Реаль и Демаре являлись помощниками Жозефа Фуше, и им несказанно повезло, что они оба оставили свои посты в министерстве полиции, тогда как их разоблачитель, Фуше, приходил и уходил вместе с приливами своей колеблющейся преданности. По всей вероятности, именно Реаль и Демаре изобрели между делом современную систему тайной слежки за шпионами, которая в честь своих организаторов получила французское название contre-espionnage — контрразведка. В отличие от резко осуждаемого Дюбуа Реаль для друзей и жертв означал человека, от которого ожидают чрезмерного остроумия и прозорливости, который, если верить Шарлю Нодье, обладал «правильными чертами, к тому же выражение его лица очаровывало, благодаря ясному взгляду прозрачно-голубых глаз». Для Паскье он «не был таким уж бессердечным, как можно было бы представить, благодаря веселости, никогда не покидавшей его, даже при применении самых жестоких мер».

Демаре явно не дали аплодировать коллеге, но Реаль остался с дьявольским выигрышем. Однако менее предвзятые авторитеты объявили его «настоящим полицейским с головы до ног». Важно отметить, что Реаль сам был главой полиции под управлением главного судьи во время первого министерского недомогания Фуше. Это красноречиво свидетельствует о его значительности; с возвращением Фуше Реаль снова занял подчиненную должность и оставался эффективным работником департамента, пока не был практически вытеснен, как и его глава.

Демаре, в свою очередь, находился в подчинении Реаля, как его весьма компетентный сотрудник, глава отдела общественной безопасности и всемогущей секретной полиции. Он был священником, лишенным духовного сана, и в прошлом ярым якобинцем. Маделин описывает его как прекрасного предпринимателя, выделявшегося из своего класса, «разумного, рассудительного и способного», в то время как сам Сент-Бёв (знаменитый литературный критик) разглядел в Демаре «эту мрачность, эту серьезность — все эти признаки честного человека». И Реаль, и Демаре отличились в допросах заключенных, последний в особенности своей доверительной, доброжелательной, едва ли не радушной манерой, вводившей в заблуждение несчастных допрашиваемых. Он умел внушить им, что в его лице они нашли «адвоката», и позже эти несчастные приходили в ужас, когда судья истолковывал доказательства, которые Демаре преподнес ему совершенно в ином свете.

В течение всей Империи эти искушенные чиновники отвечали за секретную службу и политическую полицию. Один из них, по всей видимости, возвышался над Фуше, — а также Савари — в должности начальника полиции. Но им обоим не хватало непревзойденного двойственного отношения и концентрированного личного интереса Фуше, и поэтому они оставались ниже его по рангу в иерархии Бонапарта. Гильотина или расстрельная команда зачастую являлись результатом «шутливого перекрестного допроса» Реаля и сбивающих с толку расспросов Демаре. И вместе с тем оба прошли школу Фуше, где основой власти служила эрудиция, а не кровопролитие. Им было мало ликвидировать подозреваемого, который всего лишь признал себя виновным, он должен был «мариноваться» в тюремной камере до тех пор, пока не осознавал, что потерян и забыт миром, и тогда, не в силах больше выносить этого, он решался выдать своих друзей.

Реаль и Демаре продемонстрировали изощренную многосторонность в вербовке шпионов и информаторов, которых можно было заставить добросовестно и преданно служить имперской полиции, даже через принуждение. Их процесс принуждения выглядел отвратительной процедурой, в течение которой арестованные противники режима оказывались сломлены духовно с помощью хитроумного запутывания и угроз, инсинуаций, лживых обещаний, физического истощения и моральных мучений. Они систематически вынуждали обвиняемого, имеющего политическую принадлежность, шпионить за соратниками и готовить роялистских подозреваемых к перемене сторон. Кроме того, они представляли собой зловещую пару портных, стиль которых можно было видеть по всему континенту и которые кроили перебежчиков для любого возможного случая. Они часто прибегали к позорному инструменту, называемому «тестом верности», когда каждая жертва и потенциальный шпион должны были снабдить их постоянным контролем над собой, совершив некое «откровенное» преступление. Доказательства этого принудительного преступления затем сохранялись вместе с другими документами, относящимися к делу, и, в случае необходимости, оказывались полезными для дискредитации любого из его друзей из вражеского лагеря, чей заговор ему было приказано разоблачить.