ТЕЛЕГРАММА

Посыльный с телеграфа явился, когда Суонкотты зав­тракали. В семье из восьми человек завтраки были непростым делом. Отец Нелл, Билл и сама Нелл спешили на работу к восьми, значит, завтракать должны были не позже четверти восьмого. Хлеб с маргарином доставался Нелл и матери, хлеб с топленым жиром — мужчинам, которым предстоял тяжелый физический труд на протяжении целого дня. Джонни и младшенький тоже просыпались и требовали есть. Берни и Дот хоть и оставались в постелях, но уже не спали. Берни спал на диване в кухне, а Дот просыпалась, когда остальные покидали широкую кровать.

Мальчишку-посыльного с телеграфа звали Томми Паркин, в школе он сидел в другом ряду, наискосок от Нелл, и плевал ей в голову шариками из жеваной бумаги. В щегольской синей форме, начищенных до блеска форменных ботинках и синей фуражке он изменился до неузнаваемости. Резко постучав в дверь кухни, хоть она и была открыта, он объявил:

— Телеграмма для мистера Суонкотта!

Все домашние, даже Джонни, в изумлении уставились на отца Нелл. Но сам он, похоже, ничуть не удивился. Нелл показалось, что ничего другого он и не ожидал. На Томми Паркина он взглянул чуть ли не со страхом. Потом суетливо вскочил, взял у Томми коричневый конвертик и вскрыл его.

— Ответа не будет, — сказал он Томми, и тот ушел.

— Ну? — поторопила мать сразу после ухода посыльного. — Что там? Плохие вести?

Отец отдал ей телеграмму. Билл, Нелл и Берни сгрудились в кучу, чтобы тоже прочитать.

Телеграмма оказалась предельно краткой.

— «Мобилизация», — прочитала вслух мать. И в тревоге уставилась на мужа. — Эрик, что это значит? Эрик!

— Это значит, что мы теперь воюем.

Нелл и так знала: об этом все утро кричал мальчишка-газетчик, и миссис О’Фаррелл заходила спозаранку обсудить новость с родителями Нелл. 

— Вот и призывают солдат запаса. Пора обратно в армию, старушка, — закончил он, не глядя на жену.

— Призывают! — ахнула мать. — Но тебе же нельзя! Объясни им, что ты никак не можешь, Эрик. Тебе шестерых детей кормить!

— Нет у меня выбора, Лил, — ответил мистер Суонкотт. Его лицо закаменело. — Дадут на сборы пару дней, и только. А если не явлюсь, будут считать дезертиром.

— Дезертиров расстреливают — да, папа? — вмешался Берни.

Отец не ответил. Он направился в спальню и вытащил из-под кровати семейный чемодан. Дот с плачем переползла к краю кровати:

— Папа! Папа, папа, ты что?

Мать закричала:

— Эрик! Как же мне платить за жилье, если ты уйдешь на войну? Армия за нас заплатит? Заплатит или нет? Ответь наконец, Эрик!

— Ты в Бельгию поедешь, папа? — спросил Берни.

Отец порылся в карманах и протянул матери что-то звякнувшее у него в руках. Мать уставилась на свою ладонь. На ней лежали три пенса одной монеткой и три монетки по одному фартингу.

— Это все, что у меня есть, милая, — сказал он. — Тебе придется продержаться, пока я не смогу прислать что-нибудь.

Мать перевела на него перепуганный взгляд. На ее заработки, даже если прибавить жалованье Нелл и Билла, семерых не прокормить, не то что обеспечить жильем. Это попросту невозможно.

Отец наклонился и поцеловал жену в лоб.

— Ты как-нибудь выкрутишься, детка, — неловко заверил он. — Ты же всегда справляешься.

И он открыл чемодан.

Отправить