Немцы сократили расходы на секретную службу, и даже такие центры германской разведки, как антверпенский и бернский, это почувствовали. По всей линии был отдан приказ об экономии; ослепительная Мата Хари, безнадежно скомпрометированная и всеми подозреваемая, была непомерной роскошью, содержание которой германская разведка фон Калле позволить себе не могла. Ему послали радиограмму с требованием направить Н-21 во Францию. Телеграмма была зашифрована кодом, уже известным французам.

Фон Калле передал приказ, объявив для приманки, что она получит 15 тысяч песет за свою работу в Испании от дружественного ей лица. Мата Хари вернулась во Францию, в Париж, где немедленно направилась в отель «Плаза-Атенэ» на авеню Монтень. Больше не было необходимости действовать скрытно; уже на следующий день она была арестована. У нее не нашлось времени обналичить свой чек, а в ее кошельке оказалось всего несколько монет.

После предварительного допроса, на котором она выразила свой протест и поддельное удивление, ее препроводили в тюрьму Сен-Лазар и поместили в камеру, ранее занимаемую мадам Кайо, которая застрелила известного редактора, и мадам Штайнхейл, которая послужила причиной смерти президента республики.

24 и 25 июля Мата Хари предстала перед военным судом — не для того, чтобы быть судимой, а для того, чтобы быть осужденной. Председателем суда назначили полковника Сенпру, полицейского офицера, командовавшего республиканской гвардией. Он был убежден в ее виновности. Майор Массар и лейтенант Морнет также не питали сомнений на этот счет. Единственным человеком, беспокоившимся об ее оправдании, оказался адвокат Клюне. Будучи защитником по назначению, он стал ее преданным другом и приверженцем, и говорят, блестяще вел это безнадежное дело.

Председатель Сенпру начал с обвинения Маты Хари в близких отношениях с начальником берлинской полиции и особенно напирал на 30 тысяч марок, которые она получила от фон Ягова вскоре после начала войны. Мата Хари не знала, что в августе 1914 года подполковник Николаи сетовал на неадекватность ассигнования спецслужбам. Она лишь утверждала, что это был дар поклонника, а не плата за секретные услуги.

— Он был моим любовником, — оправдывалась Мата Хари.

— Нам это известно. Но и в таком случае сумма слишком велика для простого подарка.

— Только не для меня! — возразила она.

Председатель суда переменил тактику.

— Из Берлина вы прибыли в Париж через Голландию, Бельгию и Англию. Что вы собирались делать в Париже?

— Моей настоящей целью было последить за перевозкой моих вещей с дачи в Нейи.

А зачем было ездить в Виттель? Хотя в полицейских донесениях указывалось, что Мата Хари самоотверженно и любовно ухаживала за потерявшим зрение капитаном Маровым, она сумела свести там знакомство со многими офицерами-летчиками.

— Мужчины, которые не служат в армии, меня нисколько не интересовали, — ответила она. — Мой муж был капитан. В моих глазах офицер — высшее существо, человек, всегда готовый пойти на любую авантюру и любую опасность. Если я любила, то всегда только военных, какой бы страны они ни были. Для меня воин принадлежит к особой расе, стоящей над цивилизацией.

Не замечая, что ее высказывание могло быть адресовано непосредственно ему, Сенпру холодно продолжил:

— Офицеры-летчики также заинтересовались вами и стали обхаживать. Как вам удалось разузнать их секреты, ничего не сообщив взамен? Вы наверняка выдали им места, в которых наши аэропланы высаживали наших секретных агентов. Благодаря этому вы погубили множество мужчин.

— Я не отрицаю, что, находясь в Красном Кресте, продолжала писать главе секретной службы Германии, который был тогда в Голландии. И это не моя вина, что у него была эта встреча. Но я ничего не писала о войне. Никакой информации от меня он не получал.

Свои отношения с солдатами она объясняла сочувствием; тогда как в других случаях оказывала свои услуги за деньги.

— Блудница — да, но изменница — никогда!

Когда ей напомнили о предложении стать шпионкой в пользу Франции, она слегка заколебалась; но затем сказала, что ей нужны были деньги, так как она хотела начать новую жизнь.

— Как вы могли быть полезны Франции?

— Используя для этого мои связи! Я уже сообщила начальнику Второго бюро точное место в Марокко, куда немецкие субмарины доставили оружие. Это было важно.

— Очень важно. Но как вы все это узнали бы, если бы не были связаны с немцами? — спросил лейтенант Морнет, комиссар правительства.

Захваченная врасплох, она помедлила, потом пустилась в довольно запутанное объяснение — насчет выведанных во время дипломатического ужина секретов, — потом оборвала себя, воскликнув:

— В конце концов, я же не француженка! У меня нет обязанностей перед этими людьми. Моя служба была полезной — это все, что я могу сказать. Я всего лишь несчастная женщина, которую вы пытаетесь заставить сознаться в том, чего она не совершала.

И поскольку Морнет продолжал задавать ей вопросы, она вытянула вперед обе руки в его сторону и с ненавистью выкрикнула:

— Это плохой человек!

Сенпру хладнокровно перешел к делу агента в Бельгии, для которого Мата Хари получила письмо и который впоследствии был расстрелян немцами. Танцовщица настаивала, что она ничего не помнит о таком письме.

Когда под конец ее стали допрашивать о ее пребывании в Мадриде и о тех 15 тысячах песет, которые она должна была получить в Париже по приказу немецкой разведки, она прибегла к старой отговорке: она была любовницей атташе в Испании, который руководил германским шпионажем — и этот офицер заложил в бюджет свои любовные долги вместе с государственными расходами на шпионаж.

Французская контрразведка ухитрилась внедрить своего агента, Марту Ришер, в германскую сеть точно для такой же роли. Будучи настоящей патриоткой, которая лишь притворялась куртизанкой — что для Маты Хари являлось профессией, — она переводила свои песеты в Париж, чтобы помочь скупым ассигнованиям, предоставленным ее шефом Ладу. Никаким другим способом она не могла бы завоевать доверие врага. А Мата Хари, наоборот, притворялась шпионкой, чтобы получить огромные деньги за свою любовь.