О письме Рейли Якушев рассказал Дзержинскому и Менжинскому. Рейли писал о борьбе с большевизмом как о важнейшем в его жизни деле. Он предлагал вести пропаганду, сочетая ее с террором и диверсиями. В ОГПУ решили заманить Рейли в Россию, предварительно расположив к себе Бунакова. Вместо желательных Бунакову сведений о Коминтерне Якушев предложил вывезти из Москвы проживавшего там брата Бунакова Бориса. И в августе-1925 года советский пограничник провел Бориса Бунакова через сестрорецкое «окно». На финской стороне его ожидали капитан Розенстрем и брат Николай. Естественно, приезд брата в Финляндию укрепил доверие Бунакова к «Тресту» и к Якушеву.

В середине августа 1925 года в Гельсингфорс на свидание с Якушевым приехал из Парижа Кутепов. Генерала интересовали не только новости «Треста». Ему нужно было знать, как вести себя с Рейли, с которым он должен был беседовать в Париже. Якушев сообщил Кутепову о своем свидании с приезжавшим из Варшавы начальником русской секции Второго отдела польского генерального штаба Таликовским. Тем самым Кутепов лишний раз убеждался в том, что «Трест» — дело серьезное.

В это время пришла телеграмма от Рейли:

«Сожалею о задержке. Задержан окончательным завершением моих дел. Уверенно считаю, что буду готов к отъезду 15 августа. Выехать ли мне в Париж или непосредственно в Гельсингфорс? Можете ли вы устроить собрание в конце месяца?»

Было решено, что Кутепов примет Рейли в Париже, оттуда направит его в Финляндию, а затем Якушев пригласит гостя в Москву.

Рейли приехал из США в Париж, встречался с Кутеповым. К возможностям эмиграции Рейли отнесся скептически, но уверовал во «внутренние силы», представленные «Трестом».

В двадцатых числах сентября 1925 года Рейли приехал в Гельсингфорс. Ожидавшая его здесь Мария Захарченко немедленно дала знать Якушеву. 24 сентября Якушев пересек советско-финскую границу. На следующий день на квартире Бунакова состоялась его первая беседа с Рейли. На приглашение в Россию Рейли ответил, что дела зовут его в Штеттин, и до 30 сентября он ничего не успеет сделать. Поэтому он предложил отложить поездку на два-три месяца. Тогда Якушев предложил организовать поездку таким образом: в субботу утром быть в Ленинграде, провести там день, вечером выехать в Москву и в воскресенье утром быть в Москве; вечером — возвращение в Ленинград, понедельник — в Ленинграде, и ночью через «окно» — переход в Финляндию. Следовательно, при таком расписании Рейли поспеет на пароход, отплывающий в Штеттин.

Рейли немного подумал и согласился. Он верил в «Трест», особенно после разговоров с Кутеповым и Захарченко. Да и от своих коллег по британской разведке он знал о связях «Треста» с финским, эстонским и польским штабами.

Через Бунакова он отправил письмо жене Пепите:

«Я уезжаю сегодня вечером и возвращусь во вторник. Никакого риска… Если случайно буду арестован в России, это будет не более как по незначительному обвинению. Мои новые друзья настолько могущественны, что добьются моего освобождения».

Рейли простился с Марией Захарченко и Бунаковым. Якушев немедленно отправил условленную телеграмму в штаб «Треста».

До границы Рейли провожали капитан Розенстрем и Радкович. В 10 часов вечера 25 сентября они прибыли на пограничную финскую станцию Куоккала. В начале двенадцатого подошли к реке Сестра. На советском берегу Рейли встретил пограничник Тойво Вяхя. По распоряжению чекистов Вяхя доставил Рейли на станцию Парголово и посадил его в поезд, шедший в Ленинград. В поезде Рейли ожидали Якушев и чекист Щукин. Рейли дали паспорт на имя Штейнберга.

По пути в Ленинград Рейли рассказывал Якушеву о Савинкове. Рейли считал Савинкова отличным конспиратором. Но Савинков не очень разбирался в людях, не было у него дельных помощников и хорошего штаба. Вместе с готовностью к риску эти обстоятельства повели к его гибели.

Утром 26 сентября Рейли привезли в Ленинград. День он провел в квартире Щукина. Тут его поджидал чекист Старов, представившийся как рабочий с производства, депутат Московского совета. Старов рассказывал Рейли о положении советских рабочих. Оказался здесь и евразиец Мукалов.

Вечером в международном вагоне в Москву выехали Рейли, Якушев и Мукалов. Старов выехал раньше, чтобы организовать встречу в Москве. На вокзале в Москве Рейли встречали Старов, Дорожинский и Шатковский — деятели «Треста», агенты ОГПУ.

В воскресенье 27 сентября на даче в Малаховке было инсценировано заседание Политсовета «Треста», на котором присутствовали Потапов и Александр Ланговой.

После обеда на даче состоялся деловой разговор. Речь шла о деньгах на работу «Треста». Рейли предлагал «трестовикак» вступить в сотрудничество с Интеллидженс Сервис.

«Трест» должен проникнуть в Коминтерн и добывать сведения о его деятельности. Даже сфабрикованные о нем материалы могли бы быть использованы для пропаганды против СССР.

День клонился к вечеру. Рейли напомнил собеседникам, что с вечерним поездом ему нужно вернуться в Ленинград. Рейли попрощался с Якушевым, Потаповым и другими «трестовиками». В первую автомашину сели Рейли, помощник начальника КРО Пузицкий и Старов.

Чекисты намеревались арестовать Рейли на пути в Москву. Но он пожелал написать за границу открытку друзьям, тем свидетельствовавшую о его пребывании в Москве. Пока Рейли писал открытку, Старов доложил по телефону о ходе дела и получил приказ ОГПУ арестовать Рейли после того, как открытка будет опущена в ящик. Доставленный на Лубянку, Рейли был допрошен Пилляром и заключен в одиночную камеру внутренней тюрьмы.

После ареста Рейли ОГПУ занялось маскировкой деятельности «Треста». В ночь на 29 сентября Пузицкий с помощниками выехал в Ленинград. На границе около деревни Ала-Кюль была инсценирована перестрелка между Рейли и пограничниками из заставы, во время которой он и сопровождавшие его лица были якобы убиты.

«Трест», словно не зная о происшествии на границе, должен был получить известия о несчастье из Финляндии. 29 сентября Захарченко послала из Гельсингфорса телеграмму:

Захарченко волновалась и рвалась в Москву. Она писала Якушеву:

«У меня в сознании образовался какой-то провал. У меня неотступное чувство, что Рейли предала и убила лично я… Я была ответственна за „окно“».

В Гельсингфорс приехала жена Рейли Пепита. Захарченко убедила Пепиту в непричастности «Треста» к гибели Рейли. Удостоверившись в смерти мужа, Пепита поместила в газете «Дейли Экспресс» траурное объявление.

Вслед за арестом Рейли на квартире Стауница была инсценирована тревога с целью отвести подозрения от «Треста». Совещались Якушев, Ланговой, Зубов, Стауниц и эмигрант Мукалов. Решили послать Зубова и Мукалова расследовать, что же произошло на границе в ночь на 29 сентября. Побывав на месте происшествия, коротко ответили Марии Захарченко:

Свидетельство Мукалова было для эмиграции веским аргументом. Но этого чете Шульц было недостаточно. Из Финляндии в Москву спешно выехал Радкович. Встретившись со Стауницем, он требовал объяснений. Стауниц изворачивался и расспрашивал, что было известно на финской стороне границы.

Радкович рассказал, как в назначенное время он и капитан Розенстрем ожидали Рейли на границе. Вдруг до них донеслись выстрелы и крики. Они сперва думали, что то была перестрелка с контрабандистами. До утра прождали на берегу реки. Напрасно — Рейли не появился… А на советской стороне маячили конные пограничники.

Убедившись в гибели Рейли у деревни Ала-Кюль, Радкович выехал в Польшу. Советскую границу он перешел через «окно» близ станции Столбцы.

8 октября варшавский представитель «Треста» Артамонов писал:

«Происшествие, по-видимому, случайность. „Тресту“ в целом опасность не угрожает. А это уже счастье, так же как и то, что Якушев не поехал провожать Рейли».

Гибелью Рейли не был встревожен и Второй отдел польского генерального штаба. В знак своего доверия поляки подарили Якушеву, Потапову и Ланговому браунинги с золотыми монограммами и часы каждому.

Рейли погиб. Но не 29 сентября и не на границе. После долгих и мучительных допросов в ОГПУ, 3 ноября 1925 года его расстреляли, приведя в исполнение приговор, вынесенный ему еще 3 декабря 1918 года.