Николай не успел доесть последний оладушек, как за ним приехали. Пыжов позвонил и сообщил об этом.
– Быстро вы, – сказал ему Грачев, забравшись в салон.
– Вы просто пешком шли, а мы ехали. Я полчаса по галерее чуть ли не ползал. Нашел кирпич с пятном. Вроде кровь. Но, думаю, просто капнула. На всякий случай взял с собой.
– Куда? – спросил водитель, обернувшись.
– Мне вот в тот дом надо, – Грачев указал на дачу актера и режиссера Печерского. Она находилась на соседней улице, но была видна, потому что стояла на пригорке. – Довезите, а сами дуйте в квартиру покойной.
– Ножки ходить устали? – подколол Леха. Он хоть и обращался к шефу на «вы», но постоянно над ним подтрунивал.
– Та улица считается главной, по ней быстрее будет выехать из поселка.
– И кто на ней живет?
– Печерский. Знаешь такого?
– Неа.
– Тогда расскажу о нем потом.
– Я знаю, – встрепенулся водитель. – Это известный режиссер, который в Приреченске с детьми и подростками театральным искусством занимался.
– Среди них была и потерпевшая, и ее брат, покончивший с собой.
– Это было давным-давно, – фыркнул водитель.
– Да, но Ильич мне посоветовал с ним побеседовать.
– Ну, если Ильич посоветовал, тогда да…
Авторитет деда до сих был непререкаем, кто бы сомневался!
Николая высадили у ворот. Он дал несколько напутствий подчиненному, затем двинулся к калитке. Она оказалась незапертой. Дойдя до двери, Грачев постучал.
– Леша, это вы? – послышалось из-за нее.
– Полиция, откройте, пожалуйста.
Это произошло не сразу.
Но минуты через полторы дверь перед Грачевым распахнулась.
На пороге он увидел красивого мужчину в годах.
– Господин Печерский?
– Он самый.
– Майор Грачев. – Он показал документы. – Могу я с вами побеседовать?
– На тему?
– Вы помните Киру Эскину?
Печерский задумался. Коля мог бы подсказать, но не стал этого делать. Ждал ответа.
– Если вы о девочке, что занималась у меня когда-то в студии…
– И сестре покончившего собой Родиона, тоже вашего подопечного.
– Да, – он скорбно закивал своей седой головой. – Это была трагедия, о которой я пытаюсь забыть. Недосмотрел за мальчишкой. У него какие-то сложности с девочкой были, тоже начинающей актрисой, а у меня у самого проблемы личного характера, я не обращал внимания на его странное поведение, хотя должен был…
– Давайте об этом позже? И, если можно, пройдемте в дом? А то на пороге стоять как-то неудобно.
– Там воняет. У меня с канализацией беда. Не лучше ли на веранду?
– Вы что-то скрываете?
– Я? – поразился Павел. – Нет. Заходите, если вам так угодно.
И сделал шаг назад.
Грачев переступил порог и тут же уловил неприятный запах. Не фекалий, но застоялой воды.
– У вас в трубах пробка, – сказал Коля. – Прочистить надо.
– Поменять систему надо. Она зимой промерзает, весной заливается, летом, в жару, просто источает миазмы. Так что, будем в доме говорить? Или все же на веранде сядем?
– Я принюхаюсь, давайте тут.
Печерский пожал плечами и указал на кресло, стоящее в гостиной. Сам уселся на диван. Как сказал бы дед, чинно-блинно: накинув на себя плед, сунув в рот трубку, элегантно щелкнув зажигалкой. Грачев не любил запах никотина, но лучше он, чем канализационный.
– Кира Эскина погибла этой ночью, – сообщил он хозяину дома.
Тот закашлялся, подавившись дымом.
– А какое я имею к ней отношение?
– Вы были ее преподавателем.
– Как и многих других. Я несколько лет занимался с детьми…
– Да-да, я это все знаю. Вырос в Приреченске. Но что вы можете сказать о Кире?
– Практически ничего. Она хорошо читала стихи и пела, но не умела перевоплощаться. Я таких отсеивал рано или поздно.
– Но брата ее вовсю продвигали?
– Чем мог, помогал. Развивал его и еще троих. Они были моей надеждой. Увы, никто не пробился в актеры. Хотя девочка, с которой Родя играл в романтических постановках, вторая моя звезда, она поступила в «Щуку», но бросила учебу, вышла замуж. Где сейчас, не знаю. Я всех потерял из виду. В том числе сестру Роди. Я думал, она в Москве.
– Приехала на малую родину неделю назад. Не спросите, как умерла?
– Мне, честно говоря, не особо интересно…
– Упала с водонапорной башни.
Павел вздрогнул.
– Той самой?
– Какой именно? – не стал облегчать ему жизнь Николай.
– Откуда, по мнению следствия, сбросился Родя?
– Она у нас тут одна, так что да.
– Как-то это странно…
– Я тоже так думаю.
– Кира тоже с собой покончила?
– А она могла?
– Еще раз повторяю, я не знаю, какой она стала. Помню девушкой. Тогда была веселой, легкой. Увлекалась постоянно мальчишками, как и они ею.
– Смерть брата как пережила?
– Тяжело. Они были очень дружны. Но он ушел почти двадцать лет назад… – Он резко замолчал. – Так как Кира умерла?
– Есть большая вероятность того, что ее столкнули.
– Во сколько наступила смерть?
– Ориентировочно в час ночи. Плюс-минус.
– Зачем она потащилась к башне в такое время? Не в действующую прогулочную зону, а туда, где нет никого или тусуется пьянь? Их семья жила рядом со старым заводом. Это другой конец города. Что-то не вяжется…
– Быть может, ее туда отвезли?
– Тогда вам убийц надо искать не тут, в Приреченске. Сами знаете, какой спокойный наш городок. А стоило приехать девахе из Москвы, как нате вам, преступление. – Его тон стал повышаться. – Быть может, она скрывалась? Ее нашли и наказали?
– Вы что так взбеленились?
– А вам не ясно? – Печерский перешел на крик. – Вы без сердца? Поставьте себя на место наставника, чей ученик покончил с собой. Вы бы убеждали себя в том, что ничем не могли помочь, потом просто старались бы не вспоминать о нем. И едва наступило время, когда вам удалось это, вам снова теребят едва зажившие раны!
– Я выполняю свою работу…
– Так делайте это, вместо того чтобы ворошить давно минувшее прошлое!
– Вы успокойтесь, пожалуйста, – смягчил тон Грачев. У старика так покраснело лицо, что он начал опасаться за его здоровье. Не дай бог удар хватит!
Печерский рванул к кухонному шкафчику и достал из него корвалол. Накапав себе его в чашку, выпил, даже не разбавляя.
– У вас ко мне все? – спросил он, выдохнув.
– Пока да.
– Тогда покиньте мой дом, прошу. Мне нужно прилечь. – И вернулся на диван, под плед.
Грачев сделал так, как просили. Покинув дом, набрал номер деда.
– Почему ты отправил меня к Печерскому? – без предисловий выпалил он.
– Сначала скажи, какое он на тебя произвел впечатление.
– Неоднозначное. Вроде убедителен, но я ему почему-то не верю.
– Он актер, но как будто не очень хороший. Не может долго в одном образе находиться. Я тоже не раскусил его… – Дед рявкнул «Фу!» Видимо, его собака опять взялась грызть тапки. Они были любимым ее лакомством. – А вот мой коллега Тахирыч, мы с ним над делом работали, видел его насквозь. Точнее, ему так казалось.
– Кто он такой?
– Тахирыч? Казах по отцу, у которого в роду шаманы были. Зовут банально, Валерой. Ты как удалился, я его набрал. Он тоже на покой ушел, но позже меня. И живет в Москве, нормально, в общем, поднялся. А то дело помнит. Хочешь с ним поговорить?
– Очень.
– Тогда я тебе сейчас его номер продиктую. Позвони.
– Спасибо, дед. – И раскрыл свою папку, чтобы записать телефон. Дед, как многие его ровесники, не умел отправлять смс.
До города Николай тоже решил пешочком пройтись. А то сидит и сидит: то в кабинете, то в машине. А погода славная. И тепло, и солнце. И по пути можно поговорить с дедушкиным коллегой. А коль дождь пойдет, что мало вероятно, сядет на маршрутку.
– Грачев-младший? – услышал он бодрый мужской голос после трех гудков.
– Да, я. Здравствуйте, Валерий Тахирович.
– Приветствую. Ильич мне рассказал о случившемся. Жалко девушку.
– Да… – Коля увидел на дереве белочку. Остановился. Их здесь полно водилось. – Дед сказал, что вы Печерского раскусили. Так ли это?
– Я ничего не могу утверждать, но думаю, он кого-то покрывал из своих ребят.
– То есть Родю все-таки?..
– Столкнули? Возможно. Но никаких доказательств этому я не нашел, как ни пытался. У всех алиби. Та могучая кучка, что была приближена к Маэстро, находилась в одном месте в тот вечер, когда Родя умер. В доме Печерского. Девочка и три мальчика, в том числе Эскин. Они что-то репетировали. У Роди якобы не получалось хорошо сыграть, его подкалывали, он психанул, убежал. Его никто не стал догонять, в том числе наставник. А утром нашли труп Родиона.
– Кто-то все же за ним отправился?
– У парня была зазноба, которая играла Кончиту в той постановке по мотивам рок-оперы «Юнона и Авось» на Дне Нептуна, что была устроена на башне. Звали ее Маргаритой. И в нее, естественно, были влюблены и остальные. Печерский знал об этом и подогревал страсти. Ему нужно было, чтоб дети острее чувствовали эмоции. Это, опять же, только мое предположение…
– И когда Родя погиб, он понял, что натворил, и стал выгораживать кого-то из них?
– Скорее, испугался за свою шкуру. Дети могли выставить Печерского не в лучшем свете, и его заклевали бы.
– Или даже посадили?
– Нет, тогда и статей таких не было.
– Так, ладно, тут ясно… что ничего не ясно. А при чем тут сестра Роди Кира?
– Она ведь тоже занималась в студии.
– Всего год.
– Но на все спектакли брата ходила. И часто на репетиции. Она варилась в том же котле, что и он…
– И что из этого следует?
– Кира вернулась в город и погибла так же, как ее брат. Это настораживает.
– Убийца Роди и с ней разделался, что ли?
– Самые нелепые версии иногда оказываются единственно верными.
– Им может быть Печерский?
– Почему нет? И тогда уже не он покрывал своих питомцев, а они его. Мы не могли давить на детей. Они все были в шоковом состоянии. Но твердили одно и то же. Вскоре студию прикрыли. Об этом позаботилась Эмма Власовна. Знаешь ее?
– Конечно. Поэтесса и заведующая библиотекой.
– А еще ярая детозащитница. Своих родить не смогла, но за чужих горой стояла. Она считала, что Печерский калечит детей. Ломает их психику. Все годы, что театральная студия существовала, Эмма пыталась ее закрыть. Удалось только после гибели Родиона.
– Мне стоит с ней поговорить?
– Я бы не советовал. Женщина еще двадцать лет назад была с приветом, а сейчас совсем, наверное, поехала крышей. А может, и умерла?
– Нет, я бы знал. В городе ее до сих пор любят и уважают. И провожали бы в последний путь с почестями. – Коля шел, а белка скакала с ветки на ветку, будто компанию ему составляла. – Валерий Тахирович, не могли бы вы мне человечка в Москве порекомендовать, к которому можно обратиться по поводу Киры? Она полжизни там провела, прописана опять же в столице. Может, ее убийство и не связано с прошлым?
– Человечка порекомендую. Но сразу скажу, Кира Эскина чистая. Я навел справки. Законопослушная гражданка без приводов и порочащих связей.
– Когда вы успели?
– Умеем мы, советские менты, оперативно работать, – хохотнул Тахирыч. – Контакт я тебе скину. Но мне можешь звонить в любое время.
– Спасибо вам огромное.
– Не за что. Мне только в радость внуку Ильича помочь. Как дело раскроешь, приеду, обмоем.
– Заметано.
Они распрощались, и Николай убрал телефон в карман. Там нашлась рафаэлка. Он таскал с собой эти конфетки, потому что любил их так же сильно, как дедово варенье, но никому в этом не признавался. Он суровый мужик, мент, а «Рафаэлло» для девочек…
И белочек.
Разорвав обертку, он подошел к дереву и положил конфетку на ветку. Пусть зверек полакомится.