Глава 33
Заговор сумасшедшего

Помешанный на войне император вроде агрессивного и безжалостного Наполеона может своевольно сместить даже столь изобретательного, не разборчивого в средствах и хорошо осведомленного министра полиции, как Жозеф Фуше. Он может прогнать его прочь, как конюха, но в этом случае велика вероятность оказаться перед необходимостью самому тушить пожар в своих конюшнях в течение нескольких бессонных ночей. Для Бонапарта 1810 года свойственно было заменить такой острый и гибкий инструмент, как Фуше, столь тупым и претенциозным орудием, как Савари. А для Фуше в любой период его жизни было свойственно нанести удар унизившему его человеку, вырыв яму своему преемнику.

У Савари не оставалось выбора. «Вы министр полиции. Присягайте и беритесь за дела!» — рявкнул император. Если царедворец и начальник императорской жандармерии и желал увильнуть от столь щекотливого назначения, ему не позволялось произнести это вслух.

Внезапно изгнанный Фуше — создатель самой эффективной и разветвленной полицейской системы в Европе — был не таким человеком, чтобы уйти неучтиво. Он был слишком ловок и хорошо осведомлен, слишком сдержан и рассудителен, чтобы решиться на открытое сопротивление. Но за всю свою неугомонную карьеру он приобрел демоническое чувство юмора и ребячливую склонность оставлять в дураках тех, кого имел причины презирать или бояться. На сей раз его выбор пал на Савари.

Годы влиятельного положения и деспотичной власти наложили на Жозефа Фуше священные обязательства по отношению к своему императору и Франции. Ему пришлось радушно принять генерала Савари, герцога Ровиго, ввести в дело, сделать так, чтобы на новом посту тот чувствовал себя как дома. У новоиспеченного министра имелись все основания ненавидеть и бояться Фуше, и теперь больше, чем когда-либо. И все же он позволил одурачить себя этому законченному интригану, которого унизил и который принял его по всей форме и с обезоруживающей сердечностью.

Савари имел неосторожность предоставить своему предшественнику «несколько дней» на приведение дел министерства в порядок. Фуше мог уложиться и в половину данного ему срока. Вместе с преданным помощником он провел следующие четыре дня и четыре ночи, переворошив все министерство. Любая мало-мальски значительная бумага изымалась из архивных папок, любой документ в этом обширном резервуаре шпионских донесений и политических сообщений удалялся ради спокойствия Фуше или чтобы сбить с толку его преемника. Все, что могло скомпрометировать людей, над которыми ему желательно было сохранить прежнюю власть, откладывалось в сторону, чтобы попасть затем в Феррьер, имение уходящего в отставку министра. Остальное предавалось огню.

Бесценные имена и адреса тех шпионов, которые служили Фуше в фешенебельном аристократическом квартале Сен-Жермен, в армии или при дворе, не должны были достаться Савари в наследство. Пусть ему останутся мелкие филеры, доносчики и осведомители, привратники, официанты, прислуга и проститутки — пусть он попробует с их помощью управлять полицией! Общий указатель был уничтожен; списки роялистских эмигрантов и наиболее конфиденциальная переписка исчезли; некоторым не слишком сенсационным документам присвоены неверные идентификационные номера. Таким образом, важнейшая часть огромной машины была с дьявольским коварством приведена в немыслимую мешанину. Старые агенты и служащие, на которых мог бы опереться Савари, были заранее подкуплены, чтобы одновременно работать в пользу низвергнутого министра и обо всем регулярно доносить тому, кто намеревался остаться их действительным хозяином. Ради того, чтобы сыграть такую злую шутку с Савари, коварному Жозефу пришлось уничтожить любимое дело всей своей жизни.

Когда Фуше, наконец, передал дела Савари, он с иронией предъявил лишь один серьезный документ — меморандум, относившийся к изгнанному из Франции дому Бурбонов. Обнаружив, до какой степени разграблены архивы министерства, Савари поспешил с жалобой к императору. Фуше, вместо того чтобы направиться с посольством в Рим, преспокойно отдыхал в Феррьере, упиваясь сообщениями о ярости своего незадачливого соперника. Но на этот раз гроза разыгралась всерьез, и вокруг колпака и погремушек шутника засверкали молнии.

От Наполеона в Феррьер помчались посланники с требованием «немедленной выдачи всех министерских документов». Фуше дерзнул намекнуть, что ему известно слишком многое. В его руки регулярно попадали секреты, касающиеся семьи Бонапарта, надоедливых и беспокойных братьев и сестер императора. Но он счел целесообразным их уничтожить. Если бы он проявил чрезмерное усердие…

Император был взбешен открытым намеком на шантаж. Многие эмиссары взывали к Фуше, но каждому из них он давал все тот же вежливый, но возмутительный ответ: он весьма сожалеет — без сомнения, он совершил промах в порыве чрезмерной осторожности, однако все бумаги сожжены. В ответ на это Наполеон вызвал графа Дюбуа, начальника личной полиции, до недавнего времени подчиненного Фуше. Впервые во Франции чиновник открыто перечил своему повелителю, и, расхаживая по комнате, Наполеон осыпал мятежника самыми яростными и грубыми ругательствами.

Дюбуа заявился в Феррьер, и Фуше пришлось примириться с тем, что все его бумаги опечатали. Это причинило ему больше унижения, чем неудобства, ибо Фуше достало благоразумия за несколько дней до этого убрать и спрятать все самое важное в более далекое и надежное место. В своей шутке он слишком далеко зашел и теперь, подчинившись полицейскому эмиссару, тотчас же принялся сочинять оправдания перед императором. Но было уже слишком поздно. Наполеон отказался принять его и послал ему одно из самых презрительных посланий, когда-либо посылавшихся государственному министру.

И новоиспеченному министру полиции поручили позаботиться, чтобы Фуше немедленно подчинился этому указу.