Первым генерал-лейтенантом полиции стал Габриэль Николя — который взял себе более аристократическое имя де ла Рени по названию своего имения, — молодой адвокат, бывший протеже губернатора Бургундии и впоследствии добившийся расположения великого Кольбера. Де ла Рени его современники описывают как сдержанного, молчаливого, уверенного в своих силах и обладающего твердым характером человека. Несмотря на то что подобные свойства характера редко ассоциировались с французским придворным, он, по всей видимости, быстро завоевал доверие своего самодержавного государя, а его победа над бунтовщиками и заговорщиками впоследствии стала просто исполнением указа.

Всех узников государства в королевских замках — в Венсене, Бастилии, Пиньероле и других мрачных уголках забвения — отдали под его ответственность. Он мог вести допрос так, как считал нужным, он мог поспособствовать их освобождению или полному забвению. В его распоряжении имелись значительные вооруженные силы — конница и пехота, всего около тысячи человек. И вдобавок к этому он подчинил себе городскую стражу, Королевских лучников, в количестве семидесяти одного человека.

Де ла Рени выстроил свои ударные отряды и приступил к расчистке пресловуто известного Cour des Miracles — Двора чудес, карбункула среди нарывов и гнойной сыпи, составляющих обширное подземное чрево Парижа. Полиция изгнала и рассеяла гарнизон этой порочной цитадели, но, как это часто бывает и по сей день, добилась всего лишь передышки для Парижа за счет его пригородов. В деле разоружения дворянских слуг де ла Рени достиг более длительного результата. Он опубликовал строгие правила поведения на улицах, возродив старые эдикты, запрещавшие слугам приходить и уходить, когда им заблагорассудится, и указание отказывать в приеме на работу любому, чьи документы были не в порядке. Затем он задержал нескольких бунтарей, вынес приговор и вздернул упрямцев, несмотря на вопли их влиятельных господ. А когда дубинки, трости и длинные палки заменили запрещенные шпаги, он повернул закон также и против этого вида оружия.

Более интеллектуальные упражнения генерал-лейтенанта принесли ему известность как первого непримиримого цензора прессы. Французы, еще не до конца напуганные, опубликовали материалы, которые деспотичное правительство сочло клеветническими. Они содержали статьи о короле Людовике, достаточно рискованные, чтобы распространять жалобы на королевскую расточительность, военные грабежи, несправедливых судей и воров-финансистов. Но полиция имела полную власть над этими дьявольскими машинами, подчинявшимися печатникам, и могла немедленно расправиться рукой закона с наборщиком, автором или издателем, которые отказывались согласовывать свое мнение с правительственным. Наиболее экстравагантные меры были приняты для предотвращения распространения запрещенных книг, и философские труды оказались особенно отвратительными на вкус полицейского.

Любопытно отметить, что книги, когда они попадали под подозрение, отыскивались и арестовывались, рассматривались как преступники и отправлялись в Бастилию. Двадцать экземпляров оставляли для губернатора, еще двенадцать или пятнадцать были доступны для важных должностных лиц, а остальная часть издания передавалась производителям бумаги, чтобы их разорвали и продали в качестве макулатуры или сожгли в присутствии хранителя архивов. Запрещенные книги не заключались в тюрьму, пока их не осудили и не вынесли приговор; затем приговор записывался на бирке, прикрепленной к мешку, в котором они находились. Осужденные гравюры официально уничтожались в присутствии хранителя архивов и служителей Бастилии.

Изъятия книг часто сопровождались приказом уничтожить печатный станок и распродать весь ассортимент книготорговца. Но полицейские агенты столкнулись с гораздо более сложной проблемой в своей кампании против азартных игр и повсеместного мошенничества. Следуя примеру неумеренного и коррумпированного двора, все играли в азартные игры, дома или на улице, где угодно, даже в повозках, путешествуя на короткие дистанции или на много лиг. Людовик XIV, по мере того как он становился старше и юношеские забавы ему надоели, играл регулярно и с высокими ставками. Его придворные брали с него пример, а менее избирательные подражали им. Возможность выиграть огромные суммы привлекала к игровым столам большое количество шулеров и «греков»; все виды трюков и мошенничества стали чрезвычайно популярными.

Король неоднократно издавал указы о том, что мошенничество должно быть пресечено; должностному лицу, обладавшему полномочием при дворе, старшему офицеру полиции, было даже поручено изыскать какие-либо средства предотвратить это. В то же время де ла Рени доносил Кольберу о бесчисленных способах мошенничества, которые его шпионы обнаружили, практикуясь игре в карты, в частности, в бассету, тогдашнюю популярную игру, или в кости. Генерал-лейтенант полиции высказал некоторые предложения: изготовители карт должны подвергаться тщательному контролю; бесполезно пытаться контролировать изготовителей костей, но от них можно потребовать разоблачения всех, кто заказывал жульнические игральные кости; в то время как игра в бассету должна быть решительно запрещена. Итальянцы, ее создатели, вскоре пришли в отчаяние из-за того, что лишились возможности играть в нее без жульничества, и поэтому запретили бассету в своей собственной стране.

Постепенно все азартные игры, хотя и продолжали процветать при дворе, были запрещены в других местах. Король, становясь все более степенным под религиозным влиянием мадам де Ментенон, упрекал расточительную знать, но популярность бассеты и других игр неуклонно росла. Людовик обещал де ла Рени предоставить ему власть, достаточную для того, чтобы упразднить все азартные игры, но никогда не рисковал прибегнуть к очевидному способу введения запрета при дворе. Ни игру, ни жульничество не удавалось подавить в высших светских кругах Франции до тех пор, пока приход революции не превратил попытку обмануть гильотину в более азартную игру.