Глава 10

– Этель! Этель! – Уилл тряс меня за плечо.

Я открыла глаза и села. Сердце бешено стучало в груди, ночная рубашка промокла от пота.

– Опять кошмары? – участливо спросил он, нежно гладя меня по волосам.

Я только кивнула. Меня не оставляла уверенность, что чудовище, преследовавшее меня во сне, только что выскользнуло из комнаты, каким-то образом проникнув в реальный мир из мира сновидений.

Выскользнуло, оставив после себя острый запах сырости и тухлых яиц.

– Ты чувствуешь этот запах? – проговорила я.

– Какой запах? – несколько нервно спросил Уилл.

– Ах нет, это просто мой сон… Какая я глупая!.. – Я выдавила смешок, чтобы показать ему, что все это действительно глупости. Бледный квадрат окна на противоположной стене начинал светлеть, и я подумала, что солнце, должно быть, только что взошло.

– Пойду приготовлю завтрак.

Уилл несильно сжал мою руку.

– Это всего лишь сны, Этель. Не думай о них, они не причинят тебе вреда.

Я не ответила. Накинув халат, я вышла на кухню, насыпала в перколятор кофе и поставила на плиту.

Проблема была не только в странных снах и кошмарах, которые терзали меня чуть не каждую ночь. С некоторых пор я наблюдала у себя некоторые физиологические симптомы: легкую тошноту, тяжесть в груди и отечность ног. Некоторые из моих платьев стали мне откровенно тесноваты в поясе, но я все еще не смела признаться себе, что моя надежда сбылась. Во всем виновата слишком сытная пища, говорила я себе, – все эти торты со взбитыми сливками, булочки с маслом, запеченные яйца и прочие лакомства. Надо будет поменьше есть, пока меня окончательно не разнесло.

Каждое утро, едва проснувшись, я отправлялась готовить завтрак, в надежде отвлечься от того, что занимало меня сильнее всего. Я приносила в столовую свежие газеты и читала Уиллу заголовки: президент Гувер отпраздновал свое пятидесятипятилетие (на торжество были приглашены Чарльз и Энн Линдберг); Бейб Рут совершил пятисотую круговую пробежку; Уинстон Черчилль выступил с речью в Оттаве. Я читала, и мне казалось странным, что Земля продолжает вращаться как ни в чем не бывало, а газеты печатают фотографии людей, которые даже не подозревают о моем существовании.

– Я – миссис Этель Монро из Лейнсборо, штат Нью-Гэмпшир, – шептала я им, чтобы они знали.

Иногда, когда я чувствовала себя совершенно растерянной и мне начинало казаться, что я куда-то уплываю, я до крови колола себя булавкой.

С Элизой Хардинг мы каждую неделю обменивались письмами. Ее посланий я ждала с нетерпением – меня очень интересовали новости из отеля: какие розы распустились в саду и удалось ли поймать павлина, который ни с того ни с сего удрал в лес. В июле Элиза написала мне о постояльце, которого источник избавил от хромоты. В начале августа я узнала о женщине, страдавшей тяжелой формой астмы. Бедняжка едва могла дышать, но после трех погружений выбросила лекарства и всю ночь протанцевала в ресторане отеля. Но вода источника не только исцеляла болезни.

«Еще в июне, незадолго до вашего с Уиллом приезда, – писала мне Элиза, – у нас побывал один музыкант из Нью-Йорка. Больше всего на свете он хотел стать известным, и вот это-то свое желание он загадал, когда приехал к источнику. Его имени я тебе не назову, но если ты прямо сейчас включишь радио, ты почти наверняка услышишь одну из его мелодий. Они сейчас невероятно популярны. Говорят, теперь он пишет музыку для Голливуда».

В ответных письмах я рассказывала о подробностях своей жизни в Лейнсборо, хотя они и не шли ни в какое сравнение с захватывающими новостями из отеля. Я писала о работе Уилла, о том, как я каждую неделю помогаю ему с отчетностью – составляю списки вызовов на дом и приемов в кабинете (два доллара за визит), как веду приходно-расходные книги и реестр должников.

«Жизнь сельского врача не богата интересными событиями, – писала я Элизе. – Уилл, конечно, принимает и у себя в кабинете, но бо́льшую часть его работы составляют домашние вызовы. Так, на прошлой неделе Уиллу пришлось вскрывать одной женщине гнойник на ноге и ездить к фермеру, который лишился глаза после того, как его лягнула ломовая лошадь».

Время от времени я просила у Элизы совета, что делать с цветами в нашем саду, на которые напала тля, рассказывала о леди из нашего швейного кружка и описывала, чем занимается каждая из них (лоскутными одеялами, летними платьями, кружевными занавесками и прочей ерундой). И разумеется, я написала ей, что мы готовимся к осеннему празднику, и даже пригласила в гости, если, конечно, она сможет приехать.

В недавно полученном мной письме Элиза рассказывала о семье Вудкоков, которые приехали в отель из Бруклина. «Сам мистер Вудкок – крупный финансист, а его жена – актриса, вернее – была актрисой, когда они познакомились, и выступала на Бродвее! Их сыну, маленькому Чарли Вудкоку, всего четыре, и он – настоящий ангелочек. К несчастью, он с рождения не может ходить. Я не знаю, как называется эта болезнь (спроси у своего Уилла), но его ножки выглядят слишком маленькими для его возраста. Его сестре Марте семь, и она – прелестная и очень живая девочка. Ей очень понравились наши розы, и она хочет выучить все их названия. Вудкоки надеются, что вода источника поможет Чарли. Они сняли у нас номер на целый месяц. Я была настолько уверена, что купания принесут малышу пользу, что чуть было не сказала им, что месяц – это слишком долго и что недели за глаза хватит, но вовремя прикусила язык! А ты как думаешь, поможет ему вода?»

Но я не думала – я знала, что маленький Чарли Вудкок непременно выздоровеет.

Между тем подготовка к осеннему фестивалю действительно шла полным ходом, и дел у меня было по горло. Из развлечений я запланировала катание в фургонах (на самом деле это были обычные ломовые телеги, но я придумала оборудовать их парусиновыми тентами, чтобы они напоминали повозки первопоселенцев), игру «поймай яблоко», соревнование по поеданию пирогов и ужин с жареными цыплятами, сладким картофелем и десертом. Вечером, конечно, будут танцы под оркестр и, возможно, конкурс исполнителей чарльстона. Все это, однако, надо было наилучшим образом организовать, и я работала, не щадя ни сил, ни времени.

И продолжала толстеть.

В июле мои дни так и не наступили. Не было их и в августе. Теперь я была почти уверена, и можно было сообщить новость Уиллу. По этому случаю я приготовила его любимый ужин: пожарила цыпленка и испекла печенье с кремом – точь-в-точь такое, какое когда-то готовила Уиллу его мать. На сладкое был трехслойный шоколадный торт.

В ожидании Уилла я зажгла свечи, потом зачем-то протерла буфет, который и так сверкал. Я порхала по всему дому, словно маленькая глупая пчелка, которая старается добиться полного совершенства. Когда наконец хлопнула входная дверь, я бросилась в прихожую и встретила Уилла бокалом особого яблочного вина, которое мистер Миллер, владелец самого большого в городе фруктового сада, готовил каждое Рождество.

– В чем, собственно, дело, дорогая? – спросил Уилл, когда я провела его в гостиную, где был накрыт стол. – Сегодня какой-то праздник?

– Праздник, – подтвердила я.

Он слегка приподнял брови:

– Какой? Я что-то не…

– Что-то вроде дня рождения.

– Но до моего дня рождения еще полгода. А у тебя день рождения и вовсе в мае.

– Да, этого дня рождения тоже придется подождать, – сказала я, не в силах сдержать улыбку.

Уилл сел за стол. Потом его глаза вдруг расширились и он так резко вскочил, что задел бедром за столешницу, едва не опрокинув вино.

– Ты беременна! – воскликнул он, заключая меня в объятия.

– Да. И через семь месяцев у нас родится маленькая девочка.

– Маленькая Брунгильда? – Он крепче прижал меня к себе. – Откуда ты знаешь, что будет девочка?

– Знаю, и все, – ответила я и добавила: – Знаешь, что я решила? Давай выкрасим детскую в желтый.

– Как цветы купальницы?

– Нет, мне кажется – этот цвет слишком насыщенный. А вот бледно-лимонный будет в самый раз.

– У нас в сарае лежит старая колыбель – та самая, в которой когда-то спал я, – сказал Уилл. – Конечно, ее придется заново покрасить, но вообще-то она в отличном состоянии.

На следующий день, как только Уилл ушел в город, я написала письма сестрам, чтобы поделиться с ними своей замечательной новостью. Потом я отправилась к Миртл. По улице я шла чуть ли не вприпрыжку – до того легко и радостно было у меня на душе. Я готова была раскланяться с каждым встречным и крикнуть во все горло: «Я – миссис Этель Монро из Лейнсборо, и у меня будет ребенок».

На шерстопрядильной фабрике загудел гудок. Я повернула на Саут-Мэйн-стрит, которая вела к центру города, где находились церковь, городской парк и кабинет Уилла. Дома́ там были большие, почти все выбеленные, и перед каждым – аккуратный палисадник с цветами. В палисаднике перед домом Миртл пламенели плетистые розы на шпалерах, а на просторной веранде стояло деревянное кресло-качалка, в котором ее муж Феликс каждый вечер курил свою трубку.

Миртл пригласила меня на кухню и поставила на стол свой лучший чайный сервиз.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, разливая по чашкам чай. – Щеки разрумянились, глаза блестят… Может, у тебя лихорадка?

Когда я рассказала, в чем дело, Миртл вскочила и обняла меня за шею обеими руками.

– Ну, наконец-то! – воскликнула она. – Я ужасно рада за тебя, Этель! И за Уилла тоже!

Чтобы отпраздновать это событие, Миртл достала огромный бисквитный торт, припасенный к ужину.

– Кто-нибудь еще знает?

Я покачала головой:

– Кроме тебя – никто, только Уилл. Еще я написала своим сестрам.

– И когда ты ждешь маленького?

– Уилл подсчитал – она должна родиться в начале марта.

– Она?

– Я уверена, что будет девочка. Уилл, конечно, сомневается, но я знаю.

– Да, есть вещи, которые мы, женщины, знаем лучше, – согласилась Миртл, снова садясь за стол. – Очень удачно, что твоя дочка появится на свет весной, когда сквозь снег пробиваются первые цветы, а на деревьях набухают почки.

Она положила себе в чай сахар и размешала серебряной ложечкой. Я откусила кусок торта, который оказался таким сладким, что у меня заныли зубы.

– Я хотела сказать тебе одну вещь, – сказала я, – только это секрет. Ты никому больше не рассказывай, договорились?

– Не скажу, конечно. – Миртл подалась вперед, и глаза ее заблестели. – А в чем дело?

– Дело в том, что… Когда мы были в том отеле в Бранденбурге, я пошла к источнику и загадала желание.

Миртл положила ложечку на блюдце.

– Какое желание?

Я неловко рассмеялась.

– Я знаю, это звучит глупо, но… В общем, я пожелала, чтобы у меня был ребенок.

Моя подруга издала какой-то звук, словно собиралась заговорить, но никаких слов не последовало.

– Признаться, я чувствовала себя очень неловко, поэтому пошла к источнику одна… И потом, я не очень-то верю во всякие чудеса, но теперь… Или это просто совпадение, как ты думаешь?

Миртл не ответила. Она вообще не шевелилась, словно пораженная какой-то мыслью. Краска отхлынула от ее щек, глаза остекленели. Моя подруга стала похожа на восковую фигуру. Только потом я вспомнила, как Миртл рассказывала мне о своей поездке к источнику, где ее Феликс вновь обрел способность ходить, вспомнила ее слова: «Эта вода не только дает, но и берет».

В конце концов Миртл справилась с собой, стряхнула сковавшее ее странное оцепенение и улыбнулась:

– Значит, в начале марта? Сейчас тебе, конечно, кажется, что это еще не скоро, но ты и не заметишь, как быстро пролетит время! Впрочем, его как раз хватит, чтобы приготовить ребенку отличное приданое – крошечные нарядные платьица, ночные рубашечки и прочее… Я сама свяжу для девочки одеяло… – Она поднесла чашку к губам, и я увидела, что рука ее дрожит.