Алэн Виньо говорит: «Клоун бьет эго в самое сердце. Когда мы надеваем клоунский нос, то соединяемся не с иронией, а с собственной искренностью».
Мы сами большие фанаты клоунады, с ее помощью мы учимся быть самими собой, чтобы без остатка проживать и праздновать разных себя. На одном из семинаров Виньо мы отчетливо поняли: клоунада обеспечивает доступ в нашу теневую часть. Именно поэтому она неотъемлемая часть работы с Тенью.
Раньше мы этого не делали, и тренинги хотя и получались глубокими, трансформирующими, но наряду с открытиями, осознаниями, инсайтами у многих участников оставалось ощущение, что они проделали очень тяжелую работу. Мы часто слышали: «Спасибо! Здорово!!! Все очень хорошо. Вот только устал, как будто поле вспахал!»
Сегодня участники радуются и выходят со словами: «Ух, как мы отвели душу, как порезвились! Но при этом получили доступ в глубину, чтобы раскрыть внутренние ресурсы». Интеграция теневых частей и энергий произошла, но не ценой преодоления, слез и горя, а с помощью чего-то еще.
Конечно, и слезы льются, особенно если теневая часть обиженная, отвергнутая, униженная, раздавленная, горюющая. Но это слезы того, что всегда рыдало внутри. Через потоки слез мы отогреваем себя, отпускаем свою боль, исцеляемся. Какая-то наша часть плачет, чтобы привлечь к себе внимание, чтобы заручиться нашей поддержкой, защитой, любовью, благословением, чтобы избавиться от страданий прошлого.
Это «что-то», за счет которого так легко работается участникам тренингов, когда они веселятся и резвятся, играют и лицедействуют, и есть проявление Дурака — то самое соединение с архетипической энергией Трикстера, Шута. С другой стороны, все не так просто — следует быть аккуратными, ведь Дурак неоднозначен. Этот персонаж настоящий оборотень — то ласковый, то кровожадный.
Человечество знакомо с Трикстером, сообразительным и озорным, с древних времен. Во множестве обличий он присутствует в эпосе разных народов: Лиса в русских народных сказках или Койот у индейцев. Когда в сюжете появляется этот персонаж, никогда не понятно, чем все закончится. Трикстер бывает очень злобным, он может жестоко высмеивать как внешних врагов, так и своих товарищей. Ему все дозволено, он свободен от этики и эмпатии. За его юмором может скрываться агрессия, а шутки бывают злыми и колкими.
Для нас, как ведущих тренинга, главное — не переступить тонкую грань, а для этого требуется рассчитывать, сколько упражнений с Трикстером необходимо выполнить группе в зависимости от ее состояния. Это как со специями: лучше недоперчить, чем испортить все блюдо. Мы четко знаем, в какой точке должны оказаться в финале, а вот путь у каждой группы свой.
Участники играючи, легко проходят в свои теневые зоны — каждый на такую глубину, к какой готов. Включаясь в Трикстера, дурачась и сначала притворяясь своими теневыми персонажами, они постепенно входят во вкус и преображаются.
Кажущаяся несерьезность архетипа Дурака действительно позволяет избавиться от застарелых проблем, историй, которые годами нас тревожили, застряв и возвращаясь в воспоминаниях.
Теневые части каждого человека неуправляемы и им неосознаваемы, поэтому мы их и боимся. Нам часто кажется: там скрывается что-то плохое, огромное, серьезное, страшное, а проникнуть туда мы не можем. Зато архетип Дурака — прекрасный проводник, который отводит нас туда потому, что ему дозволено говорить правду, не боясь расправы.
Шут может изменить ход игры и расклад сил — ведь сделать вид, что никто не заметил его кривляний, невозможно. Сегодня, заглядывая внутрь себя, мы обнаруживаем там важные, раздутые субличности, которым кажется, что они здесь главные. И через архетип Дурака мы получаем возможность их высмеивать, даже если вся власть нашего внутреннего «королевского двора» действительно находится в их руках. Именно этот смех меняет конфигурацию частей в нашем внутреннем мире. Мы с большим удовольствием приветствуем проявления архетипа Дурака во взаимодействии с теневыми частями.
Надевая клоунскую маску, участник получает индульгенцию, официальную возможность безнаказанно быть таким, каков он есть на самом деле. Он заранее избавлен от любого страха осуждения или внешней оценки, ведь шуту разрешается быть любым. Отменяются понятия правильно — неправильно, можно — нельзя, хорошо — плохо. Всему — да! Да — жизни в полном объеме: без сортировки, навешивания бирочек, без раскладывания в коробочки.
С помощью игры, клоунады люди получают возможность познакомиться с тем, что в них есть, какие роли играют эти части, чему служат в разные моменты, и проявить их энергию: злость, скорбь, радость, печаль, счастье. Просто проявить. Позволить всему быть. Потому что это не хорошо и не плохо — это разные грани жизни.
Шут — это про позволение, про глоток свободы, про возможность дать себе чувствовать. Через дурацкое кривлянье, через фарс выявляется и проговаривается напряжение, даже самое тайное и хорошо скрываемое.
Дети дружат с этой энергией баловства и тотального проявления, а взрослые часто теряют с ней связь, поддерживая лишь какую-то свою часть, вытесняя остальное в Тень. Лишь немногие из людей во взрослом возрасте смеют открыто проявлять эту энергию.
В ходе тренинга ее демонстрируют все — и из нее складывается опыт. Сначала это точечное проявление вытесненных частей, затем больше, а после уже легко принимать решение о их проявлении в жизни: буду я это делать или не буду, а если буду, то где и в каких ситуациях. Это не «мне сказали, как надо себя вести» — это то, что я прожил, мой опыт, мое практическое знание. И я могу им управлять.
Для выполнения этого упражнения группе нужно время на разогрев, но следовать предлагаемому нами алгоритму можно и самостоятельно. Привлеките напарника, с которым вы вместе читаете эту книгу, или ведите диалог с воображаемым собеседником.
Шаг 1. Группа разбивается на пары. Каждый участник вспоминает одну травматичную историю из своей жизни. Травму, которая до сих пор саднит. Один участник из пары несколько раз рассказывает про боль — мы просим его излагать историю, точно следуя инструкции. Второй оценивает действия партнера. Если верит — поднимает руку, если нет — держит руки опущенными. Последнее — сигнал для рассказчика: надо что-то изменить, говорить по-другому, глубже, честнее.
Итак, человек просто рассказывает историю боли. Делать это надо так, чтобы партнер поверил: там горе, заряд, обида. Говорящий эмоционально передает свои чувства, и многие слушатели воспринимают их: кто-то не может сдержать слез, кто-то явно гневается.
Шаг 2. Смена партнера. У каждого рассказчика новый слушатель и новая инструкция — изложить ту же ситуацию, но усилить ее. Например, в первой версии истории вы пришли домой, мама была не в настроении, а папа вас отшлепал. Теперь вы говорите: отец схватил ремень, бросил вас на пол и драл с 5 до 9 вечера. А затем передал ремень матери, и она продолжила экзекуцию до 6 утра. И так целый месяц. Постепенно к истязаниям подключились и бабушка, и соседи. Когда ремень порвался, принесли новый. Прямо грузовиками подвозили ремни, а вся улица кричала: «Бей сильнее!» Нужно накрутить и усилить реальную историю о начавшейся тяжелой жизни.
Шаг 3. Смена партнера. Вновь та же история, но уже изложенная с позиции обучения. Чему меня эта ситуация научила? Что в ней ценного? Какие уроки там были? Например: «Когда я вошел в дом и мама взяла ремень, я, с одной стороны, испугался, а с другой — во мне возникло что-то новое, я почувствовал себя этаким героем-подпольщиком. Типа бейте — не убьете. А когда мне поддали два раза, во мне поднялась не только обида, но и злость. Я понял: хоть убейте — мне все равно, я не сдамся. До сих пор этот стержень в себе чувствую, и если в жизни происходит что-то сложное, то опираюсь на него».
Шаг 4. Новый партнер и инструкция: обдумать ситуацию, найти что-то хорошее в ее развязке. Например: «Хорошим было то, что потом маме стало стыдно, она мне купила велосипед, и это оказалось классно. Велосипеда ни у кого из моих друзей не было, а у меня он появился. Потом мама была со мной ласковой. Папе, кстати, от нее тоже досталось, он даже начал заниматься со мной математикой. Эти занятия действительно мне помогли. Раньше я сам учил и алгебру, и геометрию, мучился, а теперь подтянулся и хорошо учился до окончания школы. И все благодаря этой же ситуации. А еще у меня улучшились отношения с папой. Он вдруг по-новому стал смотреть на меня, а я понял, что папа — это не только тот, кто приносит деньги и хлопает по попе маму, но и вообще-то классный мужик. Мы стали вместе ездить на рыбалку».
Шаг 5. Новый партнер и инструкция: рассказать эту же историю на несуществующем тарабарском языке. Сначала участники тренинга запинаются, но потом свободно начинают изъясняться на тарабарском. Это всегда очень весело. На таком языке примерно обычно гулят младенцы. Вы как бы держите ситуацию, похожим образом ее озвучивая.
Шаг 6. Новый партнер и инструкция: изложить историю жестами — с сурдопереводом. Представьте, что ваш рассказ нужно показать буквально на пальцах и с помощью мимики. Это делают все.
Шаг 7. Новый партнер, и все участники исполняют оперетту на свое либретто (свою историю).
Когда мы просим рассказчиков после завершения упражнения посмотреть в боль их ситуации, то получаем удивительную вещь: 100% из них говорят, что они помнят ситуацию, но эмоционального заряда практически нет. Боль, которая столько лет была с ними, вдруг куда-то ушла.
В этом упражнении мы отпускаем боль своих печальных историй, вытаскиваем на поверхность засевшие внутри злость и обиды, как будто избавляемся от старых заноз.
Когда мы смеемся над чем-то из архетипа Дурака, как в описанном упражнении, то в этом смехе нет высокомерной интеллектуальной составляющей собственного превосходства. Мы просто радуемся — естественно, как в детстве. Это особенное веселье, этот смех соединяет нас с точкой «здесь и сейчас». Когда мы искренне хохочем, то ощущаем тотальное присутствие в моменте смеха, а ничего другого не существует.
Каждый из участников знакомится с какой-то своей теневой частью. Как правило, это свежеобнаруженная теневая часть, и окрашена она негативно. Например — тиран или жадина. Мы часто видим живущих в Тени раненых детей: брошенных, забитых, отвергнутых. Это может быть и склочница или торговка.
Первичное знакомство с этой теневой частью происходит через отыгрывание ее в дзен-театре, когда в полной тишине каждый находит для нее место в пространстве. Участник встает так, как хотела бы встать эта часть, — он позволяет своему телу занять ее положение, а разум просто наблюдает. Дальше мы используем японский театр — движение начинается через «ма» (паузу, пустое пространство). Плавное движение, остановки, осознанность здесь и сейчас позволяют еще больше познакомиться с этой частью (см. ).
Наше самое любимое, яркое и дурацкое упражнение — отыгрывание найденных теневых персонажей в драматических историях. Их придумывают группами, и все роли обязательно воплощаются в сценарии. То, как мы формируем группы, — это секрет для участников. Принципы отбора персонажей могут быть различными: однородная группа — например, из раненых детей. Или мы берем серьезного прагматика и перфекциониста и добавляем к нему веселую девушку без комплексов. Еще есть среди героев ребеночек, изгой-отшельник-наказанный-брошенный-подстоломживущий — и его определяем в эту же группу. Старая бабка, которая мозг выносит всем и вся, — и ее сюда же. По сути, мы компонуем семейную картинку антигероев.
Очень часто в одну группу попадают король или королева; их дочка, которая отбилась от рук; мать-старуха, королева или ведьма; непонятно чей любовник; робкий сынок-подросток. Мы смотрим на всех персонажей, представленных в общей группе, и собираем из них малые группы — такие, чтобы входящие в них люди могли создать сценарий для его воплощения в жизни. Задача драмы, которую им предстоит разыграть на сцене, — предоставить пространство, сделать их главными, теми, кто определяет ход событий. Часто все остальные участники группы, смеясь и плача одновременно, узнают свои семьи. Приходит понимание, что именно эти теневые части определяют сцены, повторяющиеся в жизни.
К этому моменту все участники уже привыкают к той теневой части, с которой они соприкасаются на протяжении трех дней работы. Они спокойно представляют ее остальной группе — как бы позволяют ей выглянуть во внешний мир.
Ведущие дают командам задание: нужно написать мини-сценку и отрепетировать ее, чтобы через два часа сыграть на сцене. В мини-сценке есть оговоренные нюансы. Каждый из выступающих должен проявить характер своей части и помочь в этом товарищу по группе. Другими словами, задача — взаимодействовать, помогая друг другу, проявить себя и показать, что у всех собравшихся есть теневые части.
Это действительно сложная задача, но участники начинают обживаться в мини-группах в тех ролях, которые вскоре будут предъявлены всем. Позволение — или даже задача — проявлять вовне свою запрещенную часть высвобождает энергию. А вскоре еще появляется и творческий задор.
Вообще есть три фокуса внимания — фокус «я», фокус «мы» и фокус «мы большое». То есть в каждом упражнении есть я, есть мини- и макрогруппа. Это значит: взаимодействуя на сцене, все должны соприкасаться с собой, с теми, кто в это время выступает, и работать на публику. Надо обращаться к залу, к зрителям — взаимодействовать с ними, ведь они проживают представление вместе с выступающими. Не забывать себя и того, кто выступает рядом, не забывать, для кого и зачем происходит действие на сцене, и действовать самому. Такое тотальное проживание жизни в трех фокусах позволяет избавиться от ограничений и зажатости.
Включаясь, вы удерживаете себя в роли, в эпизоде, в зрителях. Хотите вы того или нет, но вы перестаете ограничивать себя в проявлении чувств, оценивать, критиковать. Вы действуете спонтанно и естественно, красиво и гармонично. Отчего так происходит? Просто мозгу не хватает «оперативной памяти», чтобы удержать разом три фокуса, да еще и покритиковать себя.
Перед представлением участники группы выстраивают сценическое пространство в соответствии с придуманным сценарием и передают ведущим список необходимых музыкальных фонограмм. Наконец начинается самое интересное — представление. Разворачивающиеся на сцене события настолько захватывают выступающих, что энергия, которая скрывалась в Тени, устремляется наружу — в активной, но безопасной форме. Играя, лицедействуя, люди знакомятся с собой и друг с другом — новыми, состоящими из ранее скрытых частей. На представлении раздается много смеха. Он, как и аплодисменты, позволяет еще лучше узнать и больше проявить эту часть, погрузиться в нее, на какое-то время стать ею, увидеть то, что пугало, смущало и обескураживало, что еще в ней есть смелое, прекрасное, восхищающее.
Есть еще один важный момент: когда мини-группа готовит сценарий, участники договариваются о сюжете, но на сцене их захватывает импровизация. Персонаж начинает раскрываться в новом действии. Сценарий обрывается, появляется спонтанная жизнь героев. Участники сценки органично вливаются в странную сумасшедшую семью — с папой-самодуром, мамой-королевой, дочкой-дурочкой, мечтающей о свадьбе с принцем, общим любовником. Или — в скопление маленьких, несчастных и обиженных детей, соревнующихся, кто громче плачет, под руководством злой няни… И многое другое! Разворачивается трагикомедия, свободная от страха реальности.
Выпуская на сцену своего внутреннего Дурака, наряжая его в смешной костюм персонажа, которого мы ни за что не показали бы в приличном обществе, мы получаем доступ к замурованной в стыде и правилах энергии. Мы соединяемся с ней, чтобы стать живыми и более наполненными, — сначала на нашей сцене, а потом и в жизни. Это вовсе не означает, что участники вернутся к себе домой такими странными персонажами. Но они получат разрешение на легализацию тех частей, которые до этого жили у них внутри, а вместе с этим снизят напряжение и станут более свободными.