В день похищения генерала Миллера от дома № 41–43 по бульвару Монморанси, в котором помещалась школа для советских детей, в послеобеденное время отошел грузовик. В бумагах префектуры полиции грузовик был записан 13 августа 1937 года на имя советского полпреда во Франции, его превосходительства В. П. Потемкина, под номером 235 X СД. Грузовик прибыл в Гавр и остановился на пристани, к которой был пришвартован советский пароход «Мария Ульянова». Четыре матроса сняли с грузовика тяжелый ящик и подняли его на борт парохода.

В 3 часа 40 минут дня, до прибытия грузовика, корабельный маклер Оливье Колен поднялся на борт «Марии Ульяновой». Когда он разговаривал с капитаном, в каюту вошел матрос и что-то сказал по-русски. Капитан тотчас же вышел из каюты, Колен последовал за ним. Капитан отдавал распоряжения, началась суетливая беготня матросов.

— Что случилось? — спросил Колен.

— Ничего, — отмахнулся капитан.

И, отвечая на вопросы суда, Колен заявил:

— Возможно, что в это время ему доложили о приходе грузовика. Ведь уже в 10 часов утра капитан предупредил меня, что «Мария Ульянова» уйдет раньше. А в 6 часов сказал мне о радиограмме из СССР: «Выходить немедленно». Приказ был подтвержден из Ленинграда через Париж. Без соблюдения паспортных формальностей на пароход поднялись 130 пассажиров. «Мария Ульянова» вышла из порта во время прилива в 8 часов вечера.

Два таможенника подтвердили слова Колена — грузовик пришел около четырех часов дня. Так как груз был дипломатический, то его не проверяли и видели только, как советские матросы переносили большой ящик на пароход.

О случившемся Колен сообщил полицейскому комиссару гаврского порта Шовино. По телефону Шовино доложил начальству в Париж.

Отвечая на вопрос Дельгорга, Шовино подтвердил сведения портовых служащих: ящик внесли на пароход четыре советских матроса.

— Какого размера был ящик? — спросил третий присяжный.

— В длину примерно 1 метр 60 сантиметров.

— Какого роста был генерал Миллер? — продолжал третий присяжный.

— 1 метр 70 сантиметров, — ответил сын похищенного, Николай Евгеньевич.

— Кто обычно грузит багаж на пароходы? — спросил Рибе.

— Портовые грузчики. Меня удивило, что ящик перенесли советские матросы, — пояснил Шовино.

— В наказание за ваши сведения вас перевели из Гавра в Париж?

— Нет, я предпочел уйти в отставку. Начальство Сюртэ Насиональ было раздосадовано вниманием, которое я уделил «Марии Ульяновой».

Недовольный сообщениями Шовино, генеральный секретарь Сюртэ Насиональ Монданель командировал в Гавр инспектора Папена, показавшего суду:

— Чтобы покрыть расстояние от Парижа до Гавра, грузовику нужно около четырех часов. От Парижа до Гавра 226 километров.

— Но это сильная, восьмицилиндровая машина «Форд», она может идти со скоростью 100 километров в час, — возразил Дельгорг.

— Я не верю в этот след, — продолжал Папен. — Ведь на пароход был доставлен не ящик, а чемодан.

— Чемодан, который несли четыре человека? — недоуменно спросил Рибе. — Ведь до Гавра от Парижа не 226 километров, а только 203. Может быть, вас послали в Гавр со специальной целью затушевать данные дознания?

— Нет, так у нас не делается. К тому же ничего подозрительного не было ни в грузовике, ни в чемодане.

— Господин председатель, — обратился к Дельгоргу Рибе, — показания полицейских инспекторов выявили странную картину. Гаврский след явно запутан. Это сделано с ведома бывшего министра внутренних дел господина Маркса Дормуа и господина Монданеля. Прошу вызвать их в суд для дачи показаний.

Суд соглашается.

* * *

8 декабря в суде давал показания Монданель:

— Узнав о похищении генерала Миллера, я оповестил полиции соседних государств и направил инспектора Папена для дознания.

— Зачем? Ведь в Гавре был комиссар Шовино, обративший внимание на загадочное поведение советских служащих? — спросил Рибе.

— В среду 23 сентября у меня имелись записи трех телефонных сообщений от Шовино. В одной из них значилось, что грузовик прибыл в два часа дня, а в другой — между тремя и четырьмя. Поэтому я послал Папена для выяснения противоречий.

— Вы приказали Папену произвести дознание о деятельности Шовино, после чего он и был уволен?

— Нет, я дознания не производил и судьбу Шовино не решал.

— Отставленный от должности, я прибыл в Париж и разговаривал с господином Монданелем в его кабинете, — заявил Шовино.

— Не помню, чтобы Шовино был у меня после 23 сентября. Такого разговора у меня с ним не было.

— Выйдя из кабинета господина Монданеля, я встретил контролера Фурнье, шедшего с докладом к нему. Мы долго разговаривали, и Фурнье наверное помнит об этом.

— Господин Монданель, а вы не помните? — спросил Дельгорг.

— Не припоминаю.

В зале раздался громкий хохот. Монданель нахмурился, гневно глядя на публику.

— Кто ваш прямой начальник? — спросил Рибе.

— Господин Муатесьё, директор Сюртэ Насиональ.

— Он не говорил вам, что правительство собиралось послать миноносец вдогонку за «Марией Ульяновой»? — продолжал Рибе.

— Нет, не говорил.

— Известно ли вам, что «Мария Ульянова» обычно проходила через Кильский канал? Почему вы не просили немецкие власти произвести обыск на пароходе?

— Не было смысла. Не будучи уверенными в том, что тело Миллера на ее борту, мы не могли обращаться к немецким властям. А гаврский след уверенности не давал.

— А, вы вообще ничего не знали про Кильский канал! Не добившись от вас сведений, семь месяцев спустя, мы непосредственно обратились в немецкое посольство. И от немцев узнали, что «Мария Ульянова» через Кильский канал не проходила.

Монданель молча пожал плечами.

— Почему был уволен Шовино? — спросил Филоненко.

— Не знаю, — ответил Монданель.

— А розыски агентов ГПУ во Франции — в вашем ведении? — спросил Рибе. И огласив длинный список агентов, с указанием их тайных явок и совершенных ими преступлений, Рибе спросил:

— Знали ли вы об этом? Приняли ли меры? Ведь эти люди продолжают жить во Франции.

— Не имею понятия.

— Тогда прошу вас, от моего имени, доложить об этом министру внутренних дел.

* * *

9 декабря технический эксперт Эрар отвечал на вопросы.

— Как велика разница в скоростях грузовика и легковой машины? — спросил четвертый присяжный.

— Это зависит от веса шасси и кузова. Восьмицилиндровый грузовик Форда, мощностью в 21 лошадиную силу, может развивать скорость до 125 километров в час.

— Сколько времени нужно такому грузовику для пробега из Парижа в Гавр? — спросил Рибе.

— Два с половиной часа в сухую погоду и по хорошей дороге.

— Выехав с бульвара Монморанси в час дня, мог грузовик поспеть в Гавр к 3 часам 30 минутам?

— Вполне.

* * *

Обращаясь к суду, мэтр Рибе заявил в тот же день:

— Я утверждаю, что 23 сентября 1937 года, когда газеты сообщили об исчезновении генерала Миллера, полпред Потемкин был приглашен к председателю совета министров. Глава правительства посоветовал Потемкину предложить Москве немедленно вернуть «Марию Ульянову» во Францию. Вскоре Маркс Дормуа сообщил главе правительства по телефону, что советский грузовик прибыл в Гавр в два часа дня и, следовательно, этот след нельзя считать серьезным. Поэтому правительство отказалось от мысли вернуть советский пароход или нагнать его с помощью миноносца. Только к вечеру того дня выяснилось, что грузовик прибыл не в два часа, а между тремя и четырьмя часами. Но было уже поздно. Почему так случилось? А из достоверного источника мне известно, что, выйдя из кабинета главы правительства, Потемкин посетил своего друга, Венсена Ориоля, хранителя печати. После их разговора Маркс Дормуа сообщил главе правительства по телефону о раннем прибытии грузовика в Гавр. Для выяснения этого вопроса я считаю совершенно необходимым допросить господина Маркса Дормуа.

На следующий день Маркс Дормуа явился в суд и вручил Дельгоргу письмо с отказом от дачи показаний:

«…я ничего не знаю по делу, которое слушается в суде присяжных. Кроме того, я считаю невозможным давать объяснения о действиях правительства; если нужно, то отчитываться я могу только перед парламентом и избирательным корпусом… Справедливо гордящаяся своей независимостью, судебная власть не будет упрекать меня за это».

— Об отказе господина Маркса Дормуа можно и не жалеть. Вряд ли его показания могли быть интересными, — сказал прокурор Флаш.

— Колен доставил суду телеграмму, полученную из СССР накануне ухода «Марии Ульяновой». Текст по-русски, перевод по-английски. Если бы я знал хотя бы один из этих языков! — воскликнул Дельгорг.

Филоненко переводит с русского. Шваб — с английского: «Телеграфируйте причину опоздания. Точка. Грузятся ли аэропланы?»

Телеграмма звучала странно. Никаких самолетов на пароход не грузили. «Мария Ульянова» разгружала в Гавре 5522 тюка бараньих кож стоимостью 9 миллионов франков. Оставалось выгрузить последние 600 тюков, когда советские власти отозвали пароход в СССР. Бараньи кожи вернулись в Ленинград и были позже доставлены в Бордо другим советским судном.

Тайна ящика осталась нераскрытой. «Гаврский след» был простой случайностью. Срочная отправка какого-то важного, известного НКВД груза совпала с роковым часом генерала Миллера. Знала же Плевицкая, где искать пропавших генералов. Неспроста она побывала в Сен-Клу в свою последнюю ночь на свободе. Только при допросе на ее обмолвку о прогулке в Сен-Клу следственные власти не обратили должного внимания.