «Эхо». Она надеялась найти в газете новые подробности о смерти Авы, но там была только обычная ерунда, которую печатают по выходным. Спорт, скачки, гороскопы, несколько рецептов. Дорис вырезала один из них, казавшийся аппетитным (сандвич с ветчиной и сыром, зажаренный в масле и украшенный яйцом), и отдала газету Эрнесту.
Она посмотрела на часы. Вчера вечером из-за хлопот с распаковыванием вещей в Эпплби-хаусе поговорить с Бенни толком не удалось, поэтому она решила перехватить подругу утром у нее на квартире.
Обычно Бенни заканчивала завтракать в половине десятого, а потом уходила в дом. На всякий случай Дорис приготовила записку. Однако ей повезло. Бенни была у себя, но казалась ужасно расстроенной. Ее буквально трясло. Дорис тут же насторожилась.
— Что случилось?
— Я читала книгу. Они попросили меня… Кейт и Мэллори. Я так обрадовалась… Приятно принимать участие в деле. Ну, ты меня понимаешь…
— Да, — ответила Дорис, войдя в квартиру. — Это так страшно?
— Ужасно. Дорис, мне кажется, я больше не выдержу.
— Так не читай.
— Там описывается меч… потрясающе острый. Почти волшебный. Он должен пробивать кожу, плоть, кости и мышцы. Может разрубить воина пополам. А еще там есть рыцарские поединки, лошади и головы, катящиеся направо и налево…
Сама Дорис прочитала бы такую книгу с удовольствием.
— Послушай, милая… Мэллори ни за что не стал бы тебя пугать, правда?
— Да, но…
— Куда это деть? — Она засунула толстую пачку бумаги обратно в большой пакет «Джиффи». — Отнеси его в дом и скажи Мэллори, что это настоящий шедевр.
— По-моему, это нехорошо, — сказала Бенни. — Начинать с вранья…
— Теперь ты в деле. Так что привыкай.
— Ты права. — Бенни взяла пакет.
— Не торопись, — сказала Дорис. — Кейт сейчас нет. Я видела, как она шла через дорогу.
— К Парнеллам? — спросила Бенни.
Ее неодобрительный тон заставил Дорис навострить уши. Бенни с симпатией относилась ко всем, и такая холодность была для нее необычной. Спросить прямо было неудобно, поэтому Дорис только подняла брови.
Но Бенни намек проигнорировала. Она бы никому не сказала, что именно настроило ее против Парнеллов. Точнее, против Джудит. Когда через несколько дней приехала машина для сбора мусора, Бенни увидела в контейнере свой подарок — мыло в виде шотландского терьера и губку. Джудит даже не удосужилась прикрыть его другими вещами или положить в сумку. Контейнер был хорошо виден из ворот Эпплби-хауса. Это абсолютное равнодушие к чувствам других людей сильно разозлило Бенни. Она была рада тому, что Парнеллы уезжают.
— Знаешь что? — решилась Дорис. — Я бы выпила чаю.
Бенни извинилась, заварила чай и достала миндальные пирожные. Когда она принесла в гостиную поднос, возник неловкий момент. Увидев Дорис в любимом кресле Денниса, Бенни невольно вскрикнула. Она тут же прикрыла рот рукой, но подруга ее услышала. Миссис Крудж вскочила, сослалась на то, что тут ей в глаза светит солнце, и села на канапе.
— Бен, ты пойдешь завтра в Церковь-за-Углом?
Рука Бенни задрожала так, что зазвенела крышка чайника.
— Для чего?
— Ну… Там пройдет поминальная служба. По Аве. Я думала, тебе это будет интересно.
— По Аве?
— Аве Гаррет. Медиуму, которая умерла.
— Ах да. — Опять эта Ава.
— Наверно, дознание уже закончилось.
Дорис тут же пожалела о своих словах. Лицо Бенни потемнело, и миссис Крудж догадалась, что она вспоминает дознание по делу Денниса. Тот ужасный день, когда Бенни вела себя очень странно и выступала с обвинениями.
Тут Бенни снова взяла чайник и начала разливать чай. Когда она добавила в чашки молоко и сахар, Дорис осторожно начала разговор, ради которого и пришла.
— Бен, я думала над словами, которые ты сказала в четверг.
— Какими словами?
— Когда я сказала о смерти Авы, ты очень рассердилась. А потом сказала: «Что я буду теперь делать?»
— Не помню.
— Ты так сказала, и я подумала…
— Посмотри на часы. — Бенни быстро встала, едва не опрокинув свою чашку. — Я… э-э… мне пора идти. Мэллори… э-э… «Чистотел»… э-э… собрание. — Она схватила пакет с рукописью. — Можешь не торопиться, Дорис. Допивай чай. Возьми еще одно пирожное. Когда будешь уходить, захлопнешь дверь.
Дорис допила чай и доела все пирожные. Она чувствовала, что заслуживает некоторой компенсации. Разве не она убедила Бенни сходить в Церковь-за-Углом? «Без меня, — думала Дорис, — бедный мистер Бринкли до сих пор парил бы в эфире, отчаянно желая вступить в связь с живыми. Вот и помогай людям после этого. Никакой благодарности». Было ужасно обидно оказаться в стороне от событий именно тогда, когда они приняли новый и чрезвычайно таинственный оборот.
Что-то произошло, иначе Бенни бы себя так не повела. Дорис вспомнила задребезжавшие чашку и блюдце, подхваченный пакет и то, как Бенни вылетела из комнаты. Она сбежала, вот как это называется. Удрала как заяц. Но почему? Доедая последний кусочек пирожного, Дорис поклялась, что непременно выяснит это.
Кейт прощалась с Эшли и Джудит. Вчера вечером они уже сделали это. Вчетвером, сидя за обедом. Вспомнив вечер, который они провели с Мэллори перед отъездом, Кейт решила, что это будет полезно. Конечно, Парнеллы уезжали не насовсем, но надолго.
Все произошло очень быстро. Еще до визита на Харли-стрит Джудит перевернула весь Интернет, разыскивая лучшую больницу и лучшего специалиста по таким болезням. Когда они встретились с врачом, Джудит показала ему список и последовала его совету. Эшли все рассказал Кейт, когда Джудит ездила в Костон заказывать билеты на самолет.
Клиника тропических болезней «Лафонтен» находилась в Приморских Альпах, на границе Франции и Италии. Джудит предстояло жить в гостинице совсем рядом с клиникой. Судя по всему, там был чудесный воздух. Джудит очень волновалась и с трудом держала себя в руках. Напротив, Эшли был само спокойствие. Когда Мэллори спросил, как он себя чувствует, Эшли ответил просто:
— Я рад, что наконец что-то произойдет.
Трапеза оказалась не слишком успешной. Скоро стало ясно, что Эшли она доставляет удовольствие, но Джудит пришла только из вежливости. Когда Эшли стал уговаривать Кейт и Мэллори пользоваться садом Тревельяна, иначе там все пропадет, это ее не слишком обрадовало.
Кейт была по горло сыта ее недовольной физиономией. В конце концов, им предстояло приглядывать за домом Парнеллов и пересылать их почту. Когда на столе появилось блюдо с грушами в карамели, она чуть не вышла из себя. Конечно, потом Кейт пожалела об этом. Что бы чувствовала она сама, если бы Мэллори опасно заболел и не мог вылечиться?
Поэтому утром она собрала в саду самые красивые и спелые фрукты и принесла их Парнеллам за несколько минут до прибытия машины.
Эшли обнял ее и поцеловал в щеку.
Глядя на яблоки, Джудит сказала:
— О господи, что мы будем с ними делать? — Потом они сели в такси и уехали.
* * *
На ленч Рой и Карен ели суп из картонки, поджаристые булочки и острый пастернак с Ковент-Гардена. Карен никогда не слышала о Ковент-Гардене, поэтому Рой объяснил ей, что это такое. Брусчатка, ряды прилавков, киоски, магазины, жонглеры, пожиратели огня. И выкрашенные серебряной краской мужчина с женщиной, которые не только не двигаются, но даже не моргают.
— Я думаю устроить там свое первое выступление. Надо же где-то начинать.
— А мне можно, Рой? Я буду все время хлопать. И смеяться.
— Здесь ты не смеешься.
— А там буду.
— Ладно. Ты будешь ходить с шапкой и собирать в нее деньги.
Это заставило их вернуться к вопросу о деньгах. Точнее, о деньгах, найденных в спальне Авы. Рой сказал, что им придется быть осторожными, но это не значит, что они не могут немного потратить. Для начала Карен понадобится одежда. То, что она носит сейчас, даже на пугало не надевают. И обувь.
— Эти тяжелые и здоровенные тебе не подходят.
— Но их носят все.
— Иногда их надеть можно. Но тебе нужны кроссовки.
— Ох, Рой… кроссовки…
— Все в порядке. Успокойся.
Утром (еще до пробуждения Карен) Рой целый час сидел в саду с чашкой чая и думал о деньгах. Он мог сложить несколько цифр, но все остальное было выше его разумения. Когда Рой отдавал Аве плату за неделю, у него оставалась примерно такая же сумма. Хватит ли этого на двоих? Кроме того, нужно платить за электричество и тому подобное. Ну ладно, сейчас лето. А как быть зимой?
Получать пособие на Карен он не мог. Сама Карен тоже не могла, хотя деньги принадлежали ей и были предназначены для нее. Расписываться в книжке и получать наличные имела право лишь Ава. Она делала это только в Костоне, веря, что в Форбс-Эбботе никто не знает о ее делишках. Рой догадывался, что именно могло бы оказать им финансовую поддержку, но как раз этого он сделать не мог. Как только выяснится их с Карен настоящее положение и дом попадет в компьютеры муниципального совета, все их богатство и счастье развеется, словно дым.
Кто-то потянул его за рукав.
— Рой, Рой…
— Карен, Карен.
— Можно нам пойти за новой одеждой и обувью в Ковент-Гарден?
— Нет. Мы пойдем в «Байрайт».
— Когда? Когда, Рой?
— Если хочешь, сегодня.
— Отлично! А там есть пожиратели огня? И серебряные люди?
— Нет.
— Теперь мы богатые. Неужели мы не можем сходить в Ковент-Гарден? Просто посмотреть…
— Однажды я свожу тебя туда. Не прыгай. У меня от тебя голова кружится.
— Рой…
— Ну что опять?
— Можно мне купить велосипед?
— Нет.
— А тогда можно мне выкрасить свою комнату в розовый цвет?
Рой уже бывал в «Байрайте» и знал, чего ждать, но Карен была уничтожена. Она стояла раскрыв рот и смотрела на огромный зал, уходивший на десятки метров вверх и на километры в разные стороны. Тысячи полок ломились от товаров, которые могли тебе понадобиться во всех случаях жизни, даже самых непредвиденных.
— Рой, я думала, это магазин…
— Это и есть магазин. Держись за тележку, ладно? И не вздумай отпустить. Иначе ты здесь потеряешься, и я никогда тебя не найду.
Карен крепко ухватилась за пластмассовые ручки. Она в жизни не видела такого количества людей. Столько бывало на стадионе во время футбольного матча, передававшегося по телевидению. Но тут люди ходили взад и вперед, и это было еще страшнее.
Они отправились в путь. Поскольку в Форбс-Эббот предстояло возвращаться на двух автобусах, Рой заранее решил, что они ограничатся минимумом. Только одеждой Карен и краской.
К несчастью, в проходе, по которому они шли, торговали постельными принадлежностями. На красивом пуховом одеяле была изображена история Золушки. От волшебной палочки крестной матери летели искры, а у мышей были шелковые хвостики. Кружевную наволочку украшал тот же рисунок, а на маленькой лампе с серебряным абажуром искр было еще больше. Карен предложили купить лампу.
Чтобы добраться до секции детской одежды, нужно было миновать прилавки с продуктами, а это означало новые заманчивые предложения. Предложение купить упаковку из двенадцати банок супа по цене восьми Рой отклонил, но отказаться от имбирной коврижки и коробки шоколада в форме ракушек не смог.
Когда они наконец добрались до места назначения, Карен выбрала три майки, джинсовую юбку, джинсы и замечательные кроссовки с красной лампочкой в задниках. А еще носки, белье и солнечно-желтый трикотажный свитер. Когда тележка наполнилась, ее содержимое потянуло всего на тридцать восемь фунтов.
Рой расплатился в кассе и гордо повернулся к Карен, надеясь, что девочка улыбнется. Но ее не было. Только что стояла рядом и вдруг исчезла. У мальчика перехватило дыхание. Он не мог ни двигаться, ни говорить.
Она исчезла. Дрожа от страха, Рой бросил тележку и побежал в магазин. В его мозгу возникали ужасные картины. Карен садится в машину с человеком, который следовал за ними по пятам. Отчаявшаяся бездетная женщина хватает ее за руку и утаскивает на улицу. Пара сатанистов, дружелюбных и безобидных с виду. У них есть дочка, ровесница Карен. Не хочет ли она поиграть с ней?
Рой остановился как вкопанный. Все безнадежно, магазин слишком велик. Нужно кому-то сказать, и о ней объявят по радио. И вызовут полицию. Ему придется описать девочку. Худенькая, маленькая для своего возраста. Цвет волос? Неопределенный.
Рой прислонился к стене, пытаясь отдышаться. Сердце больно колотилось о ребра. На кой черт ему это сдалось? Заботиться о ком-то — не фунт изюма. До сих пор он без этого обходился. Жилось несладко, но он справлялся. А теперь…
И тут он ее увидел. Перед витриной с куклами. Облегчение оказалось таким сильным, что он чуть не упал. А потом им овладел лютый гнев. Неужели Карен не понимает, что он отвечает за нее? Ну, маленькая… Рой сосчитал до десяти, не сводя с нее глаз. Потом сделал глубокий вдох, небрежно подошел к девчонке и сказал:
— А я ломал голову, куда ты девалась. Так-то ты мне помогаешь?
— Ох, Рой! — Карен взяла его за руку. Лицо малышки сияло. — Посмотри, посмотри! Это Барби.
Им пришлось потратить еще полчаса на выбор нужной Барби. Барби-наездница, Барби-кинозвезда, Барби-медсестра, Барби-секретарша, Барби в отпуске, Барби-пианистка. Плюс гардероб. Эта кукла знала толк в нарядах.
После того как Рой снова подошел к кассе и заплатил за Барби-космонавта, они пошли в кафетерий и взяли теплые булочки с сосисками, чипсы и кока-колу. Была не просто суббота, но час пик. Их окружали семьи, и Рой гордился тем, что тоже был семейным человеком. Он слушал, как родители разговаривали со своими детьми. В основном они ворчали. «Не шуми. Перестань пинать стул. Не трогай ее чипсы, у тебя свои есть. Положи сумку. А теперь посмотри, что ты наделал».
— Карен, не пролей коку.
— Не пролью.
— И доешь чипсы, пока не остыли.
— Доедай свои.
— Не груби.
— А ты не приставай.
— Я здесь главный, — сказал Рой. А потом добавил: — Что в этом смешного?
В воскресенье в Церкви-за-Углом было темно. Казалось, тисы стояли плотнее, чем обычно. Они жались друг к другу, словно в дремучем лесу, и задерживали солнечные лучи. Внутри горел свет, но тусклые лампочки в шестьдесят ватт не могли развеять полумрак.
Джордж вел себя странно. Все только об этом и говорили. На нем был хорошо вычищенный черный костюм. Мрачный вид давался ему с трудом. Как сказал один из прихожан, выражение на его лице было одно, а из-под него наружу рвалось другое.
Сегодня ни о каком общении с духами не могло быть и речи. Они собрались помянуть Аву Гаррет, ныне ушедшую в мир иной, хотя причины и обстоятельства этого ухода до сих пор оставались неясными. Слухи, которыми вполголоса обменивались прихожане, только подтверждали это. Ава была необычным человеком, и ее смерть тоже должна была быть необычной. Служба началась громким исполнением «Господней благодати», а потом на возвышение вышел Джордж.
— Добро пожаловать вам всем. Бывает, что радость нисходит на нас и в момент величайшего несчастья. Я только что получил сообщение от своего ассирийского проводника. Оно гласит, что наша покойная подруга и целительница уже соединилась с Захарией, своим изначальным двойником. — Раздались жидкие аплодисменты. — Они всосались в небесный свод света и любви и теперь ждут в хрустальных пещерах, когда им откроется великое знание. Отныне преобразившиеся, они будут жить вечно. — Джордж сделал паузу, склонил голову набок и стал похож на тонкую черную птицу. — Они также попросили Гамарчиса послать вам благословение Великого Создателя всего сущего на земле.
Все запели:
— «О великий дух. Земля, солнце, небо и море, вы внутри и вокруг меня…»
Джордж заранее попросил устроить коллективный панегирик, поскольку боялся, что в одиночку ему не справиться. Благодарные клиенты Авы вставали по очереди, выражали свое сочувствие и хвалили ее дар. Времени на это ушло много. Но внимательный слушатель заметил бы, что речь шла лишь о спиритических талантах Авы. Никто не говорил о ее человеческих качествах. Главным образом потому, что в Церкви-за-Углом ее терпеть не могли.
Когда заключительный псалом «Любовь — причина жизни» подошел к концу, Джордж Футскрей, которым овладело какое-то непонятное чувство, прижал платок к лицу, быстро сошел с возвышения и буквально побежал по центральному проходу, размахивая руками и восклицая:
— Чай… чай…
Хотя о сборе пожертвований никто не говорил, на столе среди сандвичей, рулетов, разнообразных пирогов и пирожных стояла внушительная картонная коробка, обклеенная серебряной фольгой. Прикрепленная к ней карточка гласила: «На похороны». Большинство людей что-то опускало в щель. Дорис бросила в коробку десять фунтов, хотя знала, что Эрнест бы этого не одобрил. Честно говоря, она делала это для Карен.
Потом она смешалась с остальными и ничуть не удивилась, обнаружив, что все присутствующие разочарованы. Отовсюду только и слышалось «если бы только» и «я ломаю себе голову, кто это мог быть». Поразительные разоблачения Авы Гаррет о смерти Денниса Бринкли, прозвучавшие в предыдущее воскресенье и так не вовремя прерванные, создали атмосферу высокого напряжения. Газетные заголовки и выступление по радио подлили масла в огонь. Присутствие телекамер в церкви подтверждало это. Люди явно чего-то ждали. Никто не ставил под сомнение обещание Авы описать виновного так подробно, что через час он окажется в тюрьме. Но никто не дерзал выразить словами мысль о том, что из-за этого она и умерла.
Поделившись тарелкой марципанов с миссис Гоббетт, хранительницей ключей и расписания дежурств по уходу за цветами (с которых требовалось раз в неделю стирать пыль), Дорис высказала ей меньшую из своих тревог:
— Не нравится мне, как выглядит Джордж.
— Ава была для него всем. Это вполне естественно.
— Как вы думаете, кто займет место Авы?
— Кого-нибудь пришлют. Иначе все ляжет на его плечи.
Обе женщины умолкли и задумались. Честно говоря, медиум из Джорджа был неважный. Иногда он бывал в ударе, но чаще просиживал всю службу, не слыша ни одной живой души. И совершал непростительные ошибки. Однажды он вступил в контакт с духом человека, который в это время был в отпуске в Кромере. По возвращении этот человек предъявил ему иск, и Джордж получил письмо адвоката с требованием возместить моральный ущерб.
— Алма, насчет похорон что-нибудь известно?
— Говорят, ее земная оболочка все еще в суде, — объяснила миссис Гоббетт. — Точнее, в полиции.
— Но ведь похороны стоят дорого. Боюсь, того, что в коробке, на них не хватит.
— Ей следовало присоединиться к нашей церкви. Мы бы о ней позаботились.
— Джордж говорил, что она не платила взносы.
— О чем теперь очень жалеет, — с заслуживающим осуждения удовлетворением ответила Алма. — Кстати, сегодня утром я видела маленькую Карен.
— Как… Она в деревне?
Получив подтверждение, Дорис быстро собрала вещи и ушла. Когда она проходила мимо мужского туалета в вестибюле, то услышала странный сдавленный звук, за которым последовало хихиканье. Оно было приглушенным, словно издавалось человеком с кляпом во рту. Потом наружу вырвался еще один смешок, но тут же умолк.
Дорис задержалась. Может быть, кому-то плохо? Или мужчины рассказывают друг другу анекдоты? Время для этого было неподходящее. И, кстати сказать, место тоже. Или у кого-то приступ? Сказать можно было только одно: этим делом должен был заняться кто-то другой. Дорис ни разу в жизни не была в мужском туалете и не горела желанием туда попасть.
Рой обдирал краску со стен комнаты Карен, когда кто-то постучал во входную дверь. Он понял, что это они. В мозгу Роя всплыло все, что ему причинили эти люди. Все, через что они заставили его пройти. Он не упал только потому, что схватился за лестницу. Люди могли быть другие, но все равно это были социальные работники. Люди, имевшие право все портить. Ненависть и страх были такими сильными, что его чуть не вырвало. Это продолжалось всего несколько секунд, пока Карен не открыла дверь. Девочка с кем-то заговорила, а потом подошла к лестнице и позвала его.
Рой попытался взять себя в руки. Он не сделал ничего плохого. Наоборот, делал только хорошее. Ему семнадцать лет, он работает, не прогуливает и ведет себя как положено. Изо всех сил пытается справиться с непривычной ситуацией. К тому же он уже все видел, все пережил, так что ничего нового они не придумают. Поэтому когда Рой справился с собой и спустился вниз, он испытал легкое разочарование, увидев, что это всего лишь миссис Крудж из церкви.
Дорис тоже была слегка разочарована. Честно говоря, сначала она Роя не узнала. Мальчишка был чисто вымыт. Но больше всего ее разочаровал дом. Она ожидала чего-то более экзотического. Ава много путешествовала. На полу должны были лежать тигровые шкуры, а на полках стоять сувениры из разных стран. Но здесь все было дешевым, обычным и скучным. Когда Рой пригласил ее в гостиную, Дорис заметила канапе в пятнах и старое высокое кресло с грязной обивкой, в нескольких местах прожженной сигаретами.
— Ну, мои дорогие? — Дорис села и поставила сумку на пол. — Как вы тут справляетесь?
— Нормально, — ответил Рой. — У нас есть все необходимое. Еда… В общем, все.
— Дорис, Рой красит мою комнату. В розовый цвет. У меня теперь много новой одежды. И Барби. Она космонавт. У нее есть шлем, серебряный скафандр и все прочее… — Карен сделала паузу, чтобы передохнуть. — Мы ездили в «Байрайт». Пришлось вернуться на такси, потому что вещей было очень много.
Дорис пристально посмотрела на Роя. Он понял этот взгляд и съежился, как от удара. Наверно, он был слеп и глуп, но это никогда не приходило ему в голову. Он скорее отрубил бы себе руку, чем прикоснулся бы к ребенку с грязными намерениями. К любому ребенку. А к Карен — тем более.
— Это не я их купил, — быстро сказал он. — Мы нашли немного денег наверху.
— Я уже приходила, — мягко сказала Дорис, обращаясь к Карен. — Когда никто не ответил, я подумала, что ты ушла. Понимаешь, за тобой нужно было присмотреть.
— За мной уже присматривают.
— Из совета никто не приходил?
— Еще нет, — ответил Рой. — Но могут прийти с минуты на минуту, верно? — Он издал сдавленный смешок. Слышно, как у нее скрипят мозги. Вы только гляньте на нее. О господи… Сейчас она уйдет и заберет с собой Карен.
— Рой, ты что-нибудь знаешь насчет похорон? — Дорис было неловко задавать такой вопрос, но кто-то должен был этим заняться.
— Пока нет, миссис Крудж. Сначала нужно зарегистрировать смерть, а я еще не получил свидетельство из больницы.
При слове «смерть» Дорис тревожно посмотрела на Карен, однако увидела, что девочка ничуть не расстроена. Такое поведение казалось необычным, но ведь Ава никогда не была хорошей матерью. Похоже, Рой знал, что нужно делать, и пытался вести себя соответственно.
— Сегодня после службы прихожане кое-что собрали. Думаю, Джордж или кто-нибудь другой принесет деньги. Но этого будет недостаточно, чтобы покрыть расходы.
Рой беспомощно пожал плечами. Он не знал, что сказать. Кто-то платит за похороны бедняков — бродяг, бездомных, — иначе трупы валялись бы на каждом шагу. Наверно, все тот же чертов совет. Так или иначе, но он снова попадет в их сети. Ему будут задавать кучу вопросов, ответов на которые он не знает. Они заберут квартирную книжку, а значит, и дом.
Потом они заберут Карен. Роя затопил приступ паники. Старая миссис Крудж странно посмотрела на него, а потом отослала Карен.
— Будь умницей и угости нас чаем.
Когда Карен убежала, Дорис сказала:
— Досталось тебе, сынок.
— Ничего. Я справляюсь.
— Джордж сказал, что нашел ее ты.
— Верно. Но я не пускал туда малышку. Приехала женщина-фельдшер и сказала ей, что случилось. И как выносили Аву, Карен тоже не видела.
— Молодец, Рой. Я вижу, ты сделал все, что мог.
— Сделал! Сделал!
— Но вы не можете оставаться здесь одни…
Тут Рой не выдержал и выложил потрясенной Дорис все свои печальные и страшные воспоминания.
Сказал, что его бросили в телефонной будке. Потом его усыновили. Приемная мать умерла, а приемному отцу он был не нужен. Его дважды усыновляли и дважды возвращали в детдом. Жестокие старшие парни били его и смеялись, когда он плакал. Резали его одежду и раз за разом насиловали в душе. Он пытался примкнуть к какой-нибудь группе. Если ты попадешь в группу, то все будет в порядке. Но никто его не принимал. Даже те, кого презирали все остальные. Он пытался убегать и ночевать под открытым небом, но полиция находила его и возвращала обратно. Когда Рою исполнилось шестнадцать, он нашел настоящий дом и того, кто нуждался в нем. Того, о ком он мог заботиться, хотя это была всего-навсего маленькая девочка. Теперь все опять полетело кувырком, как всегда. Но он не позволит социальным работникам забрать Карен. Она не повторит его судьбу. Они убегут туда, где их никто не найдет…
Рой, глаза которого опухли от слез, вытер нос кулаком и беспомощно умолк. Зачем морочить себе голову? Куда они убегут? На это нет никаких шансов… Старая миссис Крудж встала. Ослепший Рой не видел, но чувствовал, что она куда-то пошла. Сейчас она заберет Карен. Он ничего не сможет сделать, и на этом все кончится. Он может справиться. Он вылезал из дерьма всю свою жизнь. Ломается только тот, у кого есть надежды и мечты. Канапе скрипнуло. Кто-то сел рядом с ним, придвинулся ближе, обнял за плечи и ласково погладил по голове.
Когда Карен принесла чай, увиденное потрясло и огорчило ее. Рой был сильным, взрослым, всегда знал, что нужно делать, и никогда не волновался. Тогда почему Дорис его качает, а он плачет как маленький? Карен поставила поднос на стол, села и стала ждать. Пока чай остывал, она постепенно приходила к мысли, что это не так уж плохо. Переживать и бояться нечего. Когда все кончится, Рой снова станет прежним.
Главный инспектор Барнеби отправил наверх доказательства, относившиеся к смертям Денниса Бринкли и Авы Гаррет, и несколько дней ждал ответа, который позволил бы начать расследование убийства. На третий день он встретился со старшим суперинтендентом Бейтменом. Барнеби прекрасно знал, как проходят такие встречи, но каждый раз надеялся на лучшее.
Бейтмен всегда был раздражителен, а временами в нем просыпался зверь. Суперинтендент кипел, как пудинг в собственном соку. На его шее взбухли багровые вены. Его карие глаза с алыми пятнышками не отрываясь смотрели на галстук главного инспектора Барнеби. Пальцы шевелились так, словно ему хотелось схватить галстук и закручивать до тех пор, пока его бездыханный носитель не упадет на пол. Но его реплики были довольно спокойными. На участке это называлось «настройкой инструмента».
— Главный инспектор, я не могу уловить суть. Вам придется убедить меня.
— Сэр…
— Насколько я понимаю, речь идет о двух убийствах.
— Да, сэр.
— Двух?
— Все верно.
— Но ведь первое было сочтено несчастным случаем?
— У нас не было причины…
— Труп есть?
— Нет. Мистера Бринкли кремировали.
— С пепла отпечатки пальцев не снимешь, главный инспектор.
— Нет, сэр. — Как и с трупа, который пролежал в могиле несколько недель.
— И это случилось?..
Пробел действительно был зияющим. Бормотать что-то в свое оправдание не имело смысла. Он следил за сильными жилистыми руками, листавшими бумаги. Эти руки, поросшие черными с проседью волосами, напоминали волчьи лапы. Ногти были кривыми и желтыми.
— Двадцать четвертого июля? Боюсь, место преступления для нас потеряно.
— Не обязательно. Я думаю…
— А я думаю, что мы совершили крупнейшую ошибку. Я считаю, что меня окружают болваны, которые не смогут заметить убийство, даже если оно произойдет на их заднем дворе. А почему?
— Сэр?
— Потому что они лежат в гамаках, потягивают «Канадское клубное», занимаются онанизмом и поют. Как вы думаете, что они поют?
Барнеби решил рискнуть.
— «Вечером во ржи»?
— Ценю ваш юмор, главный инспектор.
Барнеби покосился на часы. Прошло десять минут, а старик все еще не перешел к делу. Инспектор безучастно ждал, зная, что в ворчании шефа не было ничего личного. Просто ему требовалось ежедневно изливать желчь, как змеям яд.
— Значит, никто не поговорил с людьми, которые знали этого несчастного ублюдка. Как его, Бринкли?
— Нет, сэр.
— Тут написано «Бринкли».
— Никто ни с кем не говорил о нем, сэр.
— Никому не задали ни единого вопроса? — Он произносил каждое слово так, словно вгрызался в кусок сырого мяса. Никому. Ни одного. Вопроса. — Трудно поверить.
— Я уже объяснял…
— Можете не повторять, главный инспектор. У меня ум как бритва.
— Сэр.
— И память… тоже как бритва.
— Вердикт коронера…
— Коронеры! — Его плевок был далеким и точным. — Они считают себя всезнайками, а на самом деле набитые дураки. — Бейтмен сделал паузу и посмотрел на письменный стол. — Вам это кажется смешным?
— Смешным? — На мгновение Барнеби почувствовал себя сбитым с толку. — Э-э… нет…
— А эта вторая смерть идиотки, гадающей на кофейной гуще или остаткам чая… Вы считаете, что ее убили?
— Да.
— Думаете, что она участвовала в первом убийстве?
— Она подробно описала, как это случилось, и пообещала разоблачить убийцу в следующее воскресенье.
— Вот дура.
— Согласен.
— Тут сказано, что она разговаривала с духами. — Он подозрительно опустил длинный нос с утолщением на конце, поразительно напоминавший хобот. — Барнеби, вы, случайно, не из этих обидчивых членов движения «Нью Эйдж»?
— Нет, сэр.
— Оглоблю вам в задницу. И иголки в передницу. — Суперинтендент захохотал. Это был жуткий лай, перемежавшийся радостным тявканьем. Потом он весело забарабанил волчьими лапами по столу. Так, словно был волчьим шаманом. Схватил папку и с силой толкнул ее главному инспектору.
Барнеби бросился вперед, поймал порхавшие в воздухе бумажки и спросил:
— Так что, сэр, можно продолжать?
