Когда же они отошли, — се, Ангел Господень является во сне Иосифу и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и беги в Египет, и будь там, доколе не скажу тебе, ибо Ирод хочет искать Младенца, чтобы погубить Его. Он встал, взял Младенца и Матерь Его ночью и пошел в Египет, и там был до смерти Ирода, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: из Египта воззвал Я Сына Моего. Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался, и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов. Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: глас в Раме слышен, плач и рыдание и вопль великий; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет. По смерти же Ирода, — се, Ангел Господень во сне является Иосифу в Египте и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и иди в землю Израилеву, ибо умерли искавшие души Младенца. Он встал, взял Младенца и Матерь Его и пришел в землю Израилеву. Услышав же, что Архелай царствует в Иудее вместо Ирода, отца своего, убоялся туда идти; но, получив во сне откровение, пошел в пределы Галилейские и, придя, поселился в городе, называемом Назарет, да сбудется реченное через пророков, что Он Назореем наречется.

В воскресенье после праздника Рождества Христова на литургии читается евангельское повествование об удалении святого семейства в Египет, об избиении Вифлеемских младенцев, о возвращении беженцев в Палестину и о поселении их в галилейском Назарете.

Евангельская история рождества Христова наполнена тихой, умиротворяющей поэзией. Убогая пещера, простые пастухи, ангельское пение «слава в вышних Богу», появление таинственной звезды, поклонение волхвов с дарами — от всех этих деталей веет теплотой божественного присутствия. Однако эта рождественская идиллия длилась очень недолго, всего какое-то мгновение. Вступление Бога в человеческую историю ознаменовалось пролитием невинной крови, репрессиями и преследованиями, имевшими хорошо организованный, государственный характер. И у родившегося Бога не нашлось иного средства самозащиты, кроме бегства в Египет. О каком же «благоволении в человецех» возвещали пастухам ангелы, если даже Сам Бог, оказавшийся объектом человеческой злобы, не остановил ее, не положил предел человеческому беззаконию, но спешно и под прикрытием темноты удалился от правительственного произвола? Удалился ночью, вплоть до самой смерти Своего преследователя, чтобы не стать жертвой тотальной иродовой слежки и доносительства. Что же тогда изменилось в человечестве с пришествием Христа Спасителя, если такие кровавые персонажи истории, как Ирод Великий, продолжали царствовать, сохранять свои земные привилегии, вершить свой террор? Как же понимать ангельские слова «и на земле мир, в человецех благоволение»? Как нечто желаемое, выдаваемое за действительное? Или же этот мир в человецех — всего лишь редкий гость, который посетил землю на одно краткое мгновение? И только лишь для того, чтобы потом скрыться навсегда от человечества, пребывающего в непрестанной вражде?

События рождества Христова говорят нам, что внешнего мира никогда не было и не будет на этой земле, изуродованной грехом и исковерканной пороком. Человеческая история открылась кровопролитием, происшедшим в семействе первого человека. Она началась с убийства Каином своего родного брата Авеля. Апокалипсис сообщает нам, что и конец ее будет отмечен небывалым размахом общемирового деспотизма, от которого некуда будет укрыться. Кровь и насилие, насилие и кровь — вот история человечества от ее начала до самого конца. И Господь, входя в эту историю, не освобождает Себя от ее ужасов, не создает для Себя исключительных условий существования. Уже с самого Своего рождества Искупитель подвергает Себя действию человеческой жестокости. Более того, именно Его появление в мире и становится причиной очередной вспышки безпрецедентной человеческой агрессии. Да и что иное мог ожидать от человечества Тот, Кто сходил на землю только для того, чтобы понести на Себе все беззакония этого мира? Его-то и должна была преследовать вся скопившаяся злоба мира в первую очередь, именно на Нем и должна была сконцентрировать свой сокрушительный удар. И если мы ищем и ждем от Христа внешнего мира и благоденствия, то не впадаем ли в явное заблуждение, в совершенное непонимание действий Божиих? Вся евангельская история, равно как и вся последующая история христианской святости, не есть ли летопись безпрестанного мученичества?

Так о каком же мире и благоденствии возвещали ангелы пастухам на полях Вифлеема? Разумеется, не о внешнем. Святой Иоанн Златоуст говорит, что «внешний мир часто бывает и вреден, и безплоден, и безполезен для тех, которые имеют его». И это действительно так. Внешнее спокойствие, взятое сам по себе, вне Христа, вне устремленности человека к непреходящему, нескончаемому бытию, не есть еще истинное и конечное благо. Внешнее благоденствие человек может употребить очень по-разному, нередко он использует его безцельно, неразумно, разрушительно, во зло как себе, так и другим. В последние времена люди окончательно отойдут от Бога и объединятся в попытках устроить себе мирное сосуществование без Христа, без всяких идеальных устремлений. Если мы обратимся к евангельскому тексту, то увидим, что Христос не только никак не сравнивает Свой мир с внешним благоденствием, но еще и противопоставляет ему. «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам», — сказал Он Своим апостолам (Ин. 14, 27). Как видим, с внешним миром мир Христов не имеет ничего общего и даже противостоит ему. Мир Божий, по толкованию святых отцов, есть такое особое состояние души, при котором человек становится несокрушимым в духе, недвижимым в Боге, уверенным в высшей правде, устойчивым в добре, неподверженным действию страстей. Этот мир осеняет избранных Божиих, хотя и доступен абсолютно каждому. Он становится достоянием тех, кто блюдет себя в верности слову Божию. Этот мир есть следствие того полноценного богообщения, которого не имел в себе даже первый человек при сотворении, и который стал возможен с воплощением Сына Божия. В Послании к Филиппийцам святой апостол Павел называет его миром «превыше всякого ума» (Флп. 4, 7). «Таким его называет апостол потому, что нельзя выразить никаким словом того состояния душевного, которое он производит в тех людях, в сердца которых его внедряет Господь Бог. Спаситель называет его миром от щедрот Его собственных, а не от мира сего, ибо никакое временное земное благополучие не может дать его сердцу человеческому. Он свыше даруется от Самого Господа, почему и называется миром Божиим». Так об этом мире учил великий угодник Божий преподобный Серафим Саровский. О нем-то и возвестили ангелы пастухам на просторах Вифлеема в рождественскую ночь, его-то и воспели, о нем-то и призывали радоваться новозаветное человечество.

Первыми обладателями этого несказанного мира стали праведный Иосиф и Пресвятая Дева Мария, сопровождавшие Младенца Христа от жестоких преследований Ирода в Египет. Несомненность в божественных глаголах осеняла их. Неколебимая уверенность в Боге сопровождала их в изгнании в чужой стране. Внезапная перемена жизни, неустроенность быта, пугающая неопределенность завтрашнего дня, тяжесть гонений услаждались и растворялись преизбытком высшего покоя, который они испытывали возле Богомладенца. Мир Божий, о котором апостол Павел сказал, что он превыше всякого ума, пребывал с ними. Евангелие хранит молчание о деталях египетских скитаний святого семейства. В этом молчании скрыто указание на то, что ничто не смущало их душ в то нелегкое время.

Так происходит с теми, кто удостаивается этого мира. Посреди земных скорбей и гонений они пребывают спокойны и неколебимы духом. Отнюдь не безчувственными и равнодушными, отнюдь не отрешенными от всего и безучастными ко всему, но уверенными в Боге, обладающими полнотой любви, хранящими глубокую умиротворенность. Пусть же эта небесная умиротворенность низойдет и в наши души в эти рождественские дни и успокоит мятущиеся сердца наши немеркнущим светом богомладенца Христа, родившегося в Вифлееме.