Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
…Для человека нет ничего опаснее очевидной, чрезмерной безопасности.
Хосе Ортега-и-Гассет
Научиться формулировать свои цели и оценивать их в категориях безрисковости — основа любой хорошей стратегии. Но что, если безрисковый вариант не устраивает? Например, он слишком дорог. Или хочется испытать судьбу и получить шанс на большую награду.
Люди часто представляют себе риск как бинарный выбор: либо действуешь, либо нет. Но чтобы рисковать с умом, нужно стремиться к большему и ставить на кон ровно столько, сколько требуется или приемлемо. Понять, на какой риск пойти, — это следующий шаг стратегии. Однако без четкой цели и ее оценки с позиции безрисковости можно проиграть.
Я сама допустила такую ошибку. Последствия оказались довольно болезненными. Большинство специалистов по пенсионному страхованию — осторожные, сторонящиеся риска госслужащие и преподаватели. И они не проводят исследований в публичных домах. Я не планировала вставать на этот путь и стала тем, кем стала, потому что сильно рискнула в начале карьеры. Тогда у меня не было определенной цели, и я не понимала, какой выбор — безрисковый.
Начало 2006 года. Я торопливо шла по торговому центру Copley Place в Бостоне. На мне был строгий костюм и зимние ботинки. Туфли на шпильках я несла в пакете. Вдруг я увидела указатель: «Собеседования в Barneys».
Неожиданно для себя я направилась по указателю. В комнате за столом сидела хорошо одетая женщина. «Вообще-то у меня собеседование на должность преподавателя экономики, — сказала я и понизила голос. — Но, между нами говоря, вы мне очень подходите. Можно мне начать работать в Barneys?»
Она недоуменно посмотрела на меня, и тут другая хорошо одетая женщина, которая ждала своей очереди, возмущенно заявила: «Нельзя прийти на такое собеседование с улицы! Я отправила резюме за много недель!»
Удрученная, я вышла и отправилась на запланированную встречу. Там мне тоже отказали.
Стремление получить PhD по экономике было одним из самых рискованных в моей жизни — и, как казалось, провальным. Через несколько месяцев после того дня в Бостоне — после шести лет тяжелой учебы — я должна была окончить магистратуру. Ни работы, ни определенных планов на будущее.
Конечно, быть молодой, здоровой выпускницей университета из Лиги плюща, пусть и временно безработной, не самый плохой расклад. Однако в моей специальности степень без должности мало что значит. Проучившись столько лет, я не видела перспектив.
На экономику я полагалась как на универсальный ключ ко всему. Я считала, что моя жизнь, как и экономика, под контролем. Я обожала порядок, который приносят в наш хаотичный мир экономические модели. Многие из них предполагают, что, если сделать X, произойдет Y. Снизьте налоги — вырастет экономика, урежьте процентные ставки — сократится безработица. Это стало для меня почти религией. Если тяжело трудишься — получишь работу. Я ее не получила и теперь чувствовала опустошение.
Экономика привлекла меня прежде всего потому, что я росла в окружении бедноты. Эта наука давала нужные мне ответы на вопросы о безработице и неравенстве, поэтому я училась с большим рвением. Однако оказалась совершенно не готова писать докторскую диссертацию, основанную на математических расчетах. Большинство людей не замахнутся на такую тему без специализации в математике хотя бы на уровне колледжа. А вот я решилась.
Первый год дался очень тяжело. Я почти не спала и перерыла горы математической литературы, просто чтобы выполнить задания. Меня едва не отчислили. Однако трудности стимулировали меня к повышению ставок. Я преисполнилась решимости не просто получить степень, а стать лучшей. Для исследования я выбрала самую безопасную и прикладную тему, какую только смогла придумать, — пенсионное страхование.
В 23 года большинство, вероятно, предпочли бы что-то более «сексуальное», но меня покорила концепция пенсий. Чистейшая и прекраснейшая из всех экономических проблем: как лучше всего переместить ресурсы в будущее? Как определить, сколько отложить сейчас, а сколько потом?
Это самый простой вопрос и при этом самый сложный — для экономистов и не только. Я выразила его в виде элегантной математической проблемы, которая точно описывала, сколько откладывать в условиях контролируемого риска.
Большинство диссертаций по экономике обходится без таких сложностей. Но меня все еще тяготило, что в математике я была самой слабой. Казалось, что упорство в решении труднейшей проблемы принесет мне победу. Такой была моя стратегия риска, хотя я не вполне представляла, что для меня значит успех.
Лучшие годы я просидела в библиотеке, пытаясь победить свою математическую задачу. Через пять лет я нашла решение и ожидала чуда. Но все начало разваливаться. Разладились отношения с моим научным руководителем, внезапная смерть близкого друга разбила меня эмоционально. А моим злейшим врагом стала нерешительность.
Те, кто получает степень PhD, в основном планируют остаться в науке. Это стандартная цель и стандартная мера успеха. Но, как бы глупо это ни звучало, я много лет вообще не задавалась вопросом о своих целях. А потом, на собеседованиях на должность преподавателя экономики, мой внутренний голос кричал: «Беги отсюда!»
Неудивительно, что я завалила все собеседования, а вместе с ними и главный жизненный план. Во время учебы мне внушали, что безрисковый вариант — это научная работа и бессрочный контракт с учебным заведением. Все остальное не стоит усилий. Если уйти из науки, вернуться в нее не получится уже никогда. Именно поэтому покинуть единственный знакомый мне во взрослом возрасте мир — не говоря уже об отказе от безопасной работы — было грандиозным шагом.
Отчаявшаяся выпускница, которая изучала точные науки во времена экономического бума, приняла нелогичное решение. Я пошла в журналистику, хотя эта отрасль переживала трудности, а мой писательский стиль был, мягко говоря, очень академичным. Однако на этот раз цель у меня была четкая: держаться подальше от математики, развлекаться и проводить время с людьми. Журналистика для этого казалась безрисковым вариантом. Многие издания в 2006 году только открывали свои интернет-версии и не слишком разборчиво относились к авторам, которые пишут на их сайтах. В журнале The Economist мне предложили попробоваться бесплатно, и я согласилась. Я слабо представляла, к чему это приведет и как долго я проработаю без оплаты. Вообще-то странный выбор для эксперта по пенсиям, который всегда думает о финансировании будущего. Тем не менее я понадеялась, что все как-то сложится.
Тем временем один знакомый показал мою диссертацию со сложной математикой пенсий финансовому экономисту Роберту Мертону, лауреату Нобелевской премии, и тот предложил мне сотрудничество. Вместе мы разрабатывали стратегии пенсионных накоплений. Он стал наставником, какого у меня никогда еще не было, и учил меня финансам. Работа с ним совершенно изменила мои представления об экономике и о том, как надо принимать жизненные решения. Я осознала, какие ошибки допустила при определении риска.
Я взялась за трудоемкую учебу ради степени, не имея внятной цели. Я не разобралась, что для меня значит безрисковость. Я думала, чем сложнее учеба, тем лучше, что не всегда верно, в особенности для сложных специальностей. Безрисковым активом, в который я инвестировала, была научная работа.
Я не оценила, какой риск для меня приемлем. Я многого ожидала от академической карьеры и была готова рисковать ради нее. Безрисковый вариант мне не подходил, хотя я не осознавала этого до попытки пройти собеседование в Barneys. При этом я сомневалась в своем решении, что мешало идти вперед.
Я не жалею, что получила степень. Она дала мне удивительные возможности и в конечном счете желаемую карьеру. Однако если бы я с самого начала знала, что гонюсь за неправильной безрисковой целью, я бы тщательнее управляла рисками и больше готовилась к нестандартному исходу. Я все равно поступила бы в магистратуру, но задумывалась бы не только о работе в научной сфере. Я стажировалась бы не в государственных учреждениях и учебных заведениях. Так я вышла бы из своей зоны комфорта и разобралась, с каким риском могу справиться. Мне трудно было получить первую работу, потому что недоставало ясности и уверенности. Я знала только, что можно либо идти по предопределенному безопасному пути, либо сделать шаг в темную неизвестность. Стоило сразу честно признаться себе, что научная работа не для меня. Тогда я бы лучше откалибровала риски, сэкономив массу времени и себе, и людям, проводившим собеседования.
Когда мы преследуем неправильную цель и рискуем, есть вероятность плохого исхода. Какое жизненное решение вызывает больше всего ошибок при оценке безрисковости? Это моя первая любовь — проблема пенсий. К моменту, когда я начала работать с Мертоном, я изучала эту тему уже много лет и полагала, что довольно хорошо ее понимаю. Но он показал мне проблему под новым углом. Мы обсуждали, что в случае пенсий означает безрисковость и как управлять рисками. Эта стратегия изменила мое мировоззрение.
Когда специалист по финансовому планированию интересуется: «На какой риск вы готовы пойти?», он обычно подразумевает сумму, потерю которой вы перенесете. Однако это неправильный вопрос. Он не затрагивает цель, ради которой вы экономите, — однажды выйти на пенсию. Чтобы подойти к этой цели с позиции безрисковости, стоит спросить: «Какой доход вам необходим после выхода на пенсию, а какой — сейчас?»
Финансовая индустрия была создана в значительной мере для поддержки и роста благосостояния трастовых фондов и крупных эндаумент-фондов. Когда на смену пенсиям от работодателей пришли сберегательные пенсионные счета, которыми управляют сами работники, финансовая отрасль просто взяла готовую стратегию инвестиций в трастовые фонды и предложила ее обычным людям. Но если стратегия едина для всех, это сбивает с толку.
Как вы помните, безрисковый вариант требует определиться с целями. У обычного человека и участника трастового фонда проблемы разные. Участники фондов хотят сколотить состояние и сохранить его на много поколений вперед. Остальные планируют просто сэкономить в молодости и тратить в старости. Эта задача требует совершенно иного решения, нежели накопление и передача богатства потомкам. Хуже того, она намного сложнее. Неизвестно, на какое время должно хватить денег, а если расходовать слишком много, можно в самом уязвимом возрасте остаться нищим.
В финансовой индустрии принято считать, что нужно накопить как можно больше (стратегия трастовых фондов), а после выхода на пенсию тратить некоторый процент, например 4% годовых. Однако эти 4% не будут фиксированной величиной. Их денежное выражение зависит от того, что происходит на рынке ценных бумаг. В этом месте стратегия и дает сбой. Целью пенсионного фонда должны быть предсказуемые выплаты — как те, которые получает работающий человек. Большинство людей не согласятся на оклад, который меняется из-за положения на фондовом рынке. Так почему это должно нравиться пенсионерам?
На пенсии вы рискуете больше, чем можете себе представить, потому что финансовая индустрия неправильно определяет безрисковость. Можно подумать, что безрисковую пенсию обеспечат вложения в краткосрочные государственные облигации или наличные, потому что — как в случае — они не приводят к потере денег. Кроме того, велика вероятность, что по вашему пенсионному счету используется стратегия инвестирования, называемая фондом целевой даты. Она снижает риск обесценивания вашего портфеля со временем за счет изъятия денег из акций и инвестирования в краткосрочные облигации, поскольку цены краткосрочных облигаций довольно стабильны и предсказуемы и ваш портфель не будет испытывать слишком сильных колебаний.
Данная стратегия позволяет довольно уверенно подсчитать, сколько вы накопите к выходу на пенсию. Однако она не показывает, сколько фактически вы сможете тратить в год. Нельзя предсказать, сколько вы проживете и что рынок сделает с вашими сбережениями после вашего выхода на пенсию. В таком случае уверенность обеспечивает фиксированная или простая пожизненная рента. Вы передаете свои сбережения страховой компании, а та каждый год выплачивает вам фиксированную сумму, пока живы вы и (или) ваш супруг. В случае пенсии этот вариант позволяет достичь цели — предсказуемого ежегодного дохода — и ближе к безрисковому, чем накопление некой суммы к первому дню пенсии и необходимость рисковать, управляя этой суммой.
У этого варианта, однако, есть важный нюанс: пожизненная рента необязательно исключает риск. Ее цена основана на долгосрочных процентных ставках. Чем они ниже, тем меньше вы получите от страховой компании. Представьте, что вы много лет трудились ради единственной цели: в день выхода на пенсию иметь на счету 1 млн долларов. В 2000 году десятилетняя реальная процентная ставка составляла 4,4%, и для накопления миллиона нужно было купить 20-летнюю ренту по цене 75 тыс. долларов в год с поправкой на инфляцию. В 2017 году 10-летняя реальная процентная ставка составляла уже 0,43%, и для накопления того же миллиона нужно было потратить всего 52 тыс. в год. Узнать, когда наступит лучший день для покупки ренты, невозможно. Цена вопроса — в золотые годы есть сибаса в хорошем ресторане или питаться дома консервами из тунца.
Еще один безрисковый актив — долгосрочные облигации. Чтобы получать доход с низким риском, надо формировать портфель не из краткосрочных, а из долгосрочных облигаций. Тогда ваше состояние будет меняться вместе с ценами пожизненной ренты. Принято считать, что краткосрочные облигации низкорисковые: они гарантируют, что баланс ваших активов не слишком изменится. Но на деле они могут оказаться и рисковыми, если ваша цель — пенсионный доход, поскольку не могут угнаться за ценами на пожизненную ренту.
Итак, цена безрисковой пенсии равна стоимости пожизненной ренты. Теперь нужно выяснить две вещи. Хотите ли вы применить эту безрисковую стратегию? Если да, можете ли вы себе ее позволить? К сожалению, большинству из нас не удастся накопить на безрисковую пенсию. Пожизненные ренты дороги, а облигации, которые хеджируют риски изменения цены на такие ренты, обеспечивают не слишком большой процент. В основном людям приходится идти на больший риск — одновременно инвестировать в акции.
Хотя пожизненная рента подходит не всем, цены на такую услугу интересны как ориентир. В США многие декларации 401(k) теперь указывают баланс с точки зрения доходов, опираясь на цену пожизненной ренты. Это цена безрисковой пенсии, которая показывает, сколько можно потратить безопасно. Например, проще понять, что в год у вас будет 52 тыс. долларов. Это нагляднее информации о том, что в банке у вас лежит 1 млн. Безрисковый доход, который можно купить за ваши сбережения, — основа любого плана расходов независимо от того, собираетесь ли вы покупать ренту. Если, например, сэкономленная сумма окупает расходы в 52 тыс. долларов в год, а вы хотите тратить 70 тыс., для достижения цели придется рисковать.
Цена пожизненной ренты помогает измерить, какой риск вам по силам сейчас и какой потребуется понести. Допустим, что из 70 тыс. долларов 50 тысяч в год — это расходы на обязательные нужды, такие как дом и машина. А 20 тысяч вы собираетесь тратить свободнее, например на поездки и походы в ресторан. В таком случае стоит вложить примерно 30% пенсионных сбережений во что-то рискованное, чтобы обеспечить 20 тысяч долларов необязательных расходов, а остальное инвестировать в безрисковые активы — долгосрочные облигации или пожизненную ренту. Такая стратегия гарантирует, что вам в любой рыночной ситуации хватит на все важнейшие нужды. А сумма, которой вы рискнете, может дать определенное вознаграждение.
В разговоре со специалистом по финансовому планированию надо обсуждать не ваше эмоциональное отношение к риску, а то, какой частью доходов вы можете рискнуть. Это не только поможет запланировать пенсию, но и изменит подход к инвестициям и риску.
Войти с помощью соц. сетей: