Сладкий лесной запах мяты и кедра наполняет его теплом, покалывая кожу. Сквозь отверстие между досками пола задувает легкий ветерок, по стене вьется кедровая ветвь и уходит вверх через потолок, она – такая же часть обстановки, как и костровище. Низко рокочет осенняя буря за деревянными ставнями, над почерневшими бревнами вьется огонь, оставляя вкус дыма на кончике языка.

Кин глубоко вздохнул, смакуя запахи. Он понимал, почему Даичи в последнее время проводит так много времени в помещении.

Он прижался лбом к циновке, ожидая, пока старик заговорит.

– Кин-сан, – голос Даичи звучал сухо, словно со дна бутылки с алкоголем. – Добро пожаловать.

Кин поднял голову и сел на пятки.

– Знаете, в этой деревне только вы называете меня так.

– Конечно. И в этом нет ничего удивительного ни для кого из нас.

– Ничего удивительного. Но это разочаровывает.

Глоток чая.

– Кин-сан, ты правда веришь, что детские игрушки и несколько полурабочих сюрикеномётов помогут тебе заслужить их расположение?

– Полурабочих? – Кин попытался скрыть обиду в голосе. – Линия полностью работает, Даичи-сама. Все проблемы с давлением решены, закончены испытания нагрузкой. На завтра я подготовил демонстрацию. Перед всей деревней.

– Даже если эти безделушки сработают, думаешь, люди забудут, кем ты был? Чем ты был?

– Все здесь когда-то были другими. Почему такое отношение именно ко мне?

– Действительно, почему.

Кин вздохнул и закусил губу. Старик сделал еще один медленный глоток чая, не сводя глаз с юноши.

– Играешь? – спросил Даичи.

– Играю?

Даичи кивнул на шахматную доску на столе. Это был прекрасный комплект из обсидиана и нефрита, каждую фигуру которого украшали замысловатые детали. Темные изображали ужасы Йоми: голодных мертвецов, костяных драконов и о́ни во главе с Энма-о и богиней Идзанами на тронах из черепов. Светлые же представляли собой божественных небожителей: Райдзина с его барабанами, Сусано-о и его Меч-Траворез, Аматэрасу, Богиню Солнца, и Цукиёми, Бога Луны. Императором, конечно же, был лорд Идзанаги, Бог-Творец. Доска была изготовлена из мореного дуба и сосны, клетки – инкрустированы перламутром.

В одном из углов стояло клеймо мастера-феникса.

– Какая красота, – сказал Кин.

– Один из осколков моей старой жизни, который я принес с собой. – Голос Даичи звучал мрачно. – Мои мечи, моя дочь и мои сожаления.

– Когда-то вы были железным самураем.

– К моему вечному стыду, – вздохнул Даичи. – Кожу сбросить можно, но пятна от нашего прошлого всё равно остаются на поверхности костей.

Кин смотрел на доску, ничего не говоря.

– Так ты играешь? – повторил Даичи.

– Играю. Но плохо.

– Проигрывая, можно многому научиться. – Даичи опустился на колени у доски с чаем в руке и жестом предложил сесть напротив. – Иногда под небесами нет лучшего сенсея, чем ботинок, бьющий в горло.

Кин встал и занял свое место напротив старика. Он заметил, что Даичи предпочел играть черными, и это сильно удивило его. Первый ход был за нефритом, и Кин совершил стандартный набег пешкой. Даичи немедленно ответил – мозолистые пальцы коснулись черного стекла. Он двигал фигуры твердо, без колебаний и размахивания, словно держал в руках священный меч. В его движениях Кин не заметил никаких признаков возраста или слабости, хотя о его теле сказать то же самое было нельзя.

Они играли молча, беззвучно, если не считать треска кедровых бревен – гимн уходящей осени. Всякий раз, когда Кин поднимал глаза, Даичи смотрел на доску, сосредоточившись исключительно на игре. Кин обдумывал каждый шаг, постепенно переходя к атаке. Даичи прочищал горло и пил чай, а затем двигался, казалось бы, почти не раздумывая, но Кин вскоре понял, что старик был искусным игроком. Его первую атаку он легко отразил, вторая закончилась сокрушительным поражением. Ответный удар Даичи, который угрожал с трех сторон, покончил с Богом Идзанаги.

Кин убрал Бога-Создателя с доски.

– У тебя нет стратегии. – Даичи налил себе еще чая из покрытого сажей чайника у огня. – Ты защищаешься и нападаешь при равных для себя возможностях.

Кин пожал плечами.

– Полагаю, это в моем стиле.

Старик поднял императрицу Кина, которая сидела в тылу нетронутая.

– Держишь ее, как будто она спасет тебя.

– Она – самая сильная фигура на доске.

– Она бесполезна, если ты не пользуешься ею, Кин-сан.

– Потерять ее – значит проиграть.

– Глупость. Лишь одна фигура имеет значение. Только одна. – Он хлопнул своего Императора по голове. – Всё остальное – корм.

– Невозможно выиграть, имея только Императора.

– Достаточно его и одной пешки, если ты лишишь противника всего, что у него есть. Если ты оставишь врага ни с чем, то стоит потерять почти всё.

– Победа любой ценой?

– Ставки требуют убежденности. В этой игре только один победитель, второго нет.

– Вы только что говорили, что поражение может научить многому.

– Говорил. – Даичи вздрогнул, закашлявшись. – Но наступает время, когда цена проигрыша слишком высока. Когда для победы нужно рискнуть всем.

Старика охватил приступ кашля, продолжительный мучительный спазм, который он подавил еще одним глотком чая. Он отдышался, слюнул в огонь, и пламя зашипело. Когда он вытер губы ладонью, сердце Кина сжал холодный страх.

На костяшках пальцев Даичи блестело черное пятно.

– О нет… – выдохнул Кин.

Даичи долго смотрел на пятно, руки у него не дрожали, и дыхание оставалось ровным.

– И наступает время, когда времени не остается совсем, – пробормотал он.

– У вас черная чума.

– Не самый плохой конец. – Даичи пожал плечами. – Есть еще парочка достойных.

– Когда вы узнали?

– Недавно, – прогнусавил старик, принюхиваясь. – Но этого времени мне было достаточно.

– Мне очень жаль, Даичи…

– Не жалей. – Он потер шрамы от ожогов на руках. – Я это заслужил.

– Каори знает?

– Нет. – Старик впился в него взглядом. – И от тебя она тоже не узнает.

– Но она же всё равно в конце концов догадается.

– Со временем. – Даичи пожал плечами. – Со временем всё становится ясным, как дождь в Йиши.

Кин провел ладонью по коротким волосам на голове, по шее сзади. Он почувствовал себя больным, желудок сжался в маслянистый узел. Он думал о судьбе, ожидающей Даичи в конце пути. Конец не воина. И не героя. Он представил черных нищих в сточных канавах Кигена: несчастных, выкашливающих свои легкие, с дрожащими руками, покрытыми черно-красными пятнами.

Он знал, что сделал Даичи. Знал об убийствах, запятнавших его руки, – крестьяне Дайякавы, беременная мать Юкико. Но никто не заслуживал такой смерти.

Даичи сделал еще глоток чая.

– Ты же пришел сюда не для того, чтобы играть в шахматы.

Кин моргнул.

– Нет. Конечно, нет. Я хочу, чтобы ты выпустил Аянэ из клетки.

– Девушка из Гильдии лотоса не сделала ничего, чтобы мы могли ей поверить. Освободить ее было бы неразумно.

– Если вы беспокоитесь о ней, то я могу взять ее на поруки? Я гарантирую…

– Мало кто из наших верит тебе, Кин-сан.

– А вы?

Старик вытер костяшки пальцев о хакама.

– С каждым днем чуть больше.

– Тогда вам лучше знать, что я всё время приглядываю за ней.

– Неужели? А что лучше знать тебе?

Они смотрели друг на друга через остатки войск Кина. Повисла тяжелая, как кирпичная стена, тишина. В глазах Даичи двойным полумесяцем мерцали вспышки огня.

Кин услышал мягкие шаги по площадке и скрип половиц. Тихий стук, дверь распахнулась, пропуская приглушенный дневной свет, всё еще болезненно яркий после долгого пребывания во мраке. Каори неслышно вошла в комнату, бахрома челки была сдвинута назад защитными очками на голове. Шрам сердито сверкал красными точками на коже.

– Отец, пришло сообщение от Рюсаки. Они находятся недалеко от провинции Джукай…

Она резко замолчала, когда ее глаза привыкли к темноте и она увидела Кина, стоящего на коленях у шахматной доски.

– Провинция Джукай? – Кин моргнул. – Вы имеете в виду Пятно? Это туда направляется Рюсаки? Гильдия готовит плацдармы…

Каори беззвучно впилась в него взглядом. Молча. Положив руку на рукоять вакидзаси.

– Мне лучше уйти. – Кин встал, накрыл кулак ладонью и поклонился.

– Неплохо сыграли, Кин-сан. – Даичи кивнул в сторону доски. – Но в следующий раз, надеюсь, ваша атака будет более сильной. Может, завтра?

– Хорошо.

Кин коротко поклонился Каори, но та даже не моргнула. Ее глаза следили за ним, когда он уходил: так хищная птица наблюдает за полевой мышью в тени длинной желтой травы.

Выйдя на свет, он оглядел деревню: мужчины тащили оленину на бойню, женщины ремонтировали соломенные крыши, дети собирались у ног сенсея с меловыми досками в руках. Казалось, что деревья вокруг горят: кроны раскачивались, как языки пламени, извиваясь средь сухих, ломких ветвей. Листья летели меж деревьев, словно звезды с пустого красного неба.

Так много поставлено здесь на карту. Потери будут огромны.

Кин задавался вопросом, действительно ли Даичи рискнет всем ради окончательной победы.

Непрошеные воспоминания о его Пробуждении лезли ему в голову. Сотни светящихся красных глаз как будто на одном безликом лице смотрели на него с гораздо большим восхищением, чем все Кагэ вместе взятые. От этих воспоминаний на него нахлынул страх.

В ночи ударил железный колокол. Зазвенел крик среди деревьев. Одно слово. Кин открыл глаза, склонил голову, пытаясь разобрать его.

– О́ни!

Слабый крик почти потерялся в ночной песне и грохоте бури Йиши.

– О́ни!

Кин вскочил на ноги, спотыкаясь, выбежал из дома и ринулся в сторону криков. Он видел покачивающиеся фонари вдали, слышал нарастающий гул голосов. Под ним колыхались веревочные мостки, босые ноги колотили по необработанному дереву, мертвые листья падали на рычащем ветру. Он наткнулся на группу, собравшуюся у дома Даичи, – Каори, Маро, Исао, Такеши, Ацуши, еще пара десятков мужчин и женщин, все – воины. Даичи стоял в центре, одетый в полосатый железный нагрудник, с огромным мечом одати в руках, длиной как минимум с Кина. Голос старика был хриплым, усталым, но в глазах горел огонь.

– Разведчики сообщают, что к деревне движется военный отряд о́ни из Черного храма. – Взгляд Даичи переходил от одного воина к другому. – Их не меньше двух дюжин.

Раздался обеспокоенный ропот, люди обменивались настороженными взглядами.

– Мужайтесь, – сказал он. – Мы сталкивались с таким количеством и раньше.

– Только тогда с нами была Танцующая с бурей. – Ацуши высказал то, о чем подумал Кин. – Но сейчас ее нет. Вряд ли мы сможем противостоять такой силе без нее.

– У нас есть еще один уравнитель, – сказал Даичи. – Сюрикеномёты Кина проредят ряды демонов в достаточной степени. А с остальными мы справимся. Мы расставим наших бойцов вдоль линии метателей.

Исао покачал головой, повысив голос в знак протеста.

– Даичи-сама, а что, если устройства гильдийца развалятся во время битвы? И мы не сможем маневрировать, если встанем по периметру.

– Соглашусь с Исао-саном, отец. – Каори кивнула. – Предлагаю устроить засаду. Подождем, пока они не зайдут в зону ям-ловушек, а затем ударим с деревьев.

– Мы делали так в прошлый раз, разве нет?

Все взгляды обратились на Кина, пока он говорил. Недоверие. Враждебность. Гнев. Юноша проигнорировал их и посмотрел на Каори.

– Во второй раз нам не удастся так с ними справиться, – сказал он. – Те, кто останется в живых, сообщат своим собратьям, что мы нанесли удар с верхушек деревьев.

– Мы? – Исао плюнул. – Не припомню, чтобы тебя там видели, гильдиец.

– Потому что меня заперли в вашей тюрьме, – ответил Кин. – После твоих угроз перерезать мне горло. Забыл?

Взгляд, полный ненависти. Сжатая челюсть. Исао снова повернулся к Даичи.

– Это безумие, – сказал он. – Мы не можем доверять машинам гильдийца.

– При всем уважении к вам, Даичи-сама, я согласен с Исао. – Ацуши выглянул из-за спины Исао, и в его взгляде мелькнуло что-то похожее на страх. Такеши стоял рядом с ним, нервно обкусывая ногти до мяса.

– Ваши доводы приняты во внимание, джентльмены, – ответил старик.

– Отец…

Даичи мягко положил руку на руку дочери, всё еще не сводя глаз с Кина.

– Ты уверен, что твои метатели сработают, Кин-сан? Мы стреляем не в камни и не в деревья. Это демоны, только что прибывшие из ям Йоми. Ростом в двенадцать футов. С когтями, разрывющими сталь. В их жилах бурлит сила самой Эндзингер.

Кин оторвал взгляд от Исао и посмотрел на старика. Скрипнул зубами, сжал пальцы в кулак, но в животе всё равно сидел страх. Испытания прошли отлично, без потерь давления, без поломок камер. Он знал это. И был готов поспорить на свою жизнь.

– Сработают, – ответил он.

Даичи посмотрел на своих капитанов. Маро молчал, скрестив руки на укрытой за бронью груди, но в его глазах явно читалось отрицание. Каори встретилась взглядом с отцом и покачала головой. Над ними грохотал гром, сотрясая небо, молнии царапали облака, и демоны подходили ближе с каждой секундой.

Даичи снова посмотрел на Кина. Хрипло вздохнул.

– У нас будет небольшой отряд, чтобы устроить засаду на демонов и привлечь их к линии метателей.

– Даичи-сама… – начал Исао.

Холодный взгляд заставил его замолчать. Старик кивнул, а Исао повернулся к своему капитану.

– Маро-сан, возьми с полдюжины Теней и доставь нам о́ни. Остальные, за мной.

Маро мрачно взглянул на Каори, но всё же прикрыл кулак ладонью и поклонился.

– Хай.

Кин заметил, что Исао, Такеши и Ацуши обменялись мрачными взглядами. Что-то их терзало. Отчаяние? Страх? Такеши открыл рот, чтобы заговорить, но Исао покачал головой, жестом призывая к молчанию. Внутренности Кина сковало холодным ужасом. Над верхушками деревьев грянул гром.

– Даичи-сама, – сказал он. – С вашего разрешения, я пойду с вами. Я могу управлять одним из метателей. Тогда у вас будет еще один боец для тех демонов, которые пробьются к линии.

Он говорил и смотрел на Исао, лицо которого стало бледным, как высохшая кость.

– И я буду рядом, если что-то пойдет не так…

Старик кивнул, подавив сухой кашель тыльной стороной ладони.

– Только так и никак иначе, Кин-сан.

Он оглядел своих воинов, и в его серо-стальных глазах отразились вспышки молний.

– Вперед. Отправим это отродье снова в ад.

По листьям над головой равномерно стучал дождь неумолкающей барабанной дробью, утихомиривая всё вокруг. Несмотря на шторм, с Кина по-прежнему лил пот, хотя он уже сел на место оператора-наводчика, прижав влажные ладони к рычагам управления. Он моргнул, чтобы избавиться от жжения в глазах, и, прищурившись, уставился в темноту, слепую, глухую, немую.

Стиснув зубы, Кин крепче сжал рукоятку привода подачи. Вокруг него собирались воины Кагэ, прятались в кустах и ветвях, среди мертвых листьев, не отрывая глаз от линии защиты. Даичи сидел в густых зарослях горного папоротника недалеко от позиции Кина, но его невозможно было разглядеть. Буря нарастала, бил в барабаны Райдзин, и гром сотрясал всё вокруг. И оставшись там, пожираемый страхом, среди бури и растущих сомнений, Кин снова и снова возвращался к знакомой мантре – словам, которые он знал наизусть и объяснял ими всё, что ему когда-либо нужно было знать.

Сейчас он чувствовал себя голым. Крошечным. И его единственным утешением и единственной уверенностью был металл под руками. Он собрал эти машины смерти, извлек из сожженных обломков и наполнил новой жизнью – он знал это. Но демоны? Дети Эндзингер? Его воспитали по-другому – в презрении к этим предрассудкам. Сказки о богах и богинях – это костыли для людей без кожи. Для тех, кто никогда не дышал теплым иссиня-черным дымом в Палате Дыма. Ему никогда не показывали их Правду.

Вдалеке раздался крик – грохочущий, хриплый рев. Шторм приглушал звуки, похожие на музыку. Звон стальных литавров, периодически прерывающий барабанную дробь туч, топот тяжелых шагов и бегущих ног среди бурления потопа. Несколько раз коротко свистнула ночная птица – это сигнал подготовиться к атаке. Кин прищурился, вглядываясь в темноту, и увидел крохотные фигурки, закутанные в темную пятнистую ткань, которые изо всех сил мчались к линии метателей. А за ними…

Кин никогда не видел ничего подобного. Даже в своих самых мрачных фантазиях. На них скачками надвигались демоны, издавая хриплый рев и рык. Налитые мускулы рук, таких длинных, что костяшки пальцев волочились по земле. Страшные черные когти. Цвет кожи – разные оттенки синего, от полуночного до лазурного, размытые в холодной тьме, освещаемой только неистовыми молниями и кровавым светом их собственных горящих глаз. Лица, словно возникшие из ночных кошмаров, были украшены ржавыми металлическими кольцами. Изо рта торчали клыки. В руках – мечи и боевые дубинки, длинные и достаточно острые, чтобы повалить даже самое крепкое дерево. Они издавали страшные звуки, которые ревом неслись среди леса, и язык их был черным, как грех.

– Идут, – сказал Даичи.

Маро и его разведчики быстро двигались, мелькая между ямами Кагэ, за ним неотступно следовали демоны. Один из них попался в ловушку глубиной двадцать футов, замаскированную ветвями и мертвыми листьями, и свалился вниз головой на острия бамбуковых пик, где и нашел свою могилу. Клинок Маро почернел от крови. Разъярившись, о́ни неосторожно бросились вперед, и еще один из демонов угодил в ловушку. Но их было много – несколько десятков, огромного роста, и смерть их собратьев, казалось, только разжигала их ярость. Гортанный рев и рыки, светящиеся, налитые кровью глаза, проткнутые кольцами губы, оскал кривых зубов. Длинными резкими скачками они всё быстрее приближаются к убегающим разведчикам.

Пальцы Кина сжались на пусковом рычаге. Дыхание участилось. Его переполнял страх.

– Давай, – выдохнул он. – Быстрее…

Один из разведчиков споткнулся о корень дерева и упал в ил. Преследовавший его о́ни в мгновение ока взмахнул тэцубо и с восторженным воем обрушил его на жертву, превратив несчастного в кровавое месиво. Остальные разведчики продолжали бежать сквозь кусты ежевики и папоротника, хватаясь за ветки.

Не время горевать. Кин прицелился в грудь демона.

– Быстрее…

В небе вспыхнула молния, залив всё ярко-белым светом. Грохнул гром, встряхнув его до костей. И, когда демоны наконец оказались в пределах досягаемости, Маро подал сигнал, и все разведчики бросились за камни или упавшие стволы, вне поля зрения и вне опасности.

– Ну… – прошипел Кин.

Даичи поднялся из своего укрытия и поднял вверх одати.

– Огонь!

Кин нажал на рычаг, почувствовал, как качнулся его метатель и – бах! бах! бах! бах! – эти слегка приглушенные звуки зазвучали песней, сияющей, яркой, ревущей, наполняющей воздух смертью. Его машину трясло, точно истерящего младенца. Когда Кин подкручивал ленточные устройства подачи, метатель визжал и вздрагивал, и выплевывал сжатый газ с каждым вылетающим сюрикеном. Смерть с бритвенно-острыми краями, вращаясь, летела из каждого ствола, сверкая под дождем. Когда снова ударила молния, Кин, задыхаясь от восторга, увидел, как начали падать один за другим о́ни, зажимая горло, грудь и живот, как летела черная кровь, брызгами между каплями дождя, как вылезали из орбит налитые кровью глаза от шока и удивления, что воздух вокруг них несет смерть.

Звучало многократное эхо, сотрясая Кина до глубины души. Металл под ним стонал, вздрагивал и качался, когда созданные им механизмы рвали линии демонов, как раскаленный клинок плавит снег. В первые несколько секунд упала целая дюжина о́ни, продырявленных сюрикенами, и он задохнулся от восторга. На какой-то краткий миг среди бойни он взглянул на Даичи с безумной ухмылкой на лице. Старик оглянулся на Кина, одарив легким кивком, который на прекрасное короткое мгновение согрел его, наполнив ощущением, о котором он почти забыл.

Гордость.

Грудь распирает от гордости.

А потом метатели перестали срабатывать.

Первым взорвался третий номер, уплотнения его запальных камер лопнули, как переполненные воздушные шары, наполняя тьму резкими звуками. Следующим стал метатель Кина. Яркая вспышка света, выброс пара – и металлическое животное, которым он так замечательно управлял, замерло, повиснув, точно марионетка с порванными нитями. Затем, почти одновременно, закашляли и замолкли все остальные, клацая заклепками, как люди, умирающие от черной чумы. Смертносный грохот сменился умирающим рокотом и шепотом дождя, едва слышным после оглушающего хора.

От страха у него перехватило дыхание и сжалось сердце. Он слез со своего места и стал рассматривать разорванные уплотнения, прижимая пальцы к повреждению, как будто одной лишь волей мог его исправить. Но времени нет. Совсем…

– О нет… – выдохнул он.

Сквозь деревья разносился рев, черный и мучительный. Подняв глаза, Кин увидел, как из-под покрова древнего клена выглянула высокая фигура. Голову украшал череп какого-то огромного орла, грудь закрывала костяная броня. О́ни казался выше своих собратьев, а кожа его была темной, почти черной – сплошные мускулы, сухожилия и клыки. Демон поднял боевую дубинку, усеянную ржавыми железными заклепками, вдвое больше Кина, и замахнулся ею в сторону метателей, ощерившись клыками.

Ревущая ненависть.

Даичи покачал головой, вытер дождь с лица. Его взгляд был прикован к демонам, когда другие Кагэ вышли из укрытий, собравшись вокруг своего лидера. Их клинки сверкали под вспышками молний. Разведчики мчались через поляну, чтобы воссоединиться с остальными бойцами. Демоны собрались вокруг своего ужасного предводителя. Их осталось с полдюжины, окровавленных и мрачных. Но всё же они были весьма опасными противниками для горстки мужчин и женщин вдвое меньше их, вооруженных крошечными заостренными зубочистками.

В свете налитых кровью глаз мелькали угрюмые ухмылки.

Даичи бросил на Кина мрачный взгляд. Холодный, пустой. И гордость, распирающая его грудь за мгновение до этого, рухнула на сломанных крыльях, уступив место холодному страху. Плечи поникли. Руки дрожали. Губы приоткрылись, будто он хотел что-то сказать, но не находил слов.

Даичи повернулся к своим воинам. Посмотрел на каждого стальным взглядом. И, подняв клинок, указал на стаю демонов.

– Банзай! – крикнул он.

– Банза-а-а-ай! – прорычали в ответ две дюжины Кагэ.

Снова грохнул гром, и воины ринулись через поляну с высоко поднятыми клинками. Кин слез с метателя, пригнулся к мокрой земле, наблюдая, как бросаются навстречу друг другу враги сквозь струи дождя. Крошечные фигурки и гигантские порождения ада двигались под вспышками молний. Сердце бешено колотилось в груди. Во рту появилась горечь. Паника, вина и ярость ослепили его. Он оглядел свою бесполезную линию защиты из метателей. А Бог грома смеялся над ним.

А во тьме продолжалась битва, и Кин, спотыкаясь, бросился туда же, сняв с пояса тяжелый гаечный ключ – его единственное оружие. У него не было воинской подготовки, но он всё равно не мог сидеть сложа руки и ничего не делать. Под дождем качались и танцевали фигуры, неслись крики боли и ужасный рев, заполнявшие интервалы между раскатами грома. Вон там, на левом фланге, бьется Каори – просто размытое пятно в темноте. А там, в самой гуще – Даичи. Его клинок залит темной кровью. Он двигается как будто под музыку, взлетая без остановок: шаг, ложный выпад, атака, удар. Огромный двуручный меч – словно продолжение руки. Взмах, и на землю в темных брызгах летит отсеченная нога демона, липкая, черная, а за ней и ее воющий хозяин. Шаг влево, небрежное движение, и клинок вонзается в горло, и жертва падает, захлебываясь кровью. Так поэт пишет свой шедевр теплыми черными чернилами.

Толпа колышется и бурлит. Под ударами падают и о́ни, и Кагэ. Каори обрушивает клинок на спину одного демона и вонзает его в основание черепа. У Маро вдоль бока безвольно свисает рука. Он сражается рядом с Исао и Такеши. Втроем они рубят на куски своих врагов, вспарывая им животы и пробираясь по щиколотку в клубках кишок. Расклад сил постепенно меняется в пользу Кагэ. Но предводитель о́ни расчистил целую полосу, уничтожая врагов и устремляя взор на Даичи, который являл собой угрозу. И тут Кин закричал, предупреждая его.

Старик повернулся, и сталь клинка вспыхнула. А когда демон попытался обрушить на него свою боевую дубинку, сделал шаг в сторону. Вокруг летела грязь и мертвые листья. Глаза Даичи сузились от презрения, он шагнул вперед и вспорол демону живот. Кин побежал по грязи, и о́ни маячили во мраке перед ним. Ему удалось увернуться от клинка, хотя он чуть не упал на скользком ковре из мертвых листьев. Но тут к демону подоспели три Кагэ. В груди Кина росла паника и осознание того, что ему здесь не место – нет у него никакого дела на поле битвы с гаечным ключом в руке и страхом в сердце. Но всё же развернулся и оказал сопротивление, ударив демона по голени, когда тот повернулся к нему лицом. Кина затрясло, в нос ударил смрад погребальных костров. Демон ревел так, будто у него во рту поселились все обитатели ада. Кин откатился в сторону, клинок о́ни пронесся над его головой, но тут сзади ударили Кагэ. Сталь и дождь, кровь и гром. Когда Кин вскочил на ноги, у него в глазах мелькали черные пятна, но он сумел разглядеть Даичи сквозь ослепляющий ливень.

Грудь старика вздымалась, губы были сжаты в нитку, клинок – залит кровью. Предводитель демонов неистово размахнулся. Даичи нанес ему с дюжину ран – ударил по рукам, ногам, животу, лицу. Но сам о́ни не смог задеть старого железного самурая. Глаза его горели яростью, пылающей, словно разгневанная богиня Солнца, и застилающей глаза. Монстр бросился вперед и получил еще одну рану. Старик дрался, будто строгал дерево, отрезая кусок за куском и отступая из зоны поражения, чтобы потеря крови и усталость сделали большую часть тяжелой работы за него. Сила Йоми против силы жизни под опекой стали. Ярость всех адов против спокойствия, рожденного в сердце настоящего тигра, и любви к клинку во время сражений.

Всё шло как надо, пока старик не закашлялся.

Поначалу он захрипел, и глаза его чуть расширились. Сделал влажный вдох, плотно сжав мышцы. Уклонился от удара и закашлялся. Сильно, мокро, прижав одну руку к груди, как будто успокаивая боль. Отвернувшись от рычащего демона перед ним, Кин крикнул, призывая Каори, и бросился сквозь дождь к Даичи. Старик пошатнулся, прижав рот к рукаву, и, когда он взялся за клинок, собираясь отразить очередной жестокий удар, Кин мог поклясться, что видел темное пятно на его губах. Спазм черной чумы настиг его, как назло, именно сейчас! Болезнь разъедала грудь старика, медленно уничтожая его.

Даичи упал, всё еще кашляя, Каори поднялась из дымящихся остатков трупа темного демона и закричала сквозь шторм. Маро ответил криком: «За Даичи! Даичи!», и Кагэ бросились на помощь своему лидеру, высоко подняв клинки. И предводитель о́ни замахнулся своей боевой дубинкой, оскалил зубы в ухмылке, со свистом обрушил ее, и меч Даичи разлетелся на сверкающие осколки. Старик зашатался, пытаясь судорожно вздохнуть, и тут предводитель демонов нанес ему жестокий удар прямо в грудь.

Каори и Кин закричали, когда Даичи пролетел с полдюжины футов и рухнул на землю, истекая кровью. Предводитель демонов шагнул вперед, намереваясь убить старика, и высоко поднял свою боевую дубинку. И тут Кин с отчаянным криком швырнул свой гаечный ключ – крошечный блестящий кусок металла – в это возвышающееся над ним чудовище. Бросок был точным, и ключ влетел в затылок предводителя, не нанеся особого вреда. Но этого хватило, чтобы демон притормозил, рыкнул и отступил на дюйм, и в этот момент приблизилась Каори. Она налетела как черная акула в кровавой воде, оттолкнулась от пня и прыгнула в воздух. Она вонзила клинок в спину предводителя демонов. Спустя еще одно мгновение нанес удар Маро, рассек ему ахиллово сухожилие. Чудовище с ревом упало на одно колено. Тогда на него набросились и другие – Исао, Ацуши, Такеши, их лезвия поднимались и опускались, как ножи на скотобойне, и под этим потоком из дождя и мерцающей стали предводитель демонов упал и забился в конвульсиях. Последний удар, от уха до уха, нанесла Каори, навсегда успокоив его. Из разреза шипящим фонтаном хлынула черная кровь.

– Отец! – закричала она, падая на колени рядом со стариком. Даичи лежал на спине, прижав руку к груди, на губах у него пузырилась черная кровь. Вокруг собрались другие Кагэ с бледными и испуганными лицами.

Когда Кин подошел к ним, он заметил несколько мрачных взглядов, услышал проклятия, брошенные ему вслед из-за сломавшихся метателей. Он услышал слова «проклятый» и «гильдиец», ощутил бурлящий вокруг гнев, и его снова до краев заполнил холодный ужас. Он попытался протолкнуться сквозь толпу к Даичи, но путь ему преградила тяжелая рука Маро. Капитан Кагэ смотрел на него с горькой яростью.

– Держись от него подальше, – прошипел он.

– Я могу помочь е…

– Ты и так уже сделал достаточно, ты, безбожный маленький ублюдок, – прошипел Маро.

– Маро, забудь о гильдийце! – закричала Каори со слезами на глазах. – Помоги мне с отцом!

Капитан с рычанием отвернулся от Кина и опустился на колени рядом с Даичи. Четверо Кагэ подняли старика на плечи, и он закричал, схватившись за ребра. Рот снова окрасился кровью. Каори велела им бежать и быстрее доставить своего павшего лидера в лазарет к Старой Мари. Бросив полный ненависти взгляд на Кина, она приказала нескольким воинам осмотреть поле битвы и убедиться, что мертвы все демоны. Остальным поручили помочь раненым собратьям.

Над головой грохотал гром. Ветер продирался сквозь деревья. Дождь шипел, как змеиное гнездо. Прихрамывая, потрясенные, истекающие кровью Кагэ направились в убежище в деревне. И посреди всего этого стоял Кин, потерянный, плывущий по течению. Один воин толкнул его, другой плюнул ему под ноги. А он устремил полный муки взгляд на безмолвные метатели, на разорванные уплотнители, снова задаваясь вопросом, как такое могло произойти. Сломаться мог один. Максимум два. Но чтобы из строя вышли сразу все?

Пошатываясь и борясь с тошнотой, он поплелся под дождем к своей позиции.

– Гильдиец.

Услышав голос Исао, он остановился. Он должен был остановиться и посмотреть ему в глаза.

Под дождем стояли все трое. Исао. Ацуши. Такеши. Руки скрещены на груди, пальцы сжаты, на лицах – гнев и презрение. Такеши сделал шаг навстречу, но Исао задержал его и что-то пробормотал так тихо, что Кин не услышал. Зарычав, Такеши повернулся, и они вместе с Ацуши направились к павшим о́ни. Переходя от тела к телу, они перерезали глотки демонам преисподней, добивая тех, кто еще был жив. Струйки черной крови искрились под дождем.

Исао остался стоять – глаза прищурены, в ножнах за спиной меч. Медленно подняв одну руку, он указал на Кина и затем сделал резкое движение по горлу, как бы перерезая его.

У Кина от ужаса скрутило живот. Другие Кагэ уже ушли. Он понимал, что остался один. Совсем один. И эта мысль вдруг с ясностью вспыхнула в его голове. Поэтому он бросился в кусты, в тень, направляясь к тюрьме Кагэ, в единственное место, куда он мог прийти. Теперь он знал, что те трое не остановятся ни перед чем. Если они захотят это сделать, они пойдут на все.

Он вспомнил, как Исао просил Даичи не сражаться на линии метателей. Он умолял об этом, почти в отчаянии. И теперь Кин наконец понял почему. Пока он бежал, у него в голове возник образ – Исао рассекает ему горло, и в мерцающем свете бури он видит черное пятно смазки контрольного устройства.

Пятна смазки на его руках.