Элизабет Ван-Лью находилась в числе тех ричмондских федералистов, чья настойчивость привела к злополучному «рейду Дальгрена». Действуя на основании донесений, полученных от нее, от отца и сына Филиппсов и других шпионов федералов, действовавших в Ричмонде, командование федеральных армий отправило генерала Хью Джадсона Килпатрика, более известного под прозвищем Киля (или Килкавалри, т. е. убийца кавалерии), вместе со столь же бесстрашным молодым Ульриком Дальгреном в кавалерийский рейд. Они приблизились к Ричмонду на расстояние пяти миль, но рейд не удался из-за предательства чернокожего проводника, сбившего отряд «янки» с пути. Сын выдающегося адмирала федералистов Дальгрен в двадцать два года стал уже полковником и оставался на действительной военной службе даже после ампутации правой ноги ниже колена. Во время упомянутого рейда он во главе сотни кавалеристов отбился от главных сил и погиб в стычке с вражеским патрулем. Ричмондские заговорщики приняли близко к сердцу это трагическое событие, обвиняя себя и решительно намереваясь отыскать тело Дальгрена среди «10 тысяч не заросших травой могил у Оаквудского кладбища». Учитывая злобу и страх, которые вызывало у южан одно только имя Дальгрена, шпионы полагали, что южане постараются сохранить могилу кавалерийского полковника в безвестности. Но некий негр указал им на захоронение; выкопавшим труп опознать полковника было нетрудно по отсутствию ноги.

Убедившись, что перед ними действительно тело Дальгрена, его похоронили снова, но уже в другом месте и в цинковом гробу. Вопреки предположению шпионов, лидеры южан хотели оказать услугу адмиралу Дальгрену и принялись разыскивать тело его сына, но до конца войны так и не смогли обнаружить его могилу. Между тем Элизабет Ван-Лью через своих агентов доставила адмиралу локон волос с головы молодого полковника.

В феврале 1865 года, недель за шесть до заключения мира, один из секретных агентов федералистов привел с собой в Ричмонд англичанина по имени Поляк, чтобы тот помогал ему собирать информацию. Годом раньше северяне получили немало пользы из шпионской поездки по южным штатам настоящего воина, который, сражаясь в рядах федералистов, был ранен под Геттисбергом. Им был Ян Собесский, эмигрировавший из Польши правнук польского короля Яна III. С 4000 долларов, выданными федеральными властями, Собесский, именовавший себя графом Калесским, — со шрамом, свидетельствовавшим о его участии в восстании против России, — уехал в Гавану. После чего он перебрался в Мобил, затем двинулся дальше на север, по пути осматривая лагеря и крепости южан. Он вел беседу с президентом Дэвисом, вице-президентом Стивенсом и другими представителями правительства и даже был приглашен на фронт к генералу Ли. Когда Собесский через один из портов Мексиканского залива и Гавану вернулся в Вашингтон, у него в кармане оставалось только 332 доллара, зато в качестве отчета он привез немало ценной информации. Северяне надеялись, что это превосходное инвестирование будет повторено человеком, уверявшим, что он прибыл из Англии, и называвшим себя поляком. Однако, прибыв в Ричмонд, он поспешил выдать южанам своего проводника, федералиста Бабкока, и сторонника северян Уайта, с которым должен был поселиться в одной квартире, а также всех лиц, оказавших им с Бабкоком помощь по пути. Когда мисс Ван-Лью узнала об арестах, ее охватил страх. Поляк, однако, слишком торопился завоевать своим предательством расположение южан и потому прозевал возможность разоблачить ее и многих других секретных агентов.

Убедившись, что падение Ричмонда вопрос нескольких дней, Ван-Лью попросила генерала Бена Батлера, с которым поддерживала переписку, прислать в Ричмонд федеральный флаг. И через фронт южан ей тайно переправили большой флаг, пополнивший собой коллекцию самых разнообразных предметов, спрятанных в ее доме. Когда в Ричмонде взлетели на воздух пороховые склады и военная эвакуация города была закончена, разъяренная толпа с факелами ринулась к особняку Безумной Бет, готовая осуществить многолетние угрозы. Но Элизабет Ван-Лью не растерялась, смело вышла навстречу толпе и, глядя прямо в лицо разъяренным соседям, выкрикнула: «Я вас знаю, Том… и вас, Билли… и вас… — И она перечислила не менее дюжины имен зачинщиков. — Генерал Грант будет здесь через час, и если вы причините хоть малейший вред этому дому или кому-нибудь из проживающих в нем, ваши собственные дома запылают еще до обеда!»

Ее слова остудили даже такой сброд, и они отступили. Вскоре передовой отряд наступающей армии в пыльных синих мундирах ворвался в столицу южан. Но еще до его появления Элизабет Ван-Лью, с трудом мирившаяся с необходимостью хранить в глубокой тайне свою верность Северу, первая подняла над домом федеральный флаг, провозглашавший сдачу Ричмонда.

Последующие годы выдались для Элизабет Ван-Лью мрачными и безотрадными. Президент Грант назначил Ван-Лью почтмейстером Ричмонда; на службе ее вынуждены были терпеть, но общество подвергало Ван-Лью остракизму до самой смерти. Элизабет Ван-Лью не получила ни доллара за услуги, оказанные ею армии федералистов; ей не возместили ни цента из тех 15 тысяч долларов, которые она так щедро расходовала из собственных средств ради единства Соединенных Штатов. Мало того, после ухода президента Гранта со своего поста ее понизили в должности, а потом лишили и этого скудного заработка. Последние годы она жила в убогой нищете, существуя на пенсию, назначенную ей друзьями и родственниками полковника Поля Ревира, которому она когда-то помогла бежать из вражеского плена и предоставила убежище. За ней все так же преданно ухаживали верные ей стареющие негры, об освобождении которых в Ричмонде она объявила первой.