Книга: Предатель рода
Назад: 17 Самый сладкий яд
Дальше: 19 Ловить небо

18
Схемы

Аянэ начинала походить на человека.
На голове немного отросли волосы, черные, как вода в заливе Киген. Несмотря на то что она находилась в камере, горный воздух шел ей на пользу. Кроме того, Кагэ позволили ей несколько раз посидеть на солнце, которое слегка подрумянило ее кожу. Кормили ее свежей рыбой и диким рисом, и она слегка поправилась. А когда смеялась, глаза ее вспыхивали огнем, как фейерверки во время празднования дня Бога Идзанаги.
Кин сидел рядом с ее камерой, разложив перед собой лист рисовой бумаги и несколько угольных мелков. Аянэ села напротив, скрестив ноги и сложив за спиной паучьи конечности.
– С бровями тебе лучше, – улыбнулся он.
– Странные ощущения. – Аянэ, нахмурившись, потерла лоб.
– Ну, тебе идет. Выглядишь весьма изысканно.
Тогда она выпятила подбородок и драматично приподняла бровь, и они оба рассмеялись. Прямо как настоящие люди.
– Прошлой ночью мне приснился сон, – сказала она. – Это мой первый сон после Пробуждения, насколько я помню. С тобой такое случалось?
– Нет. – Кин качнул головой. – Мне снится только один сон. Снова и снова.
– Ужасно, да?
– Я привык. А что тебе снилось?
Она уставилась на пальцы, переплетенные на коленях. Щеки залились легким румянцем.
– Ты, – сказала она.
Кин растерялся. Он прокашлялся, на губах отразилось нечто среднее между улыбкой и гримасой, щеки вспыхнули. Аянэ смутилась, сконфуженно усмехнулась и стала оглядывать помещение в надежде зацепиться за что-то взглядом и, наконец, посмотрела на бумагу, разложенную у его ног.
– Так… это ваш печально известный периметр защиты?
– Ага, это так… – Он кивнул, стараясь по возможности быстро сменить тему. – В любом случае это просто схема. Настоящая система почти завершена. Мы сняли с останков броненосцев семь тяжелых сюрикеномётов, установили их возле ям-ловушек. Питатели я модифицировал, чтобы они работали на ручном пуске, но давление в камерах сгорания все равно падает. И я никак не могу понять, в чем дело. – Он пожал плечами.
– Не знаю, почему ты меня спрашиваешь. – Она положила подбородок на сложенные руки, разглядывая рисунки карими глазами. – Это же ты работал в секторе боеприпасов. А я просто лже- особь, не забыл?
– Ты была лже-особью.
Припухшие губы расплылись в еще одной маленькой смущенной улыбке.
– Если честно, я никак не привыкну так думать.
– Всегда лучше, если посмотрит еще кто-нибудь. Кроме того, ты умеешь обращаться с механизмами. Уж это я точно знаю.
– Было бы проще, если бы вместо планов и схем я увидела изменения воочию.
– Я работаю над этим. – Кин пожал плечами. – Но у Кагэ другое на уме.
– Араши… В смысле, Юкико?
– Прошло восемь дней. Она уже должна бы вернуться.
Аянэ смотрела на него через решетку, наклонив голову.
– Ты беспокоишься?
– Немного, – вздохнул Кин. – Но она с Буруу. Он не даст ее в обиду.
– Скучаешь по ней?
– Почему ты спрашиваешь?
– Ну, просто… – Аянэ прикусила нижнюю губу. – То, как ты о ней говоришь… Я подумала, может, у тебя к ней особое отношение.
– Не возражаешь, если мы не станем это обсуждать?
– Прошу прощения. – Она протянула руку сквозь решетку и нежно погладила его по колену. – Я уверена, что с ней всё в порядке.
Кин мягко сжал ее пальцы и перевел взгляд на чертежи.
– Ну что за милая картина…
Аянэ вздрогнула при звуке этого голоса, а Кин медленно повернулся. Внутри него заворочался холодный страх. Они стояли в дверях – трое молодых людей примерно его возраста, с тяжелыми взглядами и с мечами в руках. Кин почувствовал прилив адреналина – инстинктивная реакция пойманного животного. В голове пронеслись мысли о побеге и драке.
Он поднялся на ноги, сжав челюсти, и поочередно взглянул на каждого юношу.
– Привет, гильдиец. – Исао провел ладонью по тонкой щетине на подбородке, затем – по пучку длинных темных волос. Его лицо казалось угловатым, скорее грубо вырезанным, а не вылепленным рукой Создателя. Он был мускулистым и загорелым. Короткие рукава не скрывали шрамов от ожогов на месте ирэдзуми.
Двое других юношей стояли в дверях позади него. Кин знал их имена: маленький и жилистый – Ацуши, который нашел Аянэ в яме, и его двоюродный брат Такеши, крупный, с корявым лицом – именно он прервал поцелуй с Юкико на кладбище. Руки сложены перед собой, челюсти сжаты, очки скрывают твердость и сталь в глазах. Оба прорычали приветствия, заканчивая их словом «гильдиец».
– Меня зовут Кин, – сказал он.
– Дерьмом тебя зовут, – выплюнул Исао.
– Чего вы хотите, Исао-сан?
– Скройся, выродок, – прорычал Ацуши.
– Я никуда не уйду.
Исао шагнул вперед, сжав кулаки. Он был немного моложе Кина, но крупнее, с обветренной кожей. И у него был опыт участия в схватках.
– Вы отправитесь в подземный мир Йоми за то, что сделали с этими островами. Ты и эта маленькая сучка с паучьими лапами. – Он указал на Аянэ, бледную с широко открытыми от страха глазами. – Ты и все тебе подобные – это яд.
– Мы не похожи на них, Исао. – Кин облизнул губы, пытаясь сдержать гнев в голосе. – Вы не представляете, чего нам стоило прийти сюда. Вы ничего о нас не знаете.
– Я знаю, что ты – предатель. – Исао сделал еще один шаг и теперь находился всего в нескольких футах от него. – Лжец, который продал своих. А теперь ты тут и распространяешь заразу в моей семье. Игрушечками, которые ты делаешь для детей. Твоими расчудесными машинами, плюющимися ядом в…
– Они не используют чи, идиот, – выплюнул Кин. – Метатели сюрикенов – это всего лишь гидравлика и сила газа. Не нужно сжигать лотос, чтобы…
– Как ты меня назвал? – ощерился Исао.
– Ты слышал.
– Пожалуйста… – начала Аянэ. – Мы не хотим проблем.
Исао плюнул на террасу и уставился на девушку.
– Мои мать и отец умерли от черной чумы. Отравились из-за твоих машин, которые засирают небо. Мать Такеши казнили за подстрекательство к мятежу, когда ему было шесть лет. Сестру Ацуши сожгли на чертовом столбе ваши ублюдочные чистильщики. – Он прищурился. – Думаешь, нас волнует, чего ты хочешь?
– Мы собираемся помучить тебя, гильдиец. – Такеши хмуро посмотрел на Кина, скривив челюсть и хрустнув костяшками пальцев. – Пока ты не начнешь визжать от боли.
– Мы будем мучить тебя до тех пор, пока ты не поймешь, что тебе здесь не место, – сказал Исао. – До тех пор, пока ты и эта сука не вернетесь в свою пятистенную яму и не оставите нас в покое.
– Держись от нас подальше. – Кин сдержал дрожь в голосе и поднял кулаки. – Я серьезно.
Исао засмеялся и посмотрел на своих товарищей.
– Смотри-ка, он серьезно…
Удар Кина пришелся ему в челюсть. Голова Исао откинулась назад, из губы потекла струйка крови. Исао отшатнулся, когда Кин схватил его за воротник, яростно размахивая свободным кулаком. Он нанес еще один сильный удар, на сей раз – в висок, сбил Исао очки, но тут друзья, наконец, вырвали его из рук Кина.
Кина ударили в живот, дыхание у него сбилось, и в это время его сбили с ног. Он упал, стукнулся головой о решетку, и в глазах у него вспыхнули яркие звезды. Аянэ закричала, когда его дважды пнули по ребрам, и он свернулся в клубок. Вслепую он набросился на одного юношу, схватив его за голень.
– Хочешь немного подраться, да?
Исао перевернул Кина на спину, а Такеши схватил его за ноги, удерживая их на месте. Младший сел ему на грудь, прижав руки Кина коленями. Кровь из его разбитой губы капала на щеку Кина. Исао вытащил нож из своего оби, разорвал тунику Кина и вдавил острие клинка в штыковой выход под ключицей. Когда он повернул клинок, Кин почувствовал, как движется кабель под его кожей. Металлы производили ужасный звук – будто целовались.
Скр-р-р-ритч. Скр-р-р-ритч.
– Прекрати! – закричала Аянэ. – Пожалуйста!
– Ты заплатишь за это. – Исао облизнул разбитую губу. – А когда мы закончим, мы, может быть, откроем эту клетку и немного поиграем с твоей сестренкой. Как думаешь, ей понравится, гильдиец?
В глаз Исао полетел плевок.
– МЕНЯ ЗОВУТ КИН!
– Эй вы! – раздался женский крик. – Оставьте его в покое!
Кин услышал, как хлопают по половицам сандалии, почувствовал, как хватка на его груди ослабла. Исао встал, вложил танто в ножны и вытер с лица слюну. Его щеки вспыхнули от ярости, дыхание стало частым, тяжелым. Кровь его была красной, точно израненное небо, а нижняя губа уже опухла.
Кин перекатился на колени, чувствуя позывы рвоты, и схватился за ключицу. Превозмогая боль, он сквозь пот разглядел, что в дверном проеме стоит Старая Мари, размахивая тростью, такой же древней и узловатой, как и она сама.
– Ну-ка отошли от него, – голос старушки был хриплым от возмущения. – Давай, давай. Трое против одного! Не стыдно?
Юноши выругались и поплелись к двери. Исао поправил очки, скривив губы в ухмылке. Он указал на Кина и сплюнул кровь себе под ноги.
– До завтра, гильдиец.
Старая Мари протолкнулась между выбегающих юношей, ударив Такеши тростью по спине. Аянэ потянулась через решетку и схватила Кина за руку.
– Вот же Первый Бутон! С тобой все в порядке?
Ему потребовалась минута или две, чтобы отдышаться. Затем он присел, упершись одной ладонью в пол. Дотронулся до ребер, поморщился и со стоном выпрямился.
– В порядке…
– Какой позор! – Мари стукнула тростью по доскам, хмурясь вслед юношам. – И что с того, что Исао и Такеши сражались в битвах с о́ни? Подумали бы прежде, а потом учили их владеть мечом. Сенсею Рюсаки следовало сначала научить их чертовой вежливости.
Кин посмотрел на старуху и попытался изобразить улыбку, но получилась гримаса. Она была на добрый фут ниже него, худая как щепка, со сгорбленной спиной, будто она несла на своих плечах весь мир. Одной рукой она сжимала трость, в другой держала корзину с рыбой и рисом. Кожа ее напоминала шкуру животного, седые волосы были собраны во вдовий пучок, под слезящимися глазами залегли мешки, такие тяжелые, что Кин удивлялся, как она вообще что-то видит. Она заведовала лазаретом Кагэ, ухаживала за Кином, когда он приходил в себя после тяжелой и долгой дороги в Йиши. Ее манеру ухода за больным вряд ли можно назвать тактичной – скорее наоборот, но она достаточно хорошо его подлатала.
– Ты – чертов дурак! – Она окинула его все еще сердитым взглядом с головы до ног. – Сцепился сразу с троими. Кем ты себя возомнил? Кицунэ-но Акира? У старых Танцующих с бурей были грозовые тигры, которые помогали им в бою.
– Они загнали нас в угол! – Поморщившись, он дотронулся до входного разъема у воротника. – Я сделал всё как надо. Мужчина должен встречать врагов лицом к лицу.
– Э-эх, мужчина! Готов сразиться с целым миром в одиночку?
– По крайней мере, готов постоять за себя.
– Лучшее, что ты можешь сделать, – это рассказать Даичи.
– Нет. – Аянэ умоляюще посмотрела на старуху. – Не хочу никому создавать проблем.
– Даичи всё равно, Мари, – вздохнул Кин.
– Ну и оставайся в дураках. – Мари пожала плечами. – Вот если бы Юкико была здесь, она бы…
– Но ее здесь нет. И сам я иногда думаю, какого черта здесь делаю я.
Кин провел рукой по отросшим волосам, сдерживая гнев. После таких разговоров Аянэ вряд ли станет легче. Да и ему они не идут на пользу. Он вздохнул и покосился на старуху.
– А как вы сюда попали?
– Услышала, как кричит лже-особь.
– Ее зовут Аянэ.
Старая Мари поджала губы, совершенно не обращая внимания на девушку за решеткой.
– У тебя что, нет других дел? Кроме как изображать боксерскую грушу? Тебя искал Рюсаки.
– Я знаю, знаю. – Он указал на смятые планы, разбросанные по полу. – Я как раз собирался пойти к линии защиты.
Старуха хмуро вздохнула.
– Ну что ж, я несу завтрак мальчикам. Можешь идти за мной. Только осторожно. И не подходи слишком близко.
Кин повернулся к Аянэ.
– С тобой здесь всё будет в порядке?
Она испуганно улыбнулась.
– Мне все равно деваться некуда.
– Если хочешь, я приду вечером, чтобы посмотреть, как ты?
– Хай. – Улыбка стала шире. – Конечно, буду рада.
Кин собрал раскиданные планы, кивнул на прощание и похромал за дверь. Старая Мари шла впереди, ее трость громко стучала по покачивающимся мосткам. Она кивала и улыбалась другим жителям деревни, старательно игнорируя Кина и притворяясь, что они не вместе. Даже с занятыми руками старуха на удивление проворно спустилась по извилистой лестнице из спрятанной в лесных ветвях деревни. Кин ковылял за ней, и осенние запахи ласкали его нежными руками, а теплый аромат успокаивал боль от ударов на ребрах. Они шли через лес, украшенный цветами зелени и ржавчины. Отойдя подальше от деревни, старая Мари замедлила ход, чтобы Кин мог догнать ее. Она молчала, но иногда он замечал, как она наблюдает за ним краем опухшего глаза.
Наконец, добравшись до первой позиции, Кин обнаружил группу Кагэ, которая стояла рядом с изогнутой, угрожающего вида глыбой тяжелого сюрикеномёта. По правде, это была не самая красивая штуковина, которую Кин когда-либо создавал. Четыре длинных, плоских ствола, перекрученный узел гидравлики и подающих ремней – всё это держалось на вкопанной в землю треноге из наспех сваренного железа. Сиденье наводчика-оператора, закрепленное с задней стороны метателя, могло поворачиваться вместе с орудием. К основанию Кин прикрутил баллоны со сжатым газом, на турель намотал кабели, как клубок змей. После выстрела метатели плевались и кренились, словно буйные алкаши, и были ненамного точнее.
«Ну и уроды – как мальчишки-проститутки, которых можно снять за медную монету». Так описала их Каори, когда впервые увидела, и Кин не мог с ней не согласиться. Но, как бы некрасиво они ни выглядели, испытания прошли успешно, если не считать колебаний давления. Лес напротив метателей был искромсан по аккуратной дуге в 180 градусов – от кустарников остались жалкие пеньки, молодые побеги лишили голов, а на древних стволах кровоточили рваные трещины.
Еще полдюжины огневых точек было установлено вдоль северо-западной границы деревни, в горах и у ям-ловушек. Кин превратил территорию Черного храма в относительно безопасную зону. Разведчики Кагэ по-прежнему патрулировали в дебрях, хоть это и было опасно. Но, если дойдет до нападения, им, по крайней мере, не придется сражаться врукопашную с легионом двенадцатифутовых подземных демонов.
Наверное, это хорошо, поскольку, если что, Юкико не сможет помочь им…
Кин вздохнул, внутри у него все сжималось от беспокойства. А когда он вспоминал о поцелуе Юкико, сердце начинало биться чаще. Он знал: Буруу никогда не допустит, чтобы с ней что-то случилось, но он переживал, ведь ее так долго нет и нет никаких известий…
Кагэ, собравшиеся вокруг метателя, были облачены в одежду оттенков осеннего леса. Они ступали по шуршащим мертвым листьям сапогами джика-таби. Большинство мужчин смотрели на Кина с подозрением, остальные – с откровенной враждебностью. Самый старший из присутствующих, сенсей Рюсаки, был членом военного совета Кагэ и известным мастером меча, который служил еще в старой команде Даичи. Загорелый, бритоголовый и с длинными черными усами. Ему не хватало передних зубов – привет из юности, когда он дрался в барах (в одном из немногих натянутых разговоров, которые он вел с Кином, он посоветовал остерегаться хорошеньких девушек со старшими братьями). Почти всегда он насвистывал сквозь эту щербину.
Капитан стоял с измазанным маслом подбородком, держа в руке гаечный ключ, и улыбался Старой Мари. Старуха отдала ему корзину с едой и быстро напомнила, как следует питаться правильно.
После проповеди Мари Рюсаки взглянул на Кина и критически прищурился.
– Ранило в бою, мальчик?
– Да, просто стычка. – Кин снова потер входной разъем.
– Судя по всему, довольно серьезная. – Капитан указал на руку Кина.
И тот понял, что из-за драки с Исао и его друзьями рана, которую он получил во время атаки на броненосцы, вскрылась. Сквозь ткань на плече сочилась кровь, меняя серый цвет на темно-красный.
– Тебе надо в лазарет, – сказал Рюсаки. – Чтобы тебя там подлатали.
– Старая Мари уже дважды назвала меня дураком сегодня утром. – Кин указал на женщину. – Думаю, на сегодня достаточно.
Рюсаки беззубо ухмыльнулся Мари.
– Мама докопалась до нашего маленького гильдийца?
– Хм-м. – Старуха окинула Кина хмурым взглядом с головы до ног. – А что делать, если он такой дурак, что выступил сразу против троих юнцов? Он должен благодарить Кицунэ, что у него только шов разошелся.
– Троих? – Рюсаки приподнял бровь. – С кем ты связался, малец?
– Это неважно, Рюсаки-сама. – Кин поклонился. – Спасибо за беспокойство.
Капитан полминуты смотрел на него, затем пожал плечами и обратил взгляд на метатель.
– Сегодня рано утром мы провели тестовый запуск всей линии. Метатели с четвертого по шестой показали себя на удивление хорошо. У номера один нарушилась герметичность, и он потерял силу; а у второго, третьего и седьмого всё еще падает давление. Но мы решим это. Каори совсем не понравилось, когда Даичи одобрил это твое безумие, но, может, это и хорошо.
– Думаю, что могу решить проблемы с давлением. – Кин поднял свои схемы. – У меня в голове уже почти всё готово.
– Это хорошо. После землетрясения о́ни взбесились хуже, чем работники публичного дома в Доктауне в день выплаты жалованья солдатам.
Мари хлопнула его по руке.
– Следи за своим грязным языком в беззубой яме, а то я мыло принесу…
Капитан тихо усмехнулся, присвистнув сквозь щербину в зубах.
– Прошу прощения.
Рюсаки перевел взгляд на северо-запад, улыбка медленно исчезла, а глаза сузились в тусклом свете. Кин стоял рядом с ним, глядя в сгущающуюся тьму. Поднимался ветер, завывая меж деревьями, на окрестных вершинах набирала силу буря. Где-то на севере грохнул гром, вокруг капитана, кружась, сыпались на землю листья.
– Знаю, что ты не участвовал в битве прошлым летом, малец, – мрачно сказал Рюсаки. – Знаю, что ты никогда не видел ни одной из этих тварей вблизи. Ты производишь впечатление человека, который не верит в то, чего не видел собственными глазами. Но эти о́ни – их выплевывают прямо из подземного мира Йоми, не сомневайся, и наши разведчики за последние два дня заметили целые стаи этих ублюдков, болтающихся возле Черного храма. Думаю, что из-за землетрясения одна из трещин в горе увеличилась, и через нее полезли более мелкие твари. Прямо из чрева Эндзингер, которая ненавидит мир людей.
– Тогда нам лучше приступить к работе, – сказал Кин.
Рюсаки кивнул.
– Кстати, завтра я уезжаю. Меня не будет примерно пару недель, так что отчитываться будешь перед Каори.
Кин мысленно застонал.
– Куда вы направляетесь, Рюсаки-сама?
Капитан хорошо скрывал свое недоверие, но Кин всё еще чувствовал, как оно покалывает его кожу.
– На юг, – ответил Рюсаки.
Кин поджал губы и медленно кивнул. Большего он и не ожидал. Повернувшись к метателю, он снял кожух с ударного механизма. Поставив его на землю, он вздрогнул и потер свое окровавленное плечо. Старуха смотрела на него, было в ее глазах нечто, напоминающее чувство вины.
– Послушай… Если хочешь, возвращайся со мной, я зашью тебе рану…
– Я в порядке, – сказал Кин. – Честно.
Мари поцокала языком.
– Ты напоминаешь мне моего мужа, гильдиец. Он тоже был упрям, как мул. Вплоть до того самого дня, когда его убили.
– Я признателен вам, Мари-сан. – Кин перевел взгляд на машину, стараясь сдержать гнев в голосе. – Но я могу позаботиться о себе сам.
– Пусть будет по-твоему, – вздохнула Мари. – Я буду в лазарете, когда уляжется пыль. Но ты дурак, если думаешь, что справишься со всеми своими проблемами в одиночку.
Кин вытащил гаечный ключ из-за пояса и со вздохом осмотрел огневую точку.
– Мужчина может и помечтать…
* * *
Сотни красных, как закат, глаз уставились на Кина с таким обожанием, на какое только было способно стекло. Море латунных лиц, гладких и невыразительных, заливало самые темные уголки. Бесконечное повторение одной и той же итерации: ни индивидуальности, ни личности, ни эмоций, ни человеческой природы, а только острые, как бритва, контуры. Его собственное лицо, но абсолютно чужое. Снова, и снова, и снова.
Желтые стены, по которым стекали капли влаги, песнь двигателей, поршней и шестеренок звучала монотонным гулом, периодически сбиваясь с ритма, который засел в основании его черепа, пустил там корни и теперь царапал глаза. И он – стоит над ними на помосте, смотрит на их перевернутые лица, чувствует успокоительный вес металла на теле и знает, что он – дома.
Они звали его по имени.
Он широко раскинул руки, огоньки их глаз отражались в гранях его кожи. Кончики его пальцев, манжеты рукавиц, края наплечников были украшены филигранным тиснением темно-серого цвета с легким голубым отливом. Новая кожа для его тела – кожа высокого ранга, привилегий и авторитета. Всё, что они обещали, все, чего он боялся – сбылось. Было Правдой.
Было Истиной.
Они – собравшиеся сятеи – назвали его имя, подняв руки вверх. И даже когда он задержал дыхание, чтобы потом заговорить, слова звучали в его голове как похоронная песня, и он чувствовал: всё, что осталось от его души, ускользает вверх, исчезая во тьме.
Он знал, что спит. Знал, что это всего лишь видение тринадцатилетнего мальчика, который бьется в Палате Дыма, пока яд проникает в его легкие. Одно и то же видение преследовало его каждую ночь с момента его Пробуждения. Но он всё еще ощущал вкус лотоса на языке, тяжесть кожи на плоти и мучительный страх, когда перед ним обнажалось его Предназначение.
Толпа внизу замолчала. Он смотрел на алые точки величиной с булавочную головку, светящиеся в темноте, которые раскачивались и мерцали, как светлячки на зимнем ветру. И он закричал – яростно, металлическим голосом, приглушенным латунью на губах.
– Не называйте меня Кин. Это не мое имя.
Во сне он почувствовал, как его губы скривились в улыбке.
– Зовите меня Первый Бутон.
Назад: 17 Самый сладкий яд
Дальше: 19 Ловить небо