Уезжать не хотелось!
Но как остаться, если нет денег на гостиницу? Отдав последнюю пятисотку в кафе «Рандеву», Райка лишила себя возможности арендовать койко-место в хостеле. Бензин для дозаправки всегда можно поклянчить, но проситься на ночлег к добрым людям она не рискнет. Остается занимать. Но Райка и так многим должна. Пусть и по мелочи.
Той же Марго «торчит» два косаря. Просить еще один не позволяет совесть. Получается, ничего не остается, как возвращаться в Москву… Ни с чем! Потому что снять хоть какой-то эпизод не вышло. Райка сгоняла в «Лиру». Попыталась встретиться с Павлом Печерским, но он запер ворота и не реагировал на стук, крик, сигнал гудка.
Зазвонил телефон. Райка достала его из кармана, глянула на экран. Маргарита!
– Привет, подруга.
– Салют! Как ты там?
– Да никак. Продинамил меня Леонид. А Павел на порог не пустил.
– А как там вообще, в Приреченске?
– Спокойно.
– Никакого треша не произошло?
– Вроде нет.
– И что думаешь делать?
– В Москву возвращаться.
– Так быстро сдалась?
– Не сдалась, а отступила. Потому что другого выхода нет. Я без денег в незнакомом городе. И ладно бы на машине приехала, в ней бы переночевала, так у меня мопед.
– А ты не могла позвонить и попросить помощи?
– Я тебе и так должна…
– Да я не о бабках! Их у меня и нет, чтобы тебе еще ссудить. Но помочь с ночлегом могу. Я выросла в Приреченске, у меня там куча знакомых. Кто-нибудь приютит. Еще и покормит.
– Незваный гость хуже татарина. А я, как ты помнишь, Раифа Каримова. Два в одном!
– И что из этого следует?
– Я не умею навязываться. – И это было правдой. Райка могла жить у друзей, столоваться у них, пользоваться их вещами, но если понимала, что становится в тягость, тут же избавляла их от себя.
– Ты и не будешь. Я обо всем позабочусь. Жди.
И отключилась.
Райка уселась на лавку и с тоской посмотрела на террасу кафе «Рандеву». На столиках горели свечи, стояли тарелки, дымящиеся чашки, фужеры с игристым, за ними сидели люди, ели, болтали. Кто-то курил кальян. Райка также заметила одинокую бабку с химией на голове, укутанную в плед. Она пила коньячок, закусывала его жареным сыром, о чем-то разговаривала сама с собой.
– Даже пенсионерка может себе позволить посиделки в кафе, – вздохнула Райка про себя. – Готова заплатить за стопочку коньяка столько, сколько стоит в магазине четвертная бутылка. Но принимая на грудь дома, ты становишься бытовым пьяницей. А если потягиваешь коньячок в кафе – светский человек…
Райка же не могла себя отнести ни к тем, ни к другим. Хотя сейчас была бы рада любому варианту. Она устала, изнервничалась, и небольшое количество алкоголя пришлось бы кстати. Его она приняла бы и дома, и в кафе. Последнее, конечно, предпочтительнее. Но у нее нет денег даже на то, чтобы заказать в «Рандеву» чашку чая без сахара. А это всего шестьдесят рублей.
Она принялась шарить по карманам. В них может найтись мелочь. Обнаружив первый пятак, Райка обрадовалась. А когда ей еще десятка попалась, чуть не улюлюкнула. Но денежный поток вскоре иссяк. Она смогла наскрести всего тридцатку. С ней она направилась к супермаркету и купила себе чаю в автомате. С ним вернулась на лавочку.
Бабуля допила коньяк и заказала еще.
– Эмма Власовна! – прокричал проходящий мимо «Рандеву» мужчина. Он был навеселе и шел из супермаркета, позвякивая пивными бутылками.
Старушка обернулась.
– Добрых вечеров! – Мужчина чуть поклонился. – Как поживаете?
– Спасибо, неплохо.
– Рад за вас. Узнаете? – Бабуля мотнула головой, и ее кудельки заколыхались. – Я Артур Колосов. В библиотеку, которой вы заведовали, ходил все школьные годы. Был членом общества книголюбов. А еще посещал организованный вами литературный кружок.
– Это ты стихи писал?
– Нет, я рассказы фантастические. Всего Беляева перечитал, потом на Гарри Гаррисона переключился.
– А, тебя еще крысенком дразнили?
– Вообще-то Стальной крысой, – обиделся мужичок.
– Это ты себя так называл. А другие дети… – Эмма Власовна оказалась не самым корректным человеком. Впрочем, все ее ровесницы были довольно вредными. Райка не встречала милых бабулек, таких, как в рекламе творожка. Возможно, ей просто не везло. – Какой ты старый стал, Вовка.
– Я Артур.
– Да? Это не ты стихи писал?
«Крысенок» махнул рукой и пошел дальше. А Райка, повинуясь странному порыву, бросилась к веранде, встала, оперившись об ограждение, и гаркнула:
– Добрых вечеров, Эмма Власовна!
– Чего орешь? – проворчала та. – Я не глухая.
Вблизи она выглядела еще старше. Ей было лет восемьдесят, все лицо в морщинах, через волосы просвечивает кожа головы, мочки ушей до неприличия оттянуты массивными сережками с рубинами. И эта древняя старушка хлещет коньячок, ест жареный сыр, который не всякий молодой желудок переварит, да еще курит (на столе лежали пачка «Мальборо» и красивая зажигалка).
– Помните меня? – решила схитрить Райка. Если что, представится книголюбом, поэтом или писателем. Хотя, когда Эмма работала в библиотеке, она наверняка еще ходила в детский сад.
– Конечно, помню. Ты Покахонтос.
– Кто?
– Кто-кто? Ты. Так тебя называли все после того, как ты сыграла эту индейскую принцессу. А как на самом деле тебя зовут, я запамятовала.
– Рая.
– Наверное. – Бабка отпила коньяк. Причмокнула. – Была такой хорошей девочкой, скромной, начитанной. Но как с этим старым извращенцем связалась, так как подменили.
– Подождите… Вы о ком?
– О Печерском! Ты ж от меня к нему убежала. Принялась кривляться на сцене, вместо того чтобы писать хокку. Какие дивные миниатюры у тебя получались! Когда ты их читала, все замирали. У тебя еще глаза узкие, волосы черные (были), я в кимоно свое домашнее тебя рядила, высокую прическу делала, и ты выступала в образе японки. Неудивительно, что упырь Печерский тебя заметил. И к себе переманил.
– Разве это плохо?
– А что хорошего? Была поэтессой, стала актрисулей. Когда под моим крылом находилась, на сцену выходила в элегантном образе, несла в массы культуру, а у Печерского стала носиться с голым пузом, вилять пятой точкой… И довилялась! В пятнадцать забеременела!
– От Печерского?
– Ты что, ку-ку? – старуха покрутила пальцем у виска. – Не помнишь, от кого залетела?
– Неа. У меня на почве стресса произошла частичная потеря памяти.
– Понимаю. Я тоже многое забываю. – Она указала на свободный стул, пригласив наконец Райку к ней присоединиться. – И все из-за стресса. – Эмма подвинула к себе пепельницу. Она стояла только на ее столе. В «Рандеву», очевидно, не курили, даже на террасе, но эта женщина была на особом положении. – А ты с сынком начальника завода загуляла. Он тут самым завидным женихом считался. Скромная поэтесса с посредственной внешностью не могла на его внимание рассчитывать. Но голопузая Покахонтос – да. Думала, женится он на тебе, ан нет. Пришлось родителям тебя на аборт отправлять. А после девятого класса – в техникум города Владимир, подальше от пересудов. До сих пор там живешь?
– Нет, в Москве. – Она увернулась от клуба дыма, что выпустила Эмма ей в лицо. – А вы почему Печерского извращенцем называете?
– А кто он есть? Замшелый пень, окруживший себя мальчиками и девочками. Карабас-Барабас. Кукольник, который манипулировал ребятишками.
– Используя их в сексуальных целях?
– Что он за ними подглядывал, это точно. Я как-то застукала его за этим. Воспитанники переодевались перед спектаклем, а он в дверях стоял. Якобы следил за тем, чтобы мальчишки к девочкам не приставали.
– Может, так и есть?
– Если бы Печерский так переживал за моральный дух своих актеров, не ставил бы взрослые спектакли. Ребята зайчиков да снежинок только в новогодних постановках играли. Основной же репертуар – это любовные драмы. Та же Покахонтос не столько за свой народ сражалась, сколько за внимание красавца-колониста. – Эмма в две затяжки докурила сигарету и крикнула официанту: – Мальчик, счет принеси и вызови мне такси!
– Может, еще посидим?
– Нет, мне домой надо. Яша некормленый.
– Муж?
– Домашний питомец. А все мои бывшие мужья давно в могилах. Я их навещаю иногда, чтобы поплевать на них. Все трое тварями были.
– Так что ж вы таких выбирали?
– Слышала фразу: «Такого мудака еще поискать!» Так вот я, умница, нашла, и не единожды.
– Вы такая интересная личность! – восхитилась Райка. Ей на самом деле нравилась эта вредная старуха. – Я уже забыла об этом, мы ведь так давно не виделись…
– Да. Вы все, мои подопечные, такими старыми стали. Но ты выглядишь хорошо, хоть и чудно. Не скажешь, что тебе за сорок. Больше тридцати пяти не дашь.
– Спасибо, – пробормотала Райка, которой даже ее возраст не давали, принимая за вчерашнего подростка. – А вы нисколько не изменились. Такая же красотка.
– Льстец из тебя неважный. Я и в молодости была так себе. Но ты мне нравишься. Даже больше, чем когда-то.
Пришел официант, принес счет. Ради интереса Райка глянула на сумму и мысленно присвистнула. Пила Эмма Власовна дорогой коньяк, аж четыре сотни за пятьдесят миллилитров. Сыр «Камамбер» в панировке стоил пятьсот рублей за порцию. Плюс эспрессо. То есть Эмма еще и кофе вечером пила. Не бабка, а какой-то терминатор.
– А ты чего приперлась в город? – спросила та, достав из ридикюля две тысячные купюры. – Родных проведать?
– Никого из них не осталось тут, все переехали, – на ходу соврала Райка. – Хотела встретиться с друзьями детства. Договорилась с одним, но он меня бортанул.
– Если он из марионеток упыря Печерского, то ничего удивительного.
– Сын его.
– Ленчик? А ты разве была с ним знакома?
– Да, – уверенно ляпнула она.
– Он мальцом редко тут бывал. Отец от него на расстоянии держался. С чужими детьми ему было интереснее. А вот Ленчик тянулся к женщинам в возрасте. Мне даже казалось, что он во мне заинтересован. А я старше его отца…
Эмма Власовна сняла с себя плед, повесила его на спинку стула. Сдачи она ждать не собиралась. Оставила щедрые чаевые. За то ее, по всей видимости, в кафе и привечали. Но, быть может, за былые заслуги ценили.
– Как, говоришь, тебя зовут? – обратилась она к девушке.
– Рая.
– Рай, проводишь бабушку до дома? Что-то я перебрала сегодня. Моя норма пятьдесят. А я вдвое превысила. Но такая погода замечательная. И я придумала четверостишие, которое может стать эпитафией. Вот решила это отметить.
– А вы где живете?
– В «Лире».
– Боюсь, мне не на что возвращаться оттуда в Приреченск. Мой мопед тут, у кафе. На такси денег нет.
– Останешься у меня. Покормишь Яшу, я тебе прочту эпитафию, мы покурим на веранде и заснем. А утром уйдешь. Прогулка через лес тебе понравится. Или я отправлю тебя на такси. От сотни не убудет.
– Было бы здорово. Но я на мопеде. Его тут можно оставить? Не угонят?
– Тут спокойно, ментовка рядом. Мальчик, – подозвала официанта Эмма. – Где мое такси?
– Ждет. – И указал на машину без наклеек и шашечек, что подъехала некоторое время назад.
– Хорошо, спасибо.
– Это вам, – парень протянул ей пластиковую коробочку. – Комплимент от шефа.
– Что там?
– Ваши любимые пирожки с рыбой.
– Да, они у него знатные получаются. – И уже Райке: – Представляешь, берет обычные консервы из сайры или скумбрии, добавляет к ним лук, специи, рис, картошку или капусту, горох или перловку, ляпает малюсенькие пирожки, выпекает их или жарит. Все от настроения зависит. И начинка, и способ приготовления. Но всегда получается идеально. Если не пирожки, так бы и строчил сейчас свои дурацкие детективы, сгубив свой поварской талант. Тоже был моим подопечным. Хотел писателем стать. Хорошо, я отговорила.
Старушка оперлась на руку Райки. Ростом она была с нее, но лишь потому, что горбилась. В молодости считалась если не высокой, то средней. И точно не красавицей. Все черты лица неправильные. А губы расплывшиеся, как разваренные вареники. Губастой была, а в те времена это не ценилось, не то что сейчас.
Они загрузились в машину. Поехали. Из коробки дивно пахло сдобой, и у Райки урчало в животе. Обеденная форель давно переварилась, а больше она ничего не ела. Эмма Власовна услышала и протянула ей коробку. Благодарно кивнув, девушка раскрыла ее и взяла пирожок. Он уже остыл, но был мягок. Откусив половину, Райка замычала.
– Вкуснятина, да, – согласилась с ней старушка. – Восхищаюсь людьми, которые умеют готовить. Я умудряюсь портить элементарное.
Они быстро добрались до «Лиры». Эмма отдала таксисту сто рублей, он помог ей выбраться из салона. Райка же сопроводила ее до крыльца.
Дом бабули удивил. Он был неказистым внешне, но внутреннее убранство поражало. Тут и камин, и дубовая мебель, и пальмы в кадках. А в ванной, куда Райка направилась, чтобы помыть руки, джакузи за сто пятьдесят тысяч рублей.
– А вы богатая старуха, – не сдержалась она.
– Да, поднялась на старости лет, – хихикнула Эмма. – Только поэтому все еще копчу небо. Хочу насладиться денежками. А то всю жизнь перебивалась, хоть и была популярной поэтессой.
– И как смогли заработать, если не секрет?
– Я ради смеха сочинила примитивный текст для песни. Отправила его на конкурс. И выиграла. Теперь сотрудничаю с разными популярными исполнителями. Одному дураку напишу, другому. Мозги не напрягаю, а денежка капает. Плюс пенсия. И квартиру московскую я сдаю. Так что не бедствую.
– А что за дураки исполняют ваши песни?
Она назвала несколько имен, и у Райки глаза на лоб полезли. То были звезды, причем молодые.
Они прошли в кухню. Там Райкина помощь Эмме Власовне уже не требовалась – она схватилась за ходунки. Опираясь на них, старушка передвигалась резво. Открыв холодильник, достала тертую морковь и шинкованную капусту.
– Салатика захотели? – поинтересовалась Райка.
– Это для Яши.
– Ваш кот ест овощи?
– Почему кот?
– Но я не слышала лая…
– Яша! – прокричала Эмма. – Иди ужинать! – Она еще и коробок какой-то вынула. – Белка ему много нельзя, а то будет проблема с почками. Но одной травой не наешься. – И вывалила в миску с морковью и капустой горсть красных червяков. С такими мужики на рыбалку ходят.
– Да кто ж у вас в питомцах домашних?
– Дракончик. Вот и он, кстати.
Райка обернулась и увидела метровую игуану. Она чапала из комнаты, цокая по деревянному полу коготками и раздувая мешок на шее. Вид имела надменный.
– Скажи, красавец?
– Да, Яша сногсшибателен.
– Подарили мне его. Хотела в живой уголок, что при Доме культуры работает, отдать, да прониклась к нему. – Старуха тяжело опустилась в кресло. Снова закурила. – Одно плохо, в одиночестве не ест. Компания нужна. А с рук и бумагу сожрать готов. Я пробовала – сжевал салфетку.
Райка уселась на пол с тарелкой еды. Принялась кормить Яшу.
– Ты ведь не Покахонтос? – услышала она.
– Нет.
– Теперь вижу это. Та была слабая. А ты кремень-баба.
– К сожалению, нет.
– Недооцениваешь себя. – Эмма нажала на кнопку электрического чайника. – Так кто ты?
– Рая, как и сказала. И я должна была встретиться с Печерским-младшим, но он меня продинамил. Живу в Москве. Снимаю сюжеты для своего канала.
– На кой тебе Ленчик сдался?
– Павел с журналистами не встречается, – ответила она так же, как Грачеву. – Думала, через сына к нему подкатить.
– Пашка еле его терпит. С удовольствием бы не виделся, да Ленька таскается к нему. Все наладить отношения хочет. – Только Райка хотела заметить, что уж слышала это от Эммы Власовны полчаса назад, как она добавила что-то новое: – Или убедиться в том, что именно он наследство получит.
– Есть что наследовать, кроме дачи?
– И она денег стоит. Плюс квартира в Москве. И авторские права у Печерского-старшего на какие-то сценарии. Сам он бездарно снял по ним киношку. А у кого-то может получиться.
Тут зазвонил Райкин телефон. То Марго хотела с ней связаться.
– Да, – ответила она, поднеся смартфон к уху.
– Я нашла для тебя ночлег. Но придется спать на раскладном кресле.
– Подожди секунду. – Райка обратилась к старушке: – Мне уйти?
– С чего бы? Ты мне нравишься сейчас даже больше, оставайся. И с Яшей ты поладила.
Это точно! Маленький дракон терся об нее, как какой-нибудь котик.
– Марго, я уже нашла ночлег.
– К мужику какому-то прибилась?
– Нет, познакомилась с чудесной женщиной. Ты ее наверняка знаешь. Зовут Эмма Власовна.
– Эта старая перечница все еще жива? Ничего себе! Она заведовала библиотекой, курировала общество книголюбов, вела литературный кружок. А еще воевала с Павлом Печерским! Не просто ругалась с ним, а писала жалобы. Именно из-за Эммы закрылась студия. Как Родион погиб, она подняла на уши всех: и общественность, и органы опеки, и администрацию города. Развернула настоящую охоту на ведьмака.
– Что он сделал ей плохого? – спросила Райка шепотом.
– По мнению многих – отверг. Взрослые тетки с ума сходили по Маэстро. А он возился с нами.
– Эмма сказала, что он за вами подглядывал?
– За мной нет. За мальчишками.
– Так Печерский был геем?
– Вроде бы нет. В смысле, он не состоял в отношениях с представителями своего пола. Но компания мальчиков-подростков его привлекала. Ты смотрела фильм «Покидая Неверленд»?
– О Майкле Джексоне? Естественно. И если верить ему, то Король поп-музыки вступал в половые отношения со своими малолетними друзьями.
– Я в это не верю. Думаю, он резвился с ними. Игры были на грани, но подростки ведут себя подобным образом. Девочки учатся целоваться друг на друге, пацаны меряются пиписьками.
Да, это было действительно так. Райка отрабатывала умение сосаться, как они говорили, в десны на лучшей подружке. Иногда они трогали друг друга за грудь. Немного возбуждались, но далее не заходили. Созрев, обе потеряли к однополому тисканью всякий интерес. Подруга вышла замуж в восемнадцать. За того, ради которого училась целоваться. А Райка хоть и до сих пор оставалась одинокой, отношения с девушками не рассматривала как вариант. И это при том, что в кругах, где она вращалась, однополые связи считались нормой.
– И как хитро поступал Печерский, вводя в коллектив девочку, – продолжила Марго. – Всегда имел одну любимицу, которую превозносил, чтобы получалось что-то вроде собачьей свадьбы. Одна сучка, толпа кобельков. Асексуальных он отсеивал, как и озабоченных. Маэстро нужны были мальчики, но те, в которых играет гормон.
– Да он был чертовым извращенцем, – не удержалась Райка.
– Кто? – каркнула ей на ухо Эмма Власовна. Пока гостья болтала с подругой, она переоделась в домашнее и вернулась в кухню.
– Печерский.
– Еще какой!
– Я слышу старую перечницу?
– Ее самую, – ответила ей Эмма. – А ты кто?
– Маргарита Соловьева.
– Имя мне ни о чем не говорит.
– Я у Печерского в студии занималась.
– Играла Покахонтос? – Бабку переклинило на этом персонаже.
– Нет, я позже пришла. Татьяну Ларину, Кончиту, Русалочку, Эсмеральду.
– Вы ставили «Собор Парижской Богоматери»? – удивилась Райка.
– Отрывок из романа.
– Самый, мать его, чувственный, – снова встряла бабуля. И Райка включила динамик, чтобы в беседе участвовали все. – Этот похотливый енот видел эротизм во всем. Даже на 9 Мая сценки, что показывали дети, были обязательно с телесным контактом. Один солдат выносит другого из-под обстрела, санитарка делает искусственное дыхание раненому бойцу и прочее…
– А Печерский на самом деле на енота похож был, – рассмеялась Марго. – Челка с проседью, клычки и суетливые маленькие лапки.
– Мне он показался красивым, – заметила Райка.
– Естественно. У тебя же отвратительный вкус. Вы бы, Эмма Власовна, видели ее первую любовь. Облезлое чмо. Родись Райка раньше и в наших краях, то втюрилась бы в Маэстро.
– Как, говоришь, тебя зовут? – откликнулась старушка.
– Марго.
– Это ты на водонапорной башне с маленьким гением изображала страсть?
– Ага.
– Тебя Печерский тоже продал столичным продюсерам?
– Нет, мне он только помог готовиться к экзаменам.
– Значит, девчонки не пользовались у них спросом. Только пацаны.
– Вы чего несете?
– Мальчишку этого, не помню, как зовут… Что с тобой играл!
– Родя.
– Вот Родю он и продал. А ты думаешь, как в рекламу попадают?
– Да вы, Эмма Власовна, извращенка похлеще Печерского. У вас больное воображение! Родя был талантлив и имел покровителя. Его привели к нужным людям, те оценили его способности и сняли.
– Если б все было так, не сиганул бы мальчишка с башни, – не унималась бабуля. – А вы все сектанты! Вашим идолом был Печерский. Бедные дети, зомбированные старым, испорченным говнюком, в кого вы превратились?
– Рай, успокой бабулю, – прошептала Марго. – В ее возрасте вредно так нервничать.
– Да, я отключаюсь.
– Ты точно хочешь остаться у нее на ночевку?
– Она гневливая, но безобидная. Все, пока, подруженька!
Райка отключилась. Взяла тарелку, которую Яша опустошил, и стала ее мыть.
А Эмма Власовна взялась за сигарету. Прикурила ее.
Сколько же эта старушка смолит? Или она курит, только когда выпьет?
– Вы были влюблены в Павла? – спросила Райка. Помыв Яшину посудину, она взялась за чашки и ложки, что скопились в раковине.
– Ты с дуба рухнула, девочка? Конечно, нет.
– А Марго считает…
– Бестолковая она. Но чего еще ждать от воспитанницы Пашки? Психика покалечена. Как и у остальных адептов его творческой секты. Уверена, что твоя подружка ничего в жизни не добилась.
– Я тоже. Как и многие другие люди. Вы, к примеру, разбогатели только в старости.
– Дело не в деньгах. Я прогремела на огромную страну, имя которой СССР. И получила от государства много материальных благ, просто распорядилась ими неправильно. Хорошо, дачу эту сохранила, не продала, чтобы одного из мужей из беды вызволить. – Эмма Власовна скурила сигарету меньше чем за минуту. Затушив ее в пепельнице, достала вторую. – Все они были, как я уже тебе говорила, мудаками, но я таких не просто так выбирала. И меня когда-то испортил такой, как Печерский.
– В смысле? Надругался?
– Поработил эмоционально. Но секс тоже между нами был. Вяленький, правда. Я попала под крыло знаменитого писателя. Фамилии называть не буду, он советский классик. Зачем чернить его имя? Тем более о покойниках либо хорошее, либо ничего, а он еще в прошлом веке скончался. – Райка не стала говорить о том, что сейчас никому нет дела до тех писателей. Их произведения даже из школьной программы исключены. – Назовем его Мастером. Он учил меня, поддерживал, вселял веру в свой талант. Но еще и пил энергию, как вампир. Все эти старые гении (даже не гении, просто одаренные и признанные люди) иссякают с возрастом. Им нужна свежая кровь.
– Все старики хотят молодых. Не важно, чем они занимаются.
– Нет, ты поверхностно мыслишь. Возьми Сальвадора Дали. Его Гала была старше физически. Но оставалась эмоционально юной до смерти. Поэтому и вдохновляла. А я быстро иссякла. Хоть внешне оставалась персиком. И Мастер меня выбросил, как отработанный материал. Ладно, я успела поиметь хоть что-то. Иначе осталась бы ни с чем, как твоя подруга. Она ж наверняка играет роли с единственной репликой: «Кушать подано!»
– Спорить не буду. Карьера ее не задалась. Но при чем тут Печерский?
Но ответа Райка не получила. Эмма Власовна вела диалог только на своих условиях. Поэтому продолжила рассказ, проигнорировав вопрос:
– Когда я рассталась с Мастером, то вышла замуж за мужика, кардинально от него отличавшегося. Молодого, простого, сильного. Он был спортсменом-тяжелоатлетом. Гора мышц, в башке одна извилина и та прямая. Мы совершенно друг другу не подходили. Но мне хотелось контраста. Когда я отказалась беременеть в первый же год, он немного потерпел и заделал ребеночка другой бабенке, а развелись мы, когда он уже родился. Два последующих мужа были хуже. Особенно третий. Я решила подпитаться им, молодым, красивым, творческим. И ему готова была родить, а мне уже шел пятый десяток. Но этому не нужно было мое потомство, только денежки.
– Мне жаль, что ваша личная жизнь не сложилась.
– Свою не просри, Покахонтос!
– Парадоксальная вы женщина, Эмма Власовна. В вас уживаются как будто две личности: одна интеллигентная поэтесса, вторая… – говорить «рыночная хабалка» не хотелось, это оскорбление, да еще хозяйки дома, милостиво ее приютившей. – Вторая – грубиянка с рабочей окраины.
– Я и родилась в промзоне города Горького, – хмыкнула бабка. – Я так послать могу, мало не покажется! За это меня Мастер и любил. Не только за молодость, красоту и талант. – Она смачно зевнула. – Ладно, пошли укладываться. Сморило меня с коньяка.
– Яшу тут оставлять?
– Нет, конечно. Он будет лазить везде, шуметь, греметь. Я его на ночь в террариум сажаю. Бери Яшку и тащи в зал, он там стоит, на комоде.
Она так и сделала. Опустила жирное тельце дракончика в емкость размером с конуру для крупного сторожевого пса. Впрочем, в нем могла поместиться и сама Райка. Но ей указали на диван в той же комнате. Сказали, где найти одеяло, подушку и, если надо, белье.
– А помыться можно?
– Если тебя устроит холодный душ. Бойлер шумит, греется долго, а я спать хочу.
– Ладно, я просто оботрусь. – Вставать под холодную воду не хотелось.
Райка быстро привела себя в относительный порядок. Пальцем почистила зубы, трусишки простирнула, потому что сменных не имела. Кроме спальных принадлежностей и свежего полотенца отыскала в шкафу хлопковую футболку до колен. Облачилась в нее. Чем не ночная рубашка? А поутру она все постирает. Видела стиральную машинку, но если та не работает, нагреет воды и ополоснет все руками.
Застелив диван и открыв окно, чтобы дышать свежим воздухом, Райка улеглась. Думала, не уснет так сразу. Час не поздний, место незнакомое, и Яша возится. Но стоило закрыть глаза, как дрема окутала Раю. Но погрузиться в глубокий сон помешала пружина, впившаяся в ребро. Когда боль уже нельзя было игнорировать, девушка перевернулась и долбанулась носом о деревянный подлокотник. Чертыхнувшись, привстала. Ощупала лицо. Вроде не пострадало. Райка перекинула подушку на другой край дивана, стала укладываться, и тут увидела Эмму Власовну. Старушка шла от дома к калитке. Без ходунков, только с тростью. И что-то бормотала себе под нос (ее губы шевелились). Райка глянула на телефон. Прошло пятнадцать минут с того момента, как она улеглась. И это хорошо, потому что впереди целая ночь!
А бабка… Бабка пусть гуляет! Может, у нее старческая бессонница? Или она встречается со старичком-лесовичком?
Конечно же, мудаком, как все ее бывшие…