Как начальник полиции Штибер мог вникнуть в любое преступление или тайный сговор. После того как имперский механизм заработал как по маслу, он принялся оберегать Вильгельма I и великого канцлера от разномастных убийц и других подпольных угроз — многие из которых, как потом выяснилось, создавались его собственными оперативниками. На первый взгляд казалось, что наступил великий день германского единения и патриотизма, восхищение рожденной войной империей и отечеством. И Штибер даже перенес шпионские идеалы под лозунг Deutschland über Alles — «Германия превыше всего».

Он сделал достойной гражданской привилегией выполнение некой секретной миссии, которая для самого гражданина означала бы презренный обман и заслуженный остракизм. Он знал, как с помощью патриотизма и долга управлять пылкими рядовыми. К тому же он хорошо усвоил, что богатые и влиятельные, а также младшие члены королевской семьи и знать имеют куда более результативный доступ к скандальным секретам, чем любой из нанятых им шпионов.

В Берлине он открыл пресловутый «Зеленый дом», излюбленное место для влиятельных людей, где поощрялась всякая форма излишеств или порочных капризов, и все это под прикрытием известных распутников и почти благосклонной приватности. Любой клиент мог вести себя как ему только заблагорассудится, однако если им оказывался человек известный, то все его действия до мельчайших подробностей фиксировались.

Любое рандеву становилось известно полиции, ибо сами полицейские агенты регулировали, обслуживали и защищали все, что творилось в доме. Любые щекотливые подробности и компромат записывались в особую папку, которую при необходимости предъявляли клиенту — даже особе королевских кровей, — чтобы склонить к сотрудничеству. Так что императорская секретная служба всегда работала весьма эффективно, когда действовала на самых верхах.

Социальные амбиции побудили Штибера попытаться создать для себя и семьи возвеличивающий шантаж. Находясь в добром здравии, он кичился годами своего бюрократического деспотизма; и если даже просто угроза скандала и падения в пропасть спасли бы Пруссию, то почему бы не поднять начальника полиции на тот же уровень? Благоговейный страх открыл перед ним некоторые двери; но если не считать государственных дел, ближайшие его знакомые были такими же выскочками, как и он сам.

Несмотря на то что получал приглашения только от младших чинов, он был представлен к наградам двадцать семь раз. Для доказательства этого у него имелись дипломы и медали; и когда в 1892 году слег, сраженный смертельной подагрой, он, должно быть, считал, что положил свою жизнь на служение отечеству. Отчасти это было действительно так, но какую бы награду он ни искал в своей жизни, она была добыта нечестным путем.

Свидетельствуя его безграничную преданность и заслуги перед Германией, Пруссией и Гогенцоллернами, личные представители императора и монархов других государств отдали ему последний долг. Его похороны, действительно, были многолюдны и торжественны, однако, похоже, среди скорбящих царило обескураживающее оживление. Пожалуй, многие явились лишь затем, чтобы лично удостовериться, что старая ищейка действительно померла.