Вскоре после этого мы узнали, что готовятся привезти сюда […] для сжигания венгерских евреев. Это нас сломало до последней степени, что мы должны сжигать миллион венгерских евреев⁵². С нас уже и так хватало и до этого, уже давно более чем достаточно всего. Мы еще должны обагрить руки кровью венгерских евреев! То есть нас довели до того, что просто вся команда без различия класса и слоя, и даже самые худшие из нас, разозлились и решили, что нужно положить игре конец, покончить с этой работой, а заодно и с нашей жизнью, если надо. Мы начали налегать дальше, чтобы требовать извне быстрого решения, но, к сожалению, все вышло не так, как мы это себе представляли.

Через некоторое время началось большое наступление на Востоке, и изо дня в день мы видели, как русские приближаются к нам, и у других создалось мнение, что, может быть, вся работа лишняя, лучше ждать, еще немного подождать, пока фронт не приблизится и вместе с этим упадет моральный уровень и возрастет дезорганизация у СС-овцев, и это может дать нашей акции много шансов. Действительно, со своей точки зрения, они были правы, к тому же когда они абсолютно не видели для себя угрозу в их ожидании. […] ликвидировать […] время […] они не должны торопиться для этого, но мы […]

Но, стоя за работой, мы видели истинное положение вещей, что время пройдет ни с чем. Особенно мы, наше командо, всегда полагали, что именно мы под большей угрозой, чем все другие в лагере, даже чем евреи в лагере. Потому что, полагали мы, немец любой ценой захочет стереть все следы его до сих пор сделанных дел, а это он может не иначе, как только через уничтожение всего нашего командо, не оставив ни одного. Поэтому мы в приближении фронта не видели для себя никакого шанса. Наоборот, мы видели в этом необходимость совершить нашу акцию несколько раньше, если мы еще что-то хотим сделать при жизни.

Под давлением всего нашего командо мы хотели повлиять на лагерь⁵³, чтобы он понял, что сейчас лучшее время. Но, к сожалению, нас⁵⁴ откладывали со дня в день. Со временем мы разобрались с тем немногим материалом, который у нас был, и сотворили из него соответственно то, что мы хотели и что было надо. Мы предприняли все усилия, чтобы удержать равновесие в командо, мы все делали с большим самопожертвованием, но […] и это длилось месяцами. Поэтому нам удалось, благодаря напряжению и преданности нескольких еврейских девушек, которые работали на фабрике амуниции⁵⁵ […] чтобы получить чуть-чуть материала, который должен был принести нам пользу в тот момент […] хранили и […]

[…] в самое сердце лагеря.

[…] нашего самого большого врага […]

[…] хранить

[…] Градовский Залман из Сувалок один

[…] составленный из лучших элементов нашей команды […] под […]

 

[…] было надо создать. Мы начали настаивать на том, чтобы наши соратники определили срок, хотя бы просто потому, чтобы наша команда была к этому готова. Случилось это после того, как у нас приостановилась немного работа. Уже не было столько евреев для сжигания. После того, как уже […] погибли все евреи Польши, среди них […] и не было предусмотрено больше евреев для сжигания […], нашу команду уменьшают наполовину, даже забрали 200 (двести) молодых людей из нашей команды в Люблин и там их убили. Вскоре после этого люблинский лагерь⁵⁶ был ликвидирован, и зондер командо из этого лагеря попала сюда, в Биркенау. Это были 19 русских и один рейхсдайч⁵⁷, их капо, всего 20 человек. В них наши командо видели для себя опасность, полагая, что приближается день, когда мы […] погибнем и будут заняты места сжигания. Наши, зная об этом, считали за лучшее время, чтобы сказать: хватит! Для этого еще надо установить срок.

Наши […] после того, как 20 русских из Люблина с нами прижились, выяснилось, что они могут принести нам большую пользу в нашей акции, в первую очередь своей жестокостью и силой. Особенно был один военнопленный, майор, совершенно интеллигентный человек. Вначале мы возлагали на него много надежд, но выяснилось, что, несмотря на свое военное образование, которое у него было, никогда нельзя было с ним проконсультироваться и слишком много доверить. Он просто был […] мы начали находить других русских военнопленных полковников и до генерала, с которыми мы состояли в контакте. Но им не хватало […] какойто политической зрелости с […] такую сложную работу, таким конспиративным способом, как тут в лагере […] им не хватало. Понимание, оценка каждого плана, каждого действия […] ничего не проходило у них гладко.

[…] что-то не было ясно само по себе, не ясно […] еще не готовы, после того как русские установили связь с теми снаружи из лагеря, снова что-то не было ясно, снова что-то испортилось, мы больше уже не могли дольше ждать и решились просто сами своими руками […] просто запросто […] какое геройство проявили […] наши ребята, в общем маленькое число. […] видя […] которые заставляют нас ждать изо дня в день. […] со всех тут уже было достаточно […] худший из нас, который совершал зло и бесчеловечность, […] тем днем от всего и вся отмылся начисто […] так как мы решились, а у них есть время, мы попытаемся их принудить, мы поставим их перед свершившимся фактом, а потом пусть они делают, что хотят, лишь бы мы сделали свое.

Был утвержден день – пятница. Нашу коммандо мы разделили. Одна группа, которая работает в крематории II–III, вторая, которая работает в крематории IV–V. Посреди крематориев находится сауна⁵⁸ и вещевой лагерь⁵⁹ Вы на плане точно убедитесь или где-нибудь в другом месте. В любом случае все это находится в одном углу лагеря, на западе от лагерных крематориев – II–III находится в юго-западном углу и IV–V в северозападном углу. А в середине сауна и вещевой лагерь, там также еврейская командо. Итак, в 4 мы должны прикончить⁶⁰ наших охранников в количестве до 10 человек, забрать их оружие убийства. Команда из 100 человек из нашей командо крематориев II–III, которая состояла приблизительно из 180 человек, из них отнимается немного неспособных к этому, слабых, больных, просто трусов, итак 100 человек становятся на улице и поджидают, когда наступит 5 часов, когда часовые будут меняться на вышках, на ближнюю цепочку постов, на ночь, в количестве 20 человек. Когда последние подходят близко, наши командо набрасываются на них. Определено на каждого из них по пять наших, среди них такие, которые умеют пользоваться пулеметом⁶¹. Прикончив 20 человек, 100 человек делятся, половина идет с пулеметом сбросить цепочку постов, которая стоит целый день, другая половина идет к лагерю.

В это время другие наши союзники должны у себя сделать по той же системе: освободиться от собственных охранников, а потом люди из сауны собираются вместе с командой крематория IV–V с другой стороны лагеря и нападают на часовых, которые идут вставать на ночное дежурство, а потом нападают на руководителей блоков […] и лагерей, которые вместе: лагерь больных⁶², женский лагерь⁶³ и мужской лагерь⁶⁴. Из наших людей из крематориев II–III должны […] выйти вперед на дорогу, где они должны встретиться с 8 часовыми с пулеметами и напасть на них вплотную у колючей проволоки нашего мужского лагеря.

Группа наших людей, которые находятся в лагере, стоят и ждут. В ту минуту, когда те приближаются снаружи, они перерубают изнутри проволоку и с громким ура бегут к ним на помощь и поджигают в то же время все бараки лагеря. Остатки нашей команды, которые остались после […] эти 100 и 25 человек, другая группа должна в это время перерубить колючую проволоку женского лагеря и других соседних лагерей и одновременно взорвать все крематории. Так было решено и так же подготовлено настолько, что все наши люди уже были для этого одеты и даже разделили работы и соответствующие инструменты для этого. Было решено в 9 часов. И в 2 часа еще пришел […] последний посланник и сказал, что это не будет отложено.

Народ просто целовался от радости, что мы дожили до минуты, когда мы сами, сознательно и свободно идем положить конец всему. Тем не менее никто не строил иллюзий, что мы так спасемся. Наоборот, мы прекрасно отдавали себе отчет в том, что это верная смерть, но все же все были этим довольны. Но в последнюю минуту случилось что-то важное с транспортом, что нужно было там, в зоне, остановить и соответственно и также всю акцию.

По правде говоря, наши ребята просто слезами заливались, зная, что события нельзя откладывать, если нет, то уже не пойдет, как хотели. Со временем снова пришли наши союзники из лагеря и попросили дальше поддерживать с ними контакт, заверяя нас, что очень скоро они решатся пойти вместе с нами. Мы дали им себя уговорить. Особенно внешнее политическое положение, которое улучшалось изо дня в день, вынуждало нас ждать, поджидать, рассчитывая тем самым уже не столько на шанс нашего спасения, которое мы никогда даже не пытались себе вообразить, сколько просто на еще большую вероятность успеха акции.

А что до евреев, которых мы сжигаем за это время, нас лагерь уговорил, что они так или иначе будут сожжены: если не нами, то другими. Но мы каждый день негодовали и хотели уже ускорить событие. Это длилось так долго, пока за это время не были сожжены полмиллиона венгерских евреев, а у них в лагере все еще есть время, просто потому, что их это пока не касается, и все еще слишком рано. Чем позже, тем больше шансов.

Со временем план наш действительно расширился благодаря участию всего лагеря и особенно соседнего лагеря в Ойшвице. К нашему плану было добавлено то, что наработала команда из поляков, русских, евреев при разборке старых самолетов⁶⁵ и к тому же разных складов амуниции⁶⁶, что они должны напасть на их месте на склады и раздать оружие команде, и вся команда пойдет в бой с СС-овцами в лагере. И немного должно перепасть баракам […] военных⁶⁷ для поджога. Но и они, к сожалению, в последнюю минуту поставили условие подождать еще немного. Мы скрежетали зубами и молчали.

Так как мы раньше предусмотрели планы совершить […] акцию своими руками, в частности, также план совершить акцию поздно ночью и попробовать сразу побежать в поле, попытаться так спастись, что еще было как-то похоже⁶⁸ на реальность […] Общая акция нас очень останавливала, просто потому, что не могли подключить к акции обе команды, то есть крематориев II–III и команду крематориев IV–V. И прежде, чем одна команда из нас сделает это и тем предаст остальных, другие командо, мы решили, лучше подождать и сделать общую акцию с теми же шансами для нас обеих, то есть команд обоих крематориев, так мы были преданы и связаны […].

Настал день, когда наше положение начало становиться серьезнее из-за того, что вся наша командо перешла жить в крематории IV–V⁶⁹, где нечего было делать, так что было предусмотрено, что скоро, в ближайшие дни придут и заберут группу людей из нас. И вот именно так и случилось. Забрали 2 сотни и убили их и сожгли⁷⁰

Вскоре после этого снова поднялся порыв покончить с игрой, потому что просто от большого волнения и досады и к тому же акция еще не была закончена.

Так как мы понимали, что скоро он⁷¹ снова попытается еще уменьшить команду, ведь будапештских евреев он уже сюда не привезет. К тому же уже открыто говорят, что он приступил к ликвидации лагеря тем, что он ежедневно увозит транспорты евреев по железной дороге недалеко отсюда, где у нас у всех есть проверенные доказательства того, что они уничтожаются, даже одежда их возвращается […] И к тому же он привозит сюда, к нам в крематорий, ежедневно здоровых свежих молодых людей, уже совсем без селекции, как раньше делалось, а просто блок за блоком. Настолько систематически и планомерно, что видишь точно, что дело идет к концу всей ликвидации.

И к тому же он еще попытается уменьшить нас в командо, что ему уже наверняка не удастся, потому что он попадет на таких, которые обо всем знают и предназначены для этой работы. Просто уже давно готовы к событию, так что это ему точно не удастся, и мы это точно знали. После нашего сильного давления на лагерь, когда мы днем и ночью стучали им по голове и доказывали, что ожиданием они дождутся всего лишь своего череда⁷², своей очереди попасть в Бункер⁷³, и больше ничего, они снова, в конце концов, согласились и определили срок общей акции, – сообща, вместе.

Мы снова все подготовили, но уже осторожнее, чем прежде⁷⁴, потому что после первого раза мы страдали послеродовыми болями от доноса нашего польского капо по имени Митек⁷⁵, который донес на нашего еврейского капо⁷⁶, и его по этому самому обвинению действительно забрали и застрелили. В этот раз мы уже хотели быть осторожнее.

Уже определив срок, мы узнали от наших союзников-евреев, которые представляли общую массу лагеря, которые состояли в постоянном контакте с русскими и поляками лагеря, что определение русскими срока было самостоятельное, недостаточно просчитанное, не подготовленное соответственным образом, а просто по их старой уже нам знакомой системе: не задумываться слишком, просто-напросто сделать – и готово, просчитано не просчитано, есть шансы, нет шансов, сделать – и готово. Удастся ли что-то или нет, это уже для них слишком надо задумываться, это […] просчитают, что нужно подготовить […], что все, кого представляем мы […] Из-за этого должны быть специалистами в этом деле, должны иметь право знать […] можно ли будет что-то сделать, что-то выполнить.

Должны же […] раньше знать об этом то есть […] уже […] они уже сами узнают. Они услышат ура, крик, стрельбу и они поймут, что происходит. Но что это называется авантюра, на которую мы не хотели решаться, потому что было мало шансов на успех от простой драки. У нас были лучше шансы, если действовать самостоятельно, мы бы больше выиграли. И, по правде говоря, наши люди сами нас много раз упрекали в оттягивании […] совершить самим […] уже достаточно, и сами мы, те, которые стояли во главе акции, сами мы должны были стать теми, которые остановили, оттянули на день позже и чтобы выиграть больше шансов, больше организованности.

После того срока мы возложили всю ответственность на тех немногих, кто понимает лучше, как организовать все дело. На нескольких евреев и нескольких поляков. Итак, теперь они начали организовываться и готовить все внешние команды⁷⁷ к событию, чтобы это было как следует, обеспечили каждую команду подходящим доверенным человеком, который обо всем должен быть информирован и знать заранее определенный срок, на месте подготовить необходимые условия с инструментами для этого дела. Разумеется, это оказалось очень правильным, как верный шанс, чтобы соответственно удалось. Но это должно было-таки длиться какое-то время.

Но со временем случилось то, чего мы так сильно боялись. Снова объявили отбытие транспорта из команды крематориев IV–V из 300 (трехсот) человек. Это внесло совершенное смятение в командо. Были такие из этих 300 человек, которые заранее говорили, что окажут сопротивление. А раз поднимать сопротивление, то понятно, что нельзя предвидеть, чем закончится. И к тому же другие, те, которые должны были остаться, сказали, что они готовы кончить вместе с теми, и, может, только несколькими часами раньше, не ждать пока придут их забрать, а закончить на один вечер раньше. У них на то наверняка было полное право, фактически так и нужно было делать.

[…] опирались на уверения всего лагеря, что вопрос стопроцентно актуален в ближайшее время. Это вопрос считаных дней, с большой вероятностью участия всего лагеря в числе десятков тысяч людей. И требуя от нас безусловную терпимость к тому, что забрали 300 человек за цену успеха акции.

Мы, чувствуя, что у нас уже есть силы […] целостности общей акции и, не считаясь с нашей жизнью, уже будучи заинтересованными в наибольшем успехе […], позволили […] остаться […] в стороне, мы […] и мы им ничего не говорим. Наоборот, пусть они окажут надлежащее сопротивление, пусть сделают что могут. Но мы остаемся в стороне. Этим мы не упустим свой шанс, который должен прийти с божьей помощью несколькими считаными днями позже.