«Суда-ловушки» были известны еще на заре парусного флота. Суда, совершавшие дальние плавания, где могли встретиться вражеские крейсеры или каперы, часто выкрашивали и маскировали под фрегаты, а на бортах у них устанавливали деревянные пушки. Благодаря такой маскировке многие грузовые корабли благополучно проходили опасную зону, так как мелкие военные суда не решались атаковать крупный корабль. Во время войны Англии с Наполеоном смелый и изобретательный британец, командор Дано, появился в Индийском океане на большом парусном корабле в сопровождении трех других торговых судов, и вид у них был настолько устрашающий, что вражеская эскадра, завидев их, предпочла удалиться.

В 1915 году один изобретательный гений британского адмиралтейства предложил использовать ту же систему, но в обратном порядке, то есть пускать в море беззащитные на вид посудины, тяжелые и медлительные, сильно нуждающиеся в покраске. Таких обшарпанных с виду кораблей оказалось немало, когда адмиралтейство нашло им применение. Их трюмы набивали деревом и пробкой, дабы они могли дольше держаться на воде даже в случае неравного морского боя. Мостик, палуба и палубные надстройки таких кораблей защищали хорошо замаскированной броней. На каждом были укрыты морские орудия и артиллерийские расчеты.

Курсируя по судоходным путям, эти «суда-ловушки» должны были вызывать на себя атаки вражеских подводных лодок. Торпед в Германии становилось все меньше, и командирам подводных лодок был отдан приказ их беречь. Выпустив с близкого расстояния торпеду в маневрирующее зигзагами судно, вражеская субмарина обычно поднималась на поверхность, чтобы довершить потопление парохода снарядами из палубного орудия. Этого-то и дожидались артиллеристы «судна-ловушки».

Каждый капитан должен был сдерживать огонь, даже если его корабль начинал тонуть, пока не был абсолютно уверен в возможности попадания прямой наводкой, поскольку командир субмарины всегда готов был спасти свою лодку, совершив «аварийное погружение», даже если это означало потерю его собственных людей, обслуживающих палубное орудие и не успевших юркнуть внутрь до закрытия люка.

Первая уловка «судна-ловушки» заключалась в том, что оно высылало команду «паникеров» — часть экипажа, замаскированную под матросов торгового флота; один из них изображал капитана торпедированного парохода. Они разыгрывали комедию: падали в воду, карабкались из воды в шлюпку со своими пожитками и отчаянно барахтались вокруг. Это должно было выманить подводную лодку на поверхность; и как только немецкая субмарина начинала артобстрел, ей приходилось держаться поближе, чтобы сократить расстояние и отправить старого бродягу на дно как можно быстрее.

Находиться на борту «судна-ловушки» было все равно что патрулировать темный переулок, пытаясь поймать маньяка-убийцу и давая ему шанс первому выпрыгнуть и нанести вам удар в спину. Но в конце концов враг сам подставлялся под дула орудий. И тогда на «судне-ловушке» поднималось боевое знамя, одновременно посылался мощный радиосигнал находящимся в окрестности военным кораблям; маскировка спадала, орудия открывали точный огонь, и через несколько секунд подводная лодка шла на дно. Все это требовало, конечно, высокого мастерства и опыта со стороны отважного и дисциплинированного экипажа «судов-ловушек».

В порту члены экипажа «судов-ловушек» обязаны были вести себя как моряки торговых пароходов. «Останавливайтесь в матросских гостиницах, шатайтесь по портовым кабакам, — но ни слова о своем корабле и его особенностях!» — напутствовали их.

Трудно было требовать более осторожного поведения даже от шпиона или контрразведчика, состоящего на действительной секретной службе. О франтоватости и аккуратности, которые ассоциируются с современным военным моряком, на «судне-ловушке» приходилось забыть, но строжайшая дисциплина, прикрываемая показной неряшливостью, была там даже суровей обычной, ибо малейшая оплошность в момент боя грозила сорвать всю операцию. Подводная лодка могла мгновенно погрузиться и выпустить вторую торпеду. Терпение являлось качеством, всегда высоко ценившимся на «судах-ловушках». Мужество считалось непременным будничным условием их службы.

Так, например, на торпедированном «судне-ловушке» Q-5 вахта машинного отделения осталась на местах, чтобы не прервалась работа двигателей, хотя многие получили сильные ожоги и ранения — высшая проверка дисциплинированности! Торпедировавшая их субмарина U-83 подошла тем временем поближе и готовилась расстрелять судно едва ли не в упор. Была дана команда: «Огонь!» Первым же снарядом снесло голову капитану субмарины, вылезшему из командирской рубки. Всего было выпущено 45 снарядов, и почти каждый попал в цель. Подводная лодка пошла под воду с развороченной и открытой боевой рубкой, экипаж поспешил выскочить наружу.

До победных залпов орудийные расчеты лежали, притаившись, чуть ли не в воде целых 25 минут, явственно ощущая, что судно тонет. Но паники не возникло. Никто не тронулся с места. Радиограмму с призывом о помощи отправили лишь в тот момент, когда вражеская подводная лодка ушла под воду. Только тогда команда взялась за спасение своего развороченного судна. К счастью, когда заработала радиостанция, невдалеке от места происшествия оказались миноносец и тральщик. Они взяли Q-5 на буксир, и на следующий вечер, 18 февраля 1917 года, изрядно потрепанный победитель был благополучно доставлен в порт.