Глава 12
2 сентября 1929 г.
Лейнсборо, Нью-Гэмпшир
Теперь я уже ощущаю ее. Чувствую, как она плавает внутри меня, словно маленький головастик, как она с каждым днем растет и набирается сил. Я ем шпинат, печенку и сырые яйца, чтобы она росла быстрее. Каждый день я хожу на реку, сажусь на траву и подолгу разговариваю с моей девочкой, слегка похлопывая себя по животу ладонью. Тук-тук, малышка, ты дома? Ты меня слышишь, моя единственная? Стрекозы, сверкая алмазными крыльями, порхают вокруг нас, словно феи, а сверчки поют нам свои лучшие песни. Лето подходит к концу, но еще очень тепло, и я снимаю туфли и зарываюсь пальцами в спутанную, нагретую солнцем траву. Ты – моя сбывшаяся мечта, говорю я дочери, и мои слова сливаются с негромким журчанием реки. Иногда мне даже кажется, что я обращаюсь к ней не на английском, а на каком-то другом языке – на языке воды, быть может.
– Я ощущаю, как она толкает меня пяточкой, – говорю я Уиллу. Он смеется и отвечает, мол, еще рано, но он ошибается. Я чувствую эти толчки – легкие, как удары крыльев мотылька, залетевшего ко мне в живот.
Пританцовывая, я хожу по кухне и повторяю нараспев:
– Да, сэр, это мой ребенок! Нет, сэр, я его чувствую, что бы вы ни говорили.
Уилл смеется, берет меня за руки и танцует со мной.
* * *
Я получила очередное письмо от Элизы. У нее замечательные новости: буквально на днях маленький Чарли Вудкок встал на ножки и сделал первый в жизни шаг. И пусть он ходит пока не очень уверенно, главное – ходит! Это чудо, пишет Элиза. Самое настоящее чудо. Его родители, разумеется, в восторге. Они уже решили задержаться в отеле еще на две недели, чтобы маленький Чарли мог подольше принимать целебные ванны.
* * *
Моя сестра Бернис прислала нам одеяльце, которое она сшила для ребенка своими руками, – очаровательное атласное одеяльце, украшенное большими желтыми звездами. Я тоже понемногу шила занавески для детской: сидя за новеньким «Зингером», я нажимала ногой на педаль и негромко напевала себе под нос в такт каждому движению: «Я – миссис Монро, и я шью занавески для детской!» Для занавесок я выбрала очаровательную кремовую ткань, которую задумала обшить широкой желтой каймой – в тон звездам на одеяльце, которое прислала сестра. Уилл выкрасил свою старую колыбель белой краской, а я начала наполнять шкаф маленькими одежками: мягкими фланелевыми рубашками, ползунками, вязаными шапочками и носочками. Больше всего мне нравились крошечные ботиночки из мягкой белой кожи – время от времени я доставала их из шкафа и говорила им «Привет!», а потом надевала на пальцы и стучала ими по столу, притворяясь, что ботинки танцуют джигу. Кроме того, я купила большую яркую картину, на которой был изображен павлин, – она напоминала мне об отеле и волшебном источнике. Картину я повесила над колыбелью, думая о том, какие замечательные, светлые сны будут сниться маленькой девочке, которая растет внутри меня.
Немало хлопот доставлял мне осенний праздник, до которого оставалось уже меньше месяца. Списки гостей, расписания, накладные – за всем нужно было следить, и следить внимательно. Уилл говорил мне, что я похожа на маршала, планирующего генеральное сражение, и предупреждал, что я не должна слишком утомляться. Но я и не утомлялась; я испытывала только здоровую усталость, и это было даже приятно. Откровенно говоря, я только радовалась, что у меня есть чем заняться. Я давно знала: если у тебя есть какое-то дело, время летит незаметно, а мне только того и надо было.
И каждую ночь мне снился отель и бассейн с удивительной водой. Во сне мне чудилось, будто он окликает меня по имени и зовет искупаться. «Иди, поплавай! – слышалось мне. – Иди скорее, моя любимая крошка!» Почти всегда я соглашалась и медленно сходила в воду, чувствуя, как она баюкает и ласкает мое тело, словно умелый любовник, как нашептывает на ухо нежные слова и обещания, открывает секреты, которые не дано знать никому больше. Однажды вода сказала мне, что у нее есть имя. Какое же, спросила я, и вода шепнула: «Мое имя похоже на журчание потока, который бежит глубоко под землей. Оно просачивается сквозь песок, размывает камень, обращает железо в прах. Но ты все равно не сможешь его выговорить, даже если будешь стараться всю жизнь».
Еще мне снилось, будто я достаю из воды ребенка – моего ребенка, рожденного водой, драгоценный дар, явившийся из глубины и, как мне казалось – откуда-то не из нашего мира. У крошечной девочки, которую я держала в руках, были жабры и плавники, но я все равно любила ее, любила так, как не любила еще никого и никогда.
«Она наша, – шепнула вода. – Твоя и моя».
* * *
9 сентября 1929 г.
Сегодня пришло новое письмо от Элизы.
«Дорогая Этель!
К сожалению, у меня ужасные новости! Маленькая Марта Вудкок упала в бассейн и утонула. Ее брат Чарли ходит почти нормально, его ножки с каждым днем становятся все сильнее. Его родители были на седьмом небе от счастья, пока не произошло это несчастье с Мартой. Вчера она куда-то ушла из столовой одна, но ее никто не хватился. Мы здесь уже привыкли, что девочка ходит везде сама, здоровается с постояльцами или навещает меня в саду. А спустя два часа родители нашли ее в бассейне. Они, конечно, сразу ее вытащили, но было уже поздно. Как ты понимаешь, для них это была настоящая трагедия, да и для всех нас тоже.
Из-за этого случая Бенсон принял решение на время закрыть отель. Через неделю мы снова откроемся, но сначала нужно принять меры предосторожности. Бассейн огородят высоким забором, сделают стенд с веревками и плавательными кругами, кроме того, у воды будет постоянно дежурить спасатель.
Кажется невероятным, что с Мартой могло случиться такое несчастье. Она была такой живой, такой радостной и счастливой! Я помню, как мы вместе гуляли в розарии и она держала меня за руку и расспрашивала о цветах, а теперь ее нет, и это просто ужасно!
В городе много говорят об этом случае, да и мои родные, конечно, тоже в курсе. Некоторые утверждают, что чего-то подобного следовало ожидать. «Источник не только дает, но и берет», – говорят они. Неужели это правда? Мысль об этом мешает мне заснуть, и чем больше я об этом думаю, тем страшнее мне становится.
Твоя Элиза Хардинг».
Я несколько раз перечитала письмо, чувствуя, как по спине стекает холодный пот. Первым моим побуждением было рассказать о смерти Марты Уиллу, но я не смогла. Я открывала рот, чтобы заговорить, но слова застывали на языке. В конце концов я отправилась в ванную и восемь раз вонзила в себя булавку. Крошечные капельки крови на моей бледной коже расцветали, будто диковинные цветы, образуя правильную окружность. Наконец я успокоилась настолько, что вернулась в столовую и присоединилась к Уиллу за обеденным столом. Пока мы ели, я улыбалась, кивала и болтала какие-то глупости, но все это время я мысленно повторяла как заклинание: «Я – миссис Монро. Я обедаю со своим мужем. У нас очаровательный дом, и мы ждем ребенка. Все хорошо, хорошо, хорошо».
Кровь просочилась сквозь мои чулки и засохла на них маленькими темными пятнышками.
