— По-моему, мы так и не поняли толком, чем занимаются суфражистки Ист-Энда. Тебе не кажется? Точнее, в основном мы видели, что творят полицейские. Может, в другой раз нам больше повезет?
Мать ахнула:
— Боже, детка! Неужели тебе было мало прошлого раза? Тебя ведь чудом не убили!
Сама Мэй не считала, что спаслась чудом, но спорить не стала.
— Не вся их деятельность так же опасна, — сказала она. — Они ведь участвуют в шествиях Майского утра? Должны же они устраивать хоть что-нибудь менее опасное, куда могли бы сходить и мы.
Большинство местных суфражистских кружков принадлежали к двум крупным организациям: более мирному Национальному союзу женских суфражистских обществ во главе с миссис Миллисент Фоссет и более воинствующему Женскому социально-политическому союзу, который возглавляла миссис Эммелин Панкхёрст. Однако Федерация суфражисток Восточного Лондона не относилась ни к той ни к другой.
Через два месяца после митинга в купальнях Бау ФСВЛ проводила в кенсингтонской «Олимпии» демонстрацию против потогонной системы. Предполагались стенды, представляющие борьбу мисс Сильвии Панкхёрст с «потогонками», а также борьбу подобных организаций; стенды, продающие товары, произведенные женщинами, которым платили жалкие гроши. В качестве гвоздя программы планировался показ, как работницы потогонных предприятий занимаются своим повседневным трудом.
Именно такие мероприятия возбуждали интерес миссис Торнтон, хоть у нее и вызывало смутную тревогу то, что к женщинам относятся как к «экспонатам зоологического сада». Но ее опасения были напрасны. Женщины сами горели желанием объяснить слушателям, как им живется. Некоторые привели с собой детей, и они, естественно, привлекали всеобщее внимание.
— Разве это возможно — присматривать за детьми и работать одновременно? — спросила миссис Торнтон у одной из женщин с младенцем и малолетним сыном.
— Ну, вообще-то нельзя, мэм, — ответила женщина. — Мой того и гляди где-нибудь набедокурит. Вот я и привязываю его к высокому стульчику, и тогда с ним никаких хлопот.
Миссис Торнтон ужаснулась:
— То есть он сидит на этом стуле целый день?
Пока мама вела разговор, Мэй решила осмотреться. Участь работниц, занятых каторжным трудом, ее не занимала.
Она искала Нелл.
Зал был огромный, с высоким стеклянным потолком, стендами и людьми повсюду. Но Мэй искала не посетительницу: если Нелл и здесь, то по долгу службы, значит, найти ее будет проще. И все-таки стендов было много, как и суфражисток, раздающих листовки, так что разобраться, кто где, оказалось нелегкой задачей.
Мэй пришлось обойти почти весь выставочный зал, прежде чем она нашла Нелл — с пачкой листовок об избирательном праве для женщин, которые ей следовало раздавать, но как раз в тот момент она решила сделать передышку. Прислонившись к одной из колонн у входа, она курила трубку и поглядывала в сторону двери.
Мэй наблюдала за ней, оставаясь под прикрытием стенда, посвященного женскому кооперативу в Бау, и думала, что в жизни не видела более привлекательной девушки. Свою кепку Нелл надвинула низко, на самые брови. Медленно и чувственно она затягивалась дымом из трубки и выпускала его. Ее мужская рубашка была заправлена в брюки, короткие темные волосы завитками лежали на воротнике. После первого момента неопределенности становилось ясно, что в облике Нелл, кроме одежды, нет ничего мужского. И это особенно волновало. Мальчишка, который выглядел как мальчишка, ничего не значил для Мэй. Но девчонка, похожая на мальчишку…
Любая другая постеснялась бы, а Мэй просто подошла к Нелл и поздоровалась.
Нелл вздрогнула, на ее лице промелькнул почти панический испуг. Наконец она произнесла в явном замешательстве:
— А, ты та самая.
— Да, — кивнула Мэй. — Хочешь, чтобы я ушла? Если хочешь, я пойду.
Нелл вытаращила глаза, поперхнулась дымом и закашлялась. Пока она откашливалась, согнувшись, Мэй ждала. Наконец Нелл сипло произнесла:
— Да ладно уж. Оставайся.
— Ура! — просияла Мэй. — Знаешь, извини меня за тот раз. Я не хотела напугать тебя. Не беспокойся, больше я не стану лезть с поцелуями, если ты не захочешь.
Нелл вздрогнула и в тревоге огляделась по сторонам, позабавив этим Мэй.
— Да не бойся ты, — добавила Мэй. — Никто нас не слышит.
Нелл схватила ее за руку, потащила мимо клерков за столами к выходу из зала на улицу.
— Ты кто такая? — спросила она.
— Я же тебе говорила — меня зовут Мэй. Мы с мамой пришли послушать выступление мисс Панкхёрст, думали, что будет интересно. А сегодня я здесь потому, что хотела увидеть тебя. Мне кажется, ты интересная. Ты ведь тоже хотела снова увидеться со мной, верно? Но если нет, я могу уйти.
Она ждала, и наконец почти нехотя Нелл отозвалась:
— Нет, не уходи, не надо.
— Так я и думала, что ты меня не прогонишь, — обрадовалась Мэй.
Она села на скамейку, и Нелл, чуть помедлив, уселась рядом. На Мэй она поглядывала довольно хмуро, теребя выбившуюся нитку на манжете. Мэй, которую мало что могло обескуражить, спросила:
— Так ты лесбиянка, да? Как я?
— Кто?
— Лесбиянка. Как Сапфо с Лесбоса. Она была поэтессой. А лесбиянкой называют женщину, которой нравятся другие женщины. Как мне.
Недоумение исчезло со смуглого лица Нелл, теперь на нем читался явный интерес.
— Хочешь сказать, есть и другие?
— Конечно, есть! — Мэй порывисто подалась вперед. — Множество суфражисток влюблены друг в друга.
— Не может быть!
— Еще как может. Мисс Пейн и мисс Джонс снимают вместе квартиру. Вот что имеют в виду газеты, когда пишут о «мужеподобных» женщинах, только не говорят напрямую, потому что это неприлично. А были еще такие «дамы из Лланголлена» — не суфражистки, но жили вместе, дружили с Шелли, с герцогом Веллингтоном и… да с кем только не дружили! Мне мама про них рассказывала.
Нелл по-прежнему выглядела ошарашенной.
— У тебя не все дома? — спросила она.
— По-моему, нет, — ответила Мэй. — Хотя как знать? Даже если да? Ты когда-нибудь задумывалась об этом? Я — да. Моя одноклассница как-то рассказала про призраков. Призраки — это люди, которые знать не знают, что умерли. После этого я несколько лет боялась, что я тоже призрак и понятия об этом не имею. Но…
— Стой! — взмолилась Нелл. — Прошу тебя! У меня от тебя голова идет кругом. Я должна была раздавать листовки, а не слушать, как ты несешь чушь.
Мэй спохватилась.
— Извини, — сказала она, разглядывая Нелл. Склоненная голова. Мужская кепка. Пальцы по-прежнему теребят нитки на рукаве куртки. Желание поцеловать ее стало почти нестерпимым. Мэй чувствовала, как от возбуждения по рукам бегут мурашки.
Нелл подняла голову и заметила ее жадный взгляд.
— Ну хватит, — решила она. — Не здесь.
— Ладно, — согласилась Мэй и улыбнулась. — Не волнуйся, — добавила она. — Я найду место.