10

В пятницу Бериев доложил о проделанной работе:

– Кайгородова Елена Петровна, 1965 года рождения, уроженка нашего города. Вот ее фото. – Он выложил на стол фотокарточку с отметкой фотосалона «Тайга» в углу.

– Какой у нее печальный взгляд! – удивился Ефремов. – Ее что, перед фотосалоном обворовали?

– Да нет, похоже, она всегда была такая: грустная, задумчивая, беззащитная.

Елена Кайгородова была запечатлена на фотографии в положении «классический полуоборот», или «три четверти». При такой съемке опытному фотографу удается скрыть мелкие дефекты лица и подчеркнуть глаза человека на портрете. Как ни странно, в фотосалон Кайгородова пришла в школьной форме с комсомольским значком на груди.

– Если бы я встретил такую девушку и она бы попросила меня помочь, я бы, не задумываясь, пошел за ней, – оценил Кайгородову Ефремов. – Есть в ней что-то по-детски беззащитное и трогательное. Представляю, как за ней мальчики бегали в школьные годы. Сколько ей здесь лет? Семнадцать? Странно, что я ее совершенно не помню. Я посмотрел свои записи за ноябрь-декабрь 1982 года. У меня стоит в плане допросить Кайгородову, а вот вызывал я ее или нет, уже не помню.

– Могу тебя заверить, вот этой милой девушки, – Бериев постучал пальцем по фото, – вот этой печальной красавицы больше нет.

– Рассказывай! – потребовал Игорь.

– Жизнь Елены Кайгородовой делится на две части. В первой – нет ничего необычного или интересного, а вторая начинается 1 января 1988 года. В тот день за праздничным столом сидели родители Елены и гости. Под утро матери стало плохо, защемило сердце. Елену послали на улицу – найти работающий телефон-автомат и вызвать «Скорую». Но сам понимаешь, как в новогоднюю ночь «Скорая» работает! Короче, пока девчонка бегала по микрорайону, пока звонила, пока «Скорая» выехала на вызов, матери стало хуже, и отец принял решение самостоятельно доставить ее в больницу. Один из гостей, приехавший на праздник на личном автомобиле, вызвался помочь. Он, слегка пьяный, сел за руль, отец Кайгородовой – рядом, мать – на заднее сиденье. При повороте на областную больницу автомобиль занесло на скользкой дороге, и они врезались в столб. Отец умер на месте, водитель и мать сильно не пострадали.

– Место рядом с водителем – самое опасное. При аварии шофер инстинктивно поворачивает влево и подставляет переднее пассажирское место под удар.

– Слушай дальше! Мать после обследования травматологом кладут в реанимацию кардиологического отделения. Две недели она борется за свою жизнь, идет на поправку, и ее переводят в общую палату. Дочь все это время не могла увидеться с матерью – врачи не пускали. Наступает момент встречи, и мать умирает на руках у Кайгородовой. Вскрытие показало, что у нее после аварии оторвался тромб, блуждал по организму и дошел до сердца в самый неподходящий момент. Картину представил? Девчонка только что похоронила отца, и на тебе! Прямо у нее на руках! Короче, Кайгородову из кардиологии увезли в психушку и продержали там два месяца, пока она в себя не пришла. Дальше – больше. Девушка возвращается домой, а там – голые стены! Пока она лечилась, воры из квартиры все вынесли, только громоздкую мебель оставили.

– Преступников нашли?

– О краже никто не заявлял. Кайгородову прямиком из отчего дома вернули в психбольницу и держали там до мая месяца. Врачи бы раньше ее выписали, но куда? Представь: у девчонки ни вещей, ни документов – ничего нет. И тут происходит чудо – ее из больницы забирает родной брат, откинувшийся из зоны раньше времени. Брата Кайгородовой зовут Евгений, он на восемь лет старше ее. Судим дважды за кражи. Во время второй ходки подсел на наркотики и чуть не раскрутился на новый срок, но в самый разгар разбирательств руководство колонии узнало о гибели его родителей и подало документы на условно-досрочное освобождение. Я говорил с одним очевидцем его возвращения. Он утверждает, что Евгений вернулся с пачкой денег в руках. Где он их раздобыл – неважно, суть вот в чем: сразу же после возвращения Евгений организует у себя дома наркоманский притон. Сестра поначалу сопротивлялась, а потом подсела на иглу и стала проституткой. Не уличной проституткой, а такой, домашней. Брат сдавал ее на ночь за небольшие деньги, которые тут же тратили на наркотики. Короче, после возвращения брата девушка Лена исчезла, а появилась опийная наркоманка по кличке Кася. У ее брата кличка Жекася. Кася – скорее всего производное от их фамилии.

– Печальная история. Что дальше?

– У Кайгородовых была двухкомнатная квартира на улице Волгоградской. К концу 1988 года денег на наркотики стало не хватать, торговать «дурью» брат с сестрой еще не научились, и они поменяли квартиру на двенадцатиметровую комнату гостиничного типа. Как квартиры на гостинки меняют, знаешь?

– Знаю. Так называемый «обмен с доплатой», завуалированная форма продажи жилья.

– Летом 1989 года, – продолжил Лаврентий, – Кайгородовы меняют гостинку на частный дом. Я проверил адрес, куда они должны были заселиться. Этот частный дом сгорел еще шесть лет назад. Фактически они продали гостинку, не получив никакого жилья взамен. С 1989 года Кайгородовы кочуют по притонам, живут где придется.

– Сколько она на игле сидит? Три с половиной года? – подсчитал Ефремов. – Как она до сих пор не сдохла от такой жизни?

– За последние два года она четыре раза «омолаживалась».

– Обалдеть! Где она направление брала? К наркологу по месту прописки ходила?

– «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте», – стихами Шекспира ответил Бериев. – Жил у нас в городе сорокапятилетний холостяк по фамилии Евдокимов. В конце 1989 года он лечился от алкоголизма. В больнице познакомился с Кайгородовой. Ее туда поместили принудительно – в каком-то притоне бесчувственную обнаружили и увезли в наркологию, чтобы не умерла от передозировки. Там она пришла в себя, расплакалась перед главврачом, и он оставил ее на месяц – пройти курс лечения. После выписки Евдокимов взял «шефство» над Кайгородовой: пытался устроить ее на работу, лечил раз за разом, из притонов вытаскивал. Деньги у него, судя по всему, были – Кайгородова «омолаживалась» без направления от участкового врача. В ноябре прошлого года он устал бороться с дружками Елены и перевез ее к себе. Стали они жить вместе. Он не пьет, она не колется. В начале декабря Евдокимов вернулся домой, а там Елена с дружками и братом вещички его пакуют. Брат Кайгородовой бросился на хозяина в драку. Пока они по полу катались, один из наркоманов сходил на кухню, взял нож и убил Евдокимова ударом в сердце.

– Что-то я не помню такого дела, – нахмурился Ефремов. – Когда это было? В прошлом году?

– Убийцу в тот же день взяли. Фамилия его Батин. Кайгородова, ее брат и вся остальная шайка пошли свидетелями по делу. Игорь, на убийство областники выезжали, а потом дело на сопровождение в районный отдел передали. У нас тогда запарка была, вот мы и не принимали в нем участие.

– Фамилия Батин мне о чем-то говорит, но так, смутно… Как им покушение на кражу отмели?

– Кайгородова на первом же допросе сказала, что Евдокимов насильно удерживал ее в своей квартире, насиловал, издевался. Она решила от него сбежать, попросила брата с друзьями помочь забрать вещи. Ее личные вещи. Тут появился хозяин, бросился на брата в драку, и один из друзей брата случайно убил его. Ткнул ножом по самую рукоять в спину – и на тебе, прямо в сердце попал!

– Понятно. Конец года, план, никто с кражей заморачиваться не стал. Убийство раскрыли по горячим следам – и слава богу! Обычная история. Сколько сволочей на воле гуляет из-за этого плана, кто бы знал! Мне, кстати, десять лет назад не дали Козодоева раскрутить по этим же причинам. Конец года, план, проценты – вот Сережа Козодоев и ушел от ответственности. Где сейчас Кайгородова?

– По притонам где-то шляется. Своего-то угла у нее нет.

– Брат ее живой?

– Пока – да… Вот что, Игорь, не мое дело с советами лезть, ты старше меня и опытнее, но, позволь, я кое-что скажу. С кем бы я ни говорил о Кайгородовой, все в один голос заявляют: она – двуличная мразь. Когда ей надо, она перед тобой на колени встанет и будет ревом реветь, свою несчастную долю оплакивать. Как только отвернешься – обворует тебя и все деньги на наркотики спустит. Она уже давно деградировала и превратилась в конченую наркоманку, в беспринципное, на все способное существо.

– Спасибо за совет! Только я жениться на ней не собираюсь. Меня Кайгородова устроит такая, как она есть. Мне с ней детей не крестить. Ты приготовил сведения, где ее искать?

– Держи. – Лаврентий протянул начальнику скрепленные канцелярской скрепкой листочки с рукописным текстом. Под скрепкой была крохотная фотография молодого коротко стриженного мужчины. – Это ее брат после освобождения. Паспорт он не получал, так живет.

После ухода Бериева Игорь взялся читать справку о предполагаемом местонахождении Кайгородовой, но мысли его были где-то далеко, и текст не воспринимался.

«Не первый год работаю с Лаврентием и только сейчас обратил внимание на его щегольские усики. Отпустить такие же? Нет, усы будут меня старить. В моем возрасте экспериментировать с внешностью уже поздно. С другой стороны, тридцать пять лет – разве это возраст? По меркам того же Живко, я еще юнец. Интересно, как он там, на пенсии? С его-то энергией, да остаться без дела – это катастрофа. Теперь о птичках, вернее, о зеленых американских долларах. Римма Витальевна пообещала за работу десять тысяч. Я никогда не имел дела с американскими деньгами и не представляю их покупательную способность. Что можно купить на один доллар в России? А в США? Официальный курс доллара в этом месяце 450 рублей. Моя зарплата в переводе на баксы приблизительно 15 долларов. Итого, Козодоева обещает мне разом выплатить зарплату за 55 лет. Стоит соглашаться или нет? Если не вдаваться в детали, то, конечно же, стоит. Но если поразмыслить, то нет. Новенький „ВАЗ-2109“ стоит 4000 долларов, то есть Римма Витальевна хочет купить меня по цене двух с половиной автомобилей. Не слишком ли дешево за грязную и рискованную работу? Если я попадусь на фальсификации доказательств, то одним увольнением из милиции не отделаюсь. Два „корыта с болтами“ – это не цена за перспективу оказаться за решеткой. Это насмешка, издевательство над здравым смыслом – на кону стоит миллион, а меня, как глупого ослика морковкой, подманивают одним процентом от стоимости активов СГТС. С другой стороны, активы надо еще продать. Вряд ли у Риммы Витальевны сейчас есть даже десятая часть от предполагаемого миллиона. Но это не моя забота. Где хочет, пусть там и берет. Я за копейки голову в петлю совать не буду… О, еще момент! В Америке пачка „Мальборо“ стоит один доллар. У нас – 150 рублей. Если купить в США десять тысяч пачек „Мальборо“ и продать их здесь оптом по 100 рублей, то получится…»

Игорь начал делить и умножать на бумажке, но тут же подумал, что у него нет доверенного человека в США, и никогда не будет, и все эти подсчеты – бред и ерунда, ничем не подкрепленные фантазии, и незачем на них тратить время.

– Так всегда! – сказал он, разорвал бумагу с подсчетами на мелкие кусочки и выбросил в урну.

В семь часов вечера Игорь поехал на встречу с Козодоевой. По пути на остановку он почувствовал за собой слежку.

«Если это не паранойя, то меня кто-то ведет. Кто это может быть? Бандиты, коллеги или некая третья сила, о которой я пока не знаю? Посмотрим, кто это может быть. У меня в запасе есть минут сорок, так что можно поиграть в сыщиков и шпионов. Шпионом, судя по раскладу, буду я».

Похвалив себя за предусмотрительность, Ефремов сел на автобус, идущий в противоположном направлении от места встречи. Через три остановки он вышел на многолюдном проспекте и быстрым шагом двинулся в глубь микрорайона. Пока Игорь шел по узкому, едва очищенному от снега тротуару, чувство «взгляда в спину» не покидало его. Быстрым, едва уловимым со стороны движением Ефремов провел рукой по груди, проверил пистолет в наплечной кобуре.

«Проклятье! – мысленно выругался он. – На кой черт я вырядился в эту „Аляску“? Если придется доставать пистолет, то я потеряю полсекунды на то, чтобы расстегнуть „молнию“ на куртке».

Игорь похлопал себя по карманам и, словно не нашел в них сигареты, полез за куревом во внутренний карман. Сторонний наблюдатель не заметил бы в его действиях ничего подозрительного. Спешит куда-то мужчина, хочет закурить на ходу, а сигареты в пиджаке лежат. С кем не бывает!

Не высовывая руку из-под одежды, Ефремов достал из кобуры пистолет, сунул его спереди за пояс брюк.

«Так-то лучше будет! – решил он. – Теперь надо прикинуть, кто может меня вести, кому я в последнее время мог перейти дорогу. Могут за мной послать „хвост“ лидеры организованной преступности? Могут, только зачем? Мафиози занимается шестой отдел, а мы у них так, на подхвате. Большого смысла следить за мной с их стороны я не вижу. Кто остается? Мои коллеги. Сейчас, говорят, в областном УВД появилась какая-то служба по проверке личного состава. Но на кой бы черт я им сдался? За мной каких-то явных грехов нет. В политику я не играю, куда не просят – не суюсь. Может быть, этот „хвост“ как-то связан с Риммой Витальевной? Вряд ли. Она – битая карта. Без мужа Римма Витальевна – никто, и звать ее никак».

Неожиданно Ефремов развернулся и пошел в обратную сторону. Навстречу ему попались два азиата в тощеньких пуховичках, женщина с ребенком, двое поддатых мужиков и подозрительного вида молодой человек в норковой кепке.

Не сбавляя хода, Игорь вошел в первый попавшийся гастроном, повернул в подсобные помещения. В плохо освещенном коридоре на пустых ящиках курили грузчики. Увидев незнакомца, нагло вторгшегося на их территорию, грузчики вскочили, но Игорь тут же усадил их на место:

– Спокойно! Уголовный розыск!

На ходу Ефремов показал мужикам служебное удостоверение, вышел на улицу через служебный выход, обогнул здание и оказался на тротуаре с другой стороны. Азиаты, женщина и пьяненькие мужики шли по своим делам во дворы девятиэтажек. По пути они не оглядывались, неожиданными маневрами Ефремова не заинтересовались. Парень в кепке исчез. Игорь вернулся в торговый зал гастронома и отыскал его. Незнакомец тыкал двузубой вилкой в хлеб, искал буханку посвежее.

«Слежка за мной была, я чувствовал ее. Кто мог меня вести? Двое азиатов? Вряд ли. Они заметны за километр: роста небольшого, одеты по-осеннему, а шапки на головах лохматые, из собачьего меха. Русские так не одеваются. У нас, если готовишься к морозу, то весь одеваешься потеплее, а не частями. Женщина, когда я поравнялся с ней, посмотрела мне в глаза. Шпик не имеет права встречаться взглядом с объектом наблюдения, так что женщину я тоже отброшу. Пьяные мужики вели себя вызывающе, матерились на всю улицу. Для скрытой слежки такое поведение не подходит. Если бы они решили внезапно напасть на меня, тогда прикинуться пьяными – самый раз, но они-то мимо прошли. Кто остается? Этот субъект в норковой кепке? Одет он как блатной, а рожа – интеллигентская. Подозрительно, конечно, но он, когда я вернулся в магазин, не метался по залу в поисках исчезнувшего объекта наблюдения, а хлеб выбирал».

Игорь вышел на улицу, закурил. Через несколько минут подозрительный субъект вышел из магазина, прикурил у Ефремова и удалился в сторону школы.

«К черту! – решил Игорь. – Здесь, у гастронома, я больше ничего нового не узнаю».

Игорь отбросил окурок в сугроб и быстрым шагом пошел в темноту дворов. Срезав путь к проспекту через гаражи, он вышел на остановку, сел в первый попавшийся автобус и начал кружить по городу. На встречу с Риммой Витальевной Ефремов опоздал на полчаса, зато был уверен, что «хвост» за собой не привел.

Козодоева дожидалась Игоря в кафе на бульваре Машиностроителей, практически в центре города. Вечером, в пятницу, посетителей в кафе было немного – цены кусались, выбор блюд был небольшим, а сервис – на уровне советской забегаловки начала 1960-х годов. В те годы в столовых обслуживали официантки – неприветливые мрачные тетки в несвежих передниках.

– Прошу прощения, что опоздал. Дела! – Игорь сел за столик, заказал кофе. – Римма Витальевна, я подумал над вашим предложением и счел, что работа, которую вы хотите поручить мне, вполне выполнима.

– Спасибо! – обрадовалась Козодоева.

– Я, не откладывая дело в долгий ящик, начал готовиться к «мероприятию»: подобрал исполнителей, продумал сценарий. Не позднее, чем в середине января, я смогу арестовать вашего сына.

– Здесь – задаток. – Козодоева достала из сумочки конверт, положила на стол перед Игорем.

Ефремов, не открывая, спрятал конверт во внутренний карман пиджака, достал сигареты, уронил пачку. Поднимая сигареты, он мельком оглядел зал. Ничего подозрительного.

– Тут только часть денег, – стала объяснять Римма Витальевна. – Вторую половину задатка я смогу собрать на следующей неделе.

– Поговорим о деньгах, – улыбнулся Ефремов. – Я тут посчитал на досуге и пришел к выводу, что за такую опасную работу десять тысяч – маловато, но для вас, Римма Витальевна, я ее сделаю. Но при одном условии.

Расслабившаяся в начале разговора Козодаева напряглась. Добрая улыбка, с которой она встретила Игоря, сползла с лица, губы невольно поджались. Всем своим видом она показывала: «Какие еще условия? Что это за новости?»

– Работа, которую предстоит сделать, состоит из двух этапов. Первый – подготовительный, и второй – арест Сергея. Мое условие касается второго этапа. До того как я защелкну на вашем сыне наручники и отправлю его в ИВС, я должен жениться на вашей дочери.

– Что?! – приподнялась Римма Витальевна.

– Это еще не все, – продолжил Ефремов. – Я не могу жениться на такой хорошенькой, миловидной и умной девушке, как Оксана, просто так. Для обеспечения моего семейного счастья вы дадите за Оксану приданое – пятьдесят тысяч долларов США.

– Я ничего не понимаю. О чем вы говорите?

– Все вы прекрасно понимаете, – жестко осадил собеседницу Ефремов. – Я хочу жениться на вашей дочери. Вы станете моей тещей. Я буду называть вас «мама», а вы меня – «любимый зять Игорек». Если это условие не будет выполнено, то ни о какой работе не может быть и речи.

– Вы не шутите, Игорь Павлович? Вы, часом, не пьяны?

– Римма Витальевна, если вам надо время подумать, то я согласен. Как меня найти, вы знаете.

– Я вижу, что ошиблась в вас, – сухо сказала Козодоева. – Прощайте, Игорь Павлович, и забудьте о нашем разговоре. Деньги можете оставить себе.

Римма Витальевна встала, расстегнула сумочку, вынула из кошелька две купюры, небрежно бросила на стол.

– Это за кофе, – надменно сказала она.

– Путь к единоличному управлению СГТС лежит через ЗАГС, – спокойно продолжил Ефремов. – На вас я жениться не могу и, честно говоря, не хочу. Поговорите с дочерью. Я буду для Оксаны хорошим мужем.

– Сказала бы я тебе, чьим ты мужем будешь, да материться в общественном месте неприлично. Ты на себя посмотри, а потом о ЗАГСе думай.

Поджав губы, Римма Витальевна вышла из кафе. Ефремов улыбнулся ей вслед, подозвал официантку и заказал пятьдесят граммов виски. На сто граммов денег у него с собой не было.