Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Мечтай, диверсифицируй и никогда не упускай ракурс.
Уолт Дисней
На Уолл-стрит люди просто одержимы риском. С помощью супермощных компьютеров и сложной математики они выделяют различные его виды и придумывают, как извлечь из них прибыль. Однако всего в нескольких милях оттуда я нашла не менее богатый материал для изучения риска в действии. Я познакомилась с нью-йоркским папарацци, заработок которого целиком зависит от понимания того, с какими видами риска он сталкивается. Его методы аналогичны тем, что в ходу у профессиональных финансистов, но не требуют высоких технологий. При этом его лучшей стратегии работы с риском все время мешает неустанное искушение схитрить.
На улице в одном из самых модных районов Нью-Йорка висит огромный рекламный щит с изображением модели Джиджи Хадид — прямо перед окнами ее квартиры. Сейчас звезда там со своим бойфрендом. А на улице ее поджидает группа мужчин средних лет с большими фотоаппаратами. Мы обсуждаем последние перемещения модели. «Вчера она ужинала с матерью и сестрой. Потом подошла Кендалл Дженнер, — говорит один. — А теперь она с Зейном. Они наверху уже целую вечность. Как ты думаешь, чем они там занимаются?!»
Невероятно. Я обсуждаю распорядок дня двадцатидвухлетней девушки со взрослыми мужчинами. Но для папарацци такая информация означает заработок. Обычная фотография выходящей из дома Джиджи стоит недорого — долларов десять. Но ее окружают другие знаменитости, и совместный снимок может принести сотни долларов. А если они делают что-то необычное, папарацци может заполучить небольшое состояние. «Если кто-то ее поймает, как, например, в Париже, речь идет о сотнях тысяч долларов», — объясняет другой фотограф.
Получить особенный кадр Джиджи — дело трудное и непредсказуемое. Безусловно, надо уметь хорошо снимать, но зачастую все сводится к удаче. Нужно оказаться в том самом месте в то самое время. Это риск, который сложно, а то и невозможно контролировать.
Фотография Джиджи — это актив с растущей ценностью. За несколько месяцев до этого папарацци больше охотились за ее подругой — Кендалл Дженнер. Но сейчас мне говорят, что ценность предыдущего актива упала. «Больше никакой Кендалл. Пришло время Джиджи».
У дома, где живет Джиджи, я встречаю Сантьяго Баэса. Он работает папарацци с начала 1990-х. В светской жизни Нью-Йорка он вроде Зелига — героя одноименного фильма Вуди Аллена. С фотокамерой в руке он был свидетелем рождений, смертей, влюбленностей, разводов и распада романов многих известных жителей города. Он увлеченный человек. Мы стоим у дома, где когда-то жили Наоми Уоттс и Лев Шрайбер. Когда я спрашиваю об их размолвке, Баэс начинает причитать: «Это было тяжело. Я очень тогда разозлился. Годами за ними следил: такие милые люди, прекрасная семья».
Через несколько дней после слежки за Джиджи мы вновь встретились, на этот раз чтобы снять Алека Болдуина и его жену Хилари. Баэс получил наводку: они уезжают в Хэмптонс, чтобы обновить свои брачные обеты. А фото знаменитости, которое может попасть в новости, прибыльнее, чем снимок звезды на прогулке.
Супруга Баэса — он так и не сказал мне, как ее зовут, и называл просто «женушкой» — намного младше него и помогает ему в работе. Она тоже с нами, вместе с маленьким сыном в коляске. Когда мы обустраивались рядом с домом, в котором живет чета Болдуин, из магазина с мороженым выбежала женщина и протянула мальчику рожок. По словам Баэса, важно поддерживать хорошие отношения с людьми, которые работают рядом с домами знаменитостей: они разрешают зайти в туалет. Ведь иногда папарацци ждут снимка по несколько часов, а то и недель.
Баэс приехал в Нью-Йорк в 1981 году из Доминиканской Республики и поначалу работал на кожевенном производстве и помощником официанта. Английский выучил по словарю и газетам. С деньгами было туго, но одной из первых покупок стала фотокамера — он приобрел ее за 300 долларов в рассрочку. Баэсу всегда хотелось стать архитектором, но учеба стоила «слишком много денег», поэтому он решил заняться фотографией. Когда Баэс был всего лишь помощником официанта и не говорил по-английски, он сказал своему парикмахеру: «Когда-нибудь я стану профессиональным фотографом». «Тот решил, что я сошел с ума», — вспоминает он.
Через несколько лет Баэс получил работу, которая оплачивалась лучше, а заодно начал ходить с камерой на мероприятия «с красными дорожками», чтобы потом продавать снимки местным газетам. В 1991 году на одной церемонии награждения он познакомился с опытным французским папарацци, который сделал небольшое состояние на непристойных фотографиях Сары Фергюсон, герцогини Йоркской. Он посоветовал Баэсу отказаться от обычной работы и всецело посвятить себя профессии папарацци. Пожилой фотограф взял Баэса под крыло: представил его фотоагентству и посреднику, который продавал снимки глянцевым журналам. Наставник учил Баэса ремеслу: где лучше встать, как наводить камеру, как прятаться, какие объективы использовать. Наставник рассказал и о золотых правилах папарацци: 1) не дай знаменитости тебя заметить; 2) когда тебя заметили, не разговаривай, если только к тебе не обратятся.
У дома Болдуина Баэс показывает мне некоторые из этих приемов в действии: где встать, когда актер выйдет, и под каким углом держать фотоаппарат. Чтобы соблюсти первое правило папарацци — не дать себя заметить, — мы ищем укрытие за мусорным баком или за углом. Если знаменитость посмотрит в камеру, иллюзия внезапности улетучится. Лучшие фотографии — те, о которых герой даже не подозревает. На снимке должно быть лицо Болдуина без помех и других людей. Возможно, на идеальный кадр у нас будет всего несколько секунд.
Баэс не только знает все места, где в Нью-Йорке живут знаменитости. У него есть и сеть осведомителей. Водители, работники магазинов и ресторанов звонят ему, если поблизости окажется нужный человек. Часто подсказки дают и сами звезды — в социальных сетях. Чтобы мотивировать поклонников, они предупреждают о своих планах публику — и прежде всего фотографов. Баэс получает заказы и от агентств. Если знаменитость хочет, чтобы ее сфотографировали, ее представитель позвонит в агентство, и оно командирует Баэса.
У некоторых фотографов «свои» знаменитости. Например, в 1990-х Баэс следил за Изабеллой Росселлини и Джоном Кеннеди — младшим. Специализация бывает выигрышной стратегией. Если хорошо знать расписание звезды, вероятность удачного снимка повышается. К тому же можно управлять предложением, чтобы не заваливать рынок фотографиями этого человека. Однако спрос, а с ним и ценность накопленных знаний рискуют исчезнуть, как это произошло в случае с Пэрис Хилтон.
Большинство фотографий стоит недорого, однако отличный снимок ребенка, недавно появившегося на свет, поцелуя с очередным возлюбленным или фото со свадьбы может принести целое состояние. Все сводится к тому, чтобы оказаться в нужном месте в нужное время.
Сила случайности велика. Из-за этого удачи и доходы папарацци непредсказуемы, связаны с крайне высоким риском и подвержены колебаниям. Сегодня можно вообще ничего не снять, а завтра — поймать знаменитость за завтраком с новым любовником. У папарацци есть различные приемы управления этими рисками, но даже лучшие стратегии страдают от конкурентной борьбы и перемен в отрасли.
Поскольку судьбу отличного снимка решают место и время, фотографы часто объединяются в команды. Они делятся наводками, а иногда и вознаграждением, чтобы повысить вероятность получения дохода. В 2003 году Баэс основал группу под названием PACO (от слов paparazzi — «папарацци» и company — компания). «Прямо как джинсы», — смеется он.
В PACO вошли 10 опытных фотографов. Они обменивались информацией о том, где и когда проводят время известные люди. Если Баэс замечал, что знаменитость обедает в модном ресторане, он предупреждал об этом других участников группы. «Когда мы появлялись на месте, другие ребята говорили: “О нет! Это PACO!” Мы были лучше всех», — с гордостью вспоминает он.
Однако такие союзы хрупки, как браки звезд. Слишком велико искушение обыграть коллег, придержать особенно ценную наводку и не делиться деньгами. Эксклюзивная фотография стоит дорого. Если заветный снимок заполучил всего один папарацци, у него есть стимулы обмануть остальных. Результат — взаимные обиды. PACO продержалась 10 лет: в мире папарацци это целая жизнь.
«Те, кто снимает знаменитостей, не знают верности», — жалуется Баэс. Он все еще разочарован тем, сколько дружеских отношений рухнуло из-за обмана среди союзников.
Междоусобицы и желание обмануть мешают папарацци снижать риск, связанный с упущенным удачным кадром. Они же не повышают вероятность сделать хороший снимок. А в последнее время фотографы сталкиваются с другим видом риска, которым управлять еще сложнее.
Цены на фотографии, которые делают папарацци, устанавливает крохотная группа людей. Среди них — Питер Гроссман, фоторедактор журнала Us Weekly с 2003 по 2017 год. Он не работает с папарацци напрямую. Фотографы, такие как Баэс, продают свои снимки агентствам, а те связываются с фоторедакторами вроде Гроссмана.
Папарацци получает от 20 до 70% стоимости снимка. Процент зависит от уровня фотографа и договоренности с агентством. Более опытные, умелые и талантливые папарацци могут согласовать выгодные условия. Зачастую они обязуются сотрудничать только с одним агентством, хотя часто нарушают договоренность, торгуя снимками под чужим именем.
Я несколько раз встречалась с Гроссманом в небольшом ресторанчике в Бруклине, чтобы обсудить этот бизнес. Правда, наши беседы часто уходили от темы. Он много лет занимался передовицами, и я не могла насытиться его похожими на сплетни историями. Однако экономика съемок папарацци не менее интересна.
Гроссман рассказывал, что одной из его самых больших удач была серия фотографий актрисы Кристен Стюарт. В то время она встречалась с актером Робертом Паттинсоном. Но ее запечатлели в страстных объятиях Руперта Сандерса — женатого режиссера фильма «Белоснежка и охотник», где актриса сыграла главную роль.
В 2012 году группа папарацци снимала Стюарт, когда та выходила из спортзала в Лос-Анджелесе. Это были стандартные дешевые кадры. Когда актриса села в машину, фотографы разошлись, но один решил за ней проследить. Он заметил, что она поехала не домой, а свернула на парковку и встретилась там с мужчиной, который не был ее парнем. Когда фотографии были готовы, папарацци понял, что наткнулся на золотую жилу. Его агент пришел в небывалый восторг. Он даже позвонил Гроссману среди ночи и заявил, что это самая крупная добыча за всю его карьеру. Гроссман рассказывает, что заплатил за снимки сумму «из середины ряда шестизначных чисел». Такие фотографии попадаются «раз в поколение».
Гроссман стоял за взлетом популярности фотографий в стиле «прямо как мы». Первого апреля 2002 года Us Weekly запустил свою еженедельную серию «Звезды такие же, как мы!», где известные люди занимались обычными делами, например заказывали кофе или заправляли машину. До этого повседневные фотографии стоили немного, но Us Weekly сделал образ звезд человечнее, показал их менее гламурными, и читателям это очень понравилось. Вскоре подобные фотографии появились во множестве изданий. В отрасли начались годы «золотой лихорадки», совпавшей с зенитом славы Пэрис Хилтон, Бритни Спирс и Линдси Лохан.
По словам Гроссмана, цена в те дни зависела от того, что именно делала знаменитость на снимке и был ли такой кадр единственным. На пике «золотой лихорадки» эксклюзивная фотография в жанре «прямо как мы» обычно стоила от 5 до 15 тыс. долларов.
В ту эпоху изменилась и психология фотографов. В отрасль пришло много новых людей, которые были готовы нарушать закон и еще больше испортили репутацию папарацци. Они заходили слишком далеко и преследовали не только знаменитостей, но и их маленьких детей. Гроссману это надоело. Он, прямо как в «Крестном отце», устроил ужин. Вместо боссов преступных семейств он пригласил ведущих редакторов, руководителей фотоагентств и лучших фотографов. Гроссман призвал их вместе сделать шаг назад, меньше платить за фотографии, не нарушать законов и не подвергать опасности себя и других ради снимка. Его не поддержали. Сотрудничество в этой области всегда дает сбой, а это мешает снижению риска.
Кризис и рост популярности интернета положили конец «золотой лихорадке». Цифровые СМИ повысили спрос на фотографии знаменитостей, но медиакомпании стали меньше за них платить. Фотоагентства объединялись или уходили из бизнеса. Те, что остались независимыми, изменили бизнес-модель. Они теперь не продавали журналам снимки по одному, а предлагали подписку — право использовать произвольное число фотографий, чтобы удовлетворить повышенный спрос. Папарацци получают лишь малую долю стоимости подписки в зависимости от того, сколько их кадров использовано за месяц. Из-за этого эксклюзивный снимок из жизни звезд, который раньше принес бы 5–15 тысяч, теперь стоит всего 5–10 долларов.
Жизнь папарацци становится все труднее. Прошли дни, когда многие из них могли рассчитывать на шестизначные доходы. Чтобы заработать большие деньги, теперь нужно поймать «белого кита» — заснять еще одну интрижку Кристен Стюарт.
Признаюсь: гоняться за знаменитостями вместе с папарацци было здорово. Я несколько раз выходила с Баэсом на задание. Он давал мне небольшие поручения: подсматривать из-за угла, кто идет, и прикрывать его, когда он снимает. Я чувствовала себя настоящей шпионкой. Когда показывалась знаменитость, поднималась суматоха. Часто звезда появлялась случайно, именно поэтому доходы Баэса подвержены сильной волатильности. Неудивительно, что он применяет в своем ремесле стратегии риска, аналогичные тем, что используют на финансовых рынках.
Финансовые экономисты делят риск на две большие категории. Первая — несистемный риск, уникальный для конкретного актива. Представьте себе, что в Facebook сменилось руководство. Будущее компании туманно. Цена ее акций может упасть из-за факторов, уникальных именно для нее и не влияющих на акции других игроков рынка.
Папарацци сталкиваются со множеством несистемных рисков. Их заработок за неделю зависит, например, от того, что Джиджи делает сегодня. Проводит она время с друзьями из списка A или из списка D? Удастся ли ее поймать, когда она будет выходить из ресторана? А с какого входа — с главного или черного? Наденет она маленькое черное платье или спортивные штаны? Если Джиджи перестанет быть интересной или потеряет популярность, ценность кадров уменьшится. Изображения Джиджи похожи на акции: их цена варьируется в зависимости от факторов, уникальных для этой модели и для фотографа, который должен сделать нужный снимок в нужное время.
Вторая категория — системные риски, которые влияют не на отдельный актив, а на более обширную систему. В таких случаях растут или падают сразу все акции, поскольку взлет или крах переживает весь рынок в целом. Пример — кризис 2008 года. Такие события часто происходят из-за серьезных экономических колебаний, например результатов выборов или рецессии, которые, как считается, могут повлиять на бизнес. Системными рисками управлять сложнее, чем несистемными, и их негативное влияние сильнее. Если весь фондовый рынок идет ко дну, можно потерять сразу и работу, и портфель акций.
Роль системного риска в жизни папарацци показывают годы «золотой лихорадки» и периоды краха, когда из-за кризиса люди перестают покупать пятидолларовые таблоиды. В последнее десятилетие лет этот вид риска еще больше ударил по фотографам: заработать все труднее, многие уходят из бизнеса. Баэс снимал знаменитостей почти 30 лет, но летом 2018 года уехал с женой и сыном на родину, в Доминиканскую Республику, и стал искать новую работу.
Вообще говоря, на папарацци сильнее, чем на большинство, влияют обе категории риска. Эта профессия — крайний пример, и именно поэтому она так хорошо иллюстрирует, как искать несистемные и системные риски и пытаться ими управлять. Всем нам приходится иметь дело с различными видами риска в работе, отношениях, даже при выборе ресторана.
Представьте, что вы решили попробовать суши в новом заведении. Несистемный риск — несвежая рыба в этом самом ресторане, из-за которой вам станет плохо. Системный риск — опасность заражения паразитами. Она для всех одинакова, так как тунец инфицирован повсеместно.
Важно замечать разницу, потому что от этого зависит выбор наилучшей стратегии риска (подробнее — в следующих главах). Например, если вы решили купить дом, цена может быть обусловлена как несистемным риском (модная «фишка», например бетонная кухонная стойка), так и системным (рынок разогрет и цены растут). Если определить разные виды риска, вы поймете: или не стоит переплачивать, или пора покупать.
В финансах для управления несистемным риском следует приобретать акции ряда компаний. И тогда вы едва ли заметите, что одна из них обанкротилась из-за плохого управления. Риск распределен по нескольким компаниям. Владеть акциями компании, в которой вы работаете, не стоит. Так вы подвергаетесь несистемному риску вместе с работодателем. Например, если бы вы трудились в Enron и одновременно владели ее акциями, то сразу потеряли бы работу, доход и пенсионные накопления, когда компания разорилась из-за крупного бухгалтерского скандала.
Папарацци тоже управляют несистемным риском путем распределения: именно это происходит при образовании союзов и командной работе. Фотограф ежедневно сильно рискует из-за возможной неудачи. Все зависит от того, поймает ли он знаменитость с последним любовником на публике и выйдет ли звезда из модного ресторана через черный ход, где как раз притаился папарацци.
Удачи сплачивают участников союза. Несистемный риск снижается, и доход становится стабильнее, поскольку вероятность сделать хороший снимок растет. Однако повышению шансов на удачу мешает соблазн схитрить. За свою карьеру Баэс неустанно создавал новые альянсы. Он понимал, что в конце концов его обманут, но это был единственный способ снизить колоссальный несистемный риск работы. Игра стоила свеч.
Системным риском управлять еще сложнее. Чтобы его измерить, эксперты по финансам изучают историю котировок акций и изучают, в какой степени цена данной акции движется вместе с остальным рынком. На основе этой корреляции можно вычислить так называемый коэффициент бета.
В 1960-е годы экономисты Уильям Шарп и Джон Линтнер разработали теорию, согласно которой коэффициент бета может объяснить, почему одни акции приносят доходность выше, чем другие. Несистемный риск легко снизить, купив акции множества произвольно выбранных компаний. Однако те, что снижают системный риск, особенно ценны, поскольку встречаются реже и способны сделать портфель менее рисковым. Если цена на них меняется в другом направлении или не так сильно, как остальной рынок, бета-коэффициент будет низким, системный риск уменьшится, а безопасность возрастет. Из-за этого ожидаемая доходность тоже будет ниже. И наоборот, бета-коэффициент имеют чувствительные к рынку акции, которые растут на 15%, когда рынок идет вверх всего на 5%. Они усиливают системный риск инвестиционного портфеля, поэтому покупать их следует, только если рискованный шаг скомпенсирован — например, значительно большей доходностью.
Если хотите снизить риск своего портфеля, нужны акции с низким коэффициентом бета. Если хотите повысить доходность и сильный недиверсифицируемый риск вас не смущает, подойдут акции с высоким коэффициентом бета.
В жизни хватает рискованных решений с высоким коэффициентом бета. Допустим, вам надо быстро попасть домой. Вы выбираете между дорогой местного значения и большой автострадой. В первом случае существует несистемный риск уткнуться в медленную машину. На шоссе, вероятно, получится ехать быстрее, однако там выше системный риск застрять в пробке из-за высокого трафика. Или, скажем, вам предлагают работу в строительной сфере. Коэффициент бета в данном случае высок, поскольку строительные специальности приносят деньги, когда экономика переживает бум, но первыми попадают под удар в период рецессии.
Продажа снимков из серии «прямо как мы» связана с высоким системным риском, потому что она очень чувствительна к рынку. Когда спрос на такие фото переживает бум, СМИ готовы платить за них тысячи долларов. Но если рынок рушится из-за рецессии или роста популярности цифровых СМИ, ценность снимков падает всего до нескольких долларов. При этом фотографии по-прежнему популярны. Они сравнительно дешевы, и их легко получить, потому что знаменитости и правда во многом живут как мы. Доходность этих кадров, учитывая затраченные на них время и силы, высока по сравнению с другими жанрами фотографии, менее чувствительными к рынку.
Например, хорошая эксклюзивная фотография ребенка принесет заработок на любом рынке, но пытаться ее заполучить можно неделями. (Баэс говорил, что на идеальный снимок иногда приходится тратить полные две недели.) Совсем как управляющие фондами, папарацци ищут баланс между задачами и восприимчивостью к риску и выбирают, каким кадрам уделить время.
Работа папарацци рискованнее, чем у большинства людей. Но периодически в своей карьере мы все сталкиваемся с несистемными и системными рисками. Так что у этих фотографов стоит многому поучиться.
Допустим, вы хотите поменять работу: вместо безопасной должности с окладом заняться продажами и получать бонусы. Есть вероятность, что в качестве торгового представителя вы заработаете больше денег, поскольку столкнетесь с обоими видами риска. Это работа с высоким коэффициентом бета и значительным несистемным риском. Например, ваши доходы будут зависеть от умения продавать и от поведения покупателей. Этим риском можно управлять, если работать в команде и иметь множество клиентов. Будет и системный риск, так как продажи зависят от состояния экономики.
Системный риск особенно опасен. В период экономического спада ваши заработки могут снизиться или вообще исчезнуть. Вероятно, вам будет сложнее найти другую работу, ваши активы попадут под удар, а доходы вашего спутника жизни тоже не защищены. Чем выше системный риск, связанный с работой, тем вы уязвимее.
Чтобы определить, какие группы американцев испытывают наибольший системный риск, связанный с доходами, экономисты оценили тенденции изменения заработка американцев в периоды экономического роста и спада с 1950-х годов. Для этого использовались данные системы социального обеспечения. Ученые обнаружили, что доходы и систематический риск следуют U-образной закономерности. Это показывает, что системный риск сильнее всего бьет по людям, которые зарабатывают слишком мало и слишком много. Для тех, кто занимает промежуточное положение, риск ниже.
Неудивительно, что самые бедные группы населения наиболее уязвимы в период экономических проблем. Эти люди работают в отраслях с высоким коэффициентом бета, вроде розничной торговли, которые обычно рушатся, если экономика идет под откос. Общее правило таково: чем больше вы зарабатываете, тем выше ваша безопасность.
Но есть и исключение — работа с очень высоким доходом. Например, финансисты зарабатывают невероятно много, но при этом часто теряют работу, если экономика проседает. (Чем выше системный риск, на который вы готовы пойти, тем больше ожидаемый выигрыш.)
Конечно, вряд ли многие их пожалеют. Доходы финансистов настолько высоки, что пережить увольнение им легче, чем людям, которые перебиваются от зарплаты до зарплаты и тоже могут потерять работу во время экономического спада. Однако высокая оплата в финансовой отрасли, по крайней мере отчасти, как раз компенсирует то, что доходы в ней более чувствительны к экономическим условиям.
В государственной сфере коэффициент бета низкий. Заработки там довольно стабильны и не зависят от состояния экономики. Высококвалифицированные служащие зачастую получают меньше, чем в коммерческом секторе, зато и системный риск для них ниже.
С одной стороны, экономические данные позволяют сделать вывод, что рынок труда теперь менее рискованный для большинства американцев. В 1980-х годах более 25% работников занимали свою должность менее года. Сегодня этот показатель — примерно 20%, несмотря на сложности на рынке труда. Может быть, мы задерживаемся на одном месте даже чуть дольше. Технологии помогают быстрее найти подходящую работу и снижают несистемный риск, что она окажется неудачной. Однако с точки зрения менее управляемых системных рисков работа теперь стала тяжелее.
Заработкам среднестатистического папарацци угрожают крупные изменения в издательской сфере. Чтоб справиться с несистемным риском, фотографы объединяются в непрочные союзы. Однако труднее управлять более серьезным системным риском, который способен уничтожить их рабочие места. Можно было бы создать профсоюз и потребовать от агентств более выгодных условий, однако папарацци традиционно сложно сотрудничать друг с другом. И профессия может перестать приносить деньги не только в этом случае.
Вероятно, люди теперь больше, чем раньше, волнуются о своем будущем финансовом положении. Причина в том, что на рынке труда они сталкиваются с возросшим системным риском. Несколько десятилетий назад риск потери работы был в основном несистемным: конфликт с начальником, неподходящая должность, некачественное управление компанией. Даже потеряв работу, можно было с большой долей вероятности найти точно такую же. Рабочие объединялись в профсоюзы, требовали повышения зарплаты и бонусов и были уверены, что их навыки востребованы. Рынок труда переживал взлеты и падения, но казалось, что управлять риском относительно легко.
В сегодняшней экономике системный риск более острый. Из-за развития технологий — роботизации и искусственного интеллекта — можно потерять работу. Либо понадобится, по крайней мере, освоить новые навыки. Если вас уволят во время рецессии, возможно, вы и не найдете взамен сходное место.
То, что происходит с папарацци, — это часть общей тенденции, которая угрожает всем.
Мы с Баэсом подолгу выслеживали Болдуинов, но так их и не нашли. Наводки не сработали, пара уже успела уехать в Хэмптонс. Такова судьба папарацци: сидишь в засаде часами, а продать нечего. Этот бизнес становится все рискованнее и дает все меньшую отдачу.
Я понимаю, почему Баэс обожал свою работу и почему ему жаль было ее бросить. Трудно описать радостное волнение, когда после многих часов ожидания под вспышки фотокамер появляется знаменитость — стройная, гламурная, в спортивном костюме и огромных солнечных очках. Папарацци едва не задыхаются от восторга. Когда они идут за Джиджи по тротуару, адреналин зашкаливает. И даже за большими камерами видны их довольные улыбки.
Войти с помощью соц. сетей: