Глава 15
Шпионаж и военные почести
Тайному военному агенту доставалось не меньше, чем профессиональному солдату, поскольку за время яростных и воинственных столетий ведению войны было позволено выродиться из развлекательного и прибыльного джентльменского спорта в отвратительное национальное предприятие, причем даже его немногочисленная выгода и государственные доходы подлежали публичному учету. Когда-то давно существовали галантные стандарты рыцарства в сочетании с выкупом пленных, которые могли позволить себе заплатить разграблением городов и частыми увольнениями с грабежами и мародерством. От шпионов прежних времен не ожидали участия в рыцарском торге по выкупу пленников; их никогда не заставляли бросать все дела, как это вынуждены делать солдаты, ради военного грабежа. Но они не так сильно страдали от тех ужасов войны — увечий, голода, грязи, болезней, отравления газом, — которым стали подвержены теперь.
Среди азиатов, как мы уже видели, коварное искусство военной секретной службы, по-видимому, всегда считалось более общепринятым и близким по духу, поскольку великие военачальники Азии имели благоразумную склонность действовать на основании выводов своих собственных агентов. Однако в Западной Европе эпоха рыцарства привела к тому, что шпионаж приобрел дурную славу, и благородные военачальники с презрением пользовались слежкой за противником с одной лишь грубой целью — выяснить, какой силы и опасности противостояние их ждет. Знаменитый шевалье де Баярд приказал казнить военнопленных за то, что те, будучи мушкетерами, были пойманы при эксперименте с этой импортной мерзостью — порохом. И шпионов, видимо, первый раз осудили по сходному обвинению — потому, что они оказались шпионами, а не за то, что были врагами, способными держать в руках оружие.
В XVI веке такое отношение к шпионам, по крайней мере к военным, несколько смягчилось. Во Франции, например, все шпионы напрямую подчинялись верховному констеблю и «действительно пользовались определенным уважением». Это видно из известного анекдота о герцоге д'Эперноне, стойком ветеране и едва ли не одном из величайших полководцев своего времени. Ему представили человека, которого обвинили в том, что он вел себя подозрительно. Герцог приказал его обыскать, после чего пришел к выводу, что это шпион. «Черт бы меня побрал, если я не подумал, что ты всего лишь вор, — сказал д'Эпернон. — Мне следовало бы пороть тебя до тех пор, пока ты не закружишься, как волчок. Но теперь я вижу, что ты действительно честный шпион. Вот тебе два золотых. Убирайся — и скажи тем, кто тебя послал, что когда мы встретимся с ними, то их песенка будет спета».
В войнах той жестокой религиозной эпохи являлось обычным делом поощрять быструю и даже трусливую капитуляцию путем повешения самых храбрых защитников городов и крепостей, которым все же не удалось выдержать осаду. Тот самый д'Эпернон, захватив Антиб с его савойским гарнизоном, повесил двадцать два защитника города, а остальных отправил на галеры. «Маленький город Монтру» был взят и видел, как «четырнадцать его капитанов повесили, более пятидесяти солдат задушили, а пятьсот отправили на галеры». Если победоносные военачальники осмеливались демонстрировать такую не рыцарскую враждебность, то опасности, которым подвергался шпион, обычно превосходили все эти ужасы.
